"Жираф"

      Вечер, квартира, стол. Лампы свет, учебник, стих. После тяжёлого дня и упорной подготовки к ненужным экзаменам у меня совсем не оставалось сил на повторение стихотворения Гумилева про жирафа. Нет, сам стих я выучила, но, сколько бы ни билась над ним, никак не могла правильно прочитать его. Мне все время казалось, что в моем чтении не хватает чего-то очень важного. Что я только ни пробовала: и анализ прочитала, и послушала известных чтецов, и каждое слово через себя прогоняла. НИ-ЧЕ-ГО.       Как я завтра буду рассказывать это Елене Дмитриевне? Лучше умереть, чем гореть от стыда перед ней, заставлять её краснеть за себя. Я никак не могу подвести свою любимую. Надо срочно что-то придумать. — Доча, ты чего не спишь? Поздно уже, — застав меня держащейся за собственную голову руками, мама обеспокоенно смотрела на эту картину. — Да так, стих учу. Скоро закончу, — желая отмазаться от излишнего внимания, протягиваю я. Но, видимо, все поняв, мама продолжала стоять на своем. — Я весь вечер слушаю, как ты его рассказываешь, Катя, — подойдя поближе, она слегка приобняла меня. — Я уверена, что завтра в твоем дневнике появится красивая пятёрка! Только в школу надо идти со свежей головой. — Знаю, мама, уже ложусь, — не в силах спорить я быстро складываю все в портфель и демонстративно плюхаюсь на кровать. — Спокойной ночи.       Все так же понимающе улыбаясь, мама выключает свет настольной лампы и тихонько выходит из комнаты, пожелав мне сладких снов. Конечно, о хороших оценках, а не об одной прекрасной женщине, покорившей мое сердечко. Что бы я ни делала, из него никак не хотела уходить одна учительница русского языка и литературы. Всего год назад она перевелась в нашу школу, но уже тогда оставила след в душе одной десятиклассницы, которая всеми силами отрицала, что чувствует к ней что-то нежное и трепетное. Делала вид, что ненавидит, а на самом деле боялась признаться себе в любви к молодой учительнице (ей всего двадцать восемь лет). Верила, что все это временное и ветренное пройдёт при встрече с достойным парнем, которым мог стать кто-то из одноклассников или друзей в дворовой компании. Однако в итоге сдалась и открылась новому чувству. Ещё больше радости вселяло знание, что оно взаимно.       Елена Дмитриевна невысокая, но миловидная девушка со светлыми волосами, собранными в аккуратный пучок. Чаще всего она носит белую рубашку, юбку чуть ниже колен, балетки и короткий кардиган бежевого или травянистого цвета. В ее глазах, казалось, смешались морская волна и тепло летнего солнца. Смотря прямо в них, я не чувствую никакого холода и равнодушия. Даже если Елена Дмитриевна злится или грустит, там все ещё теплятся какая-то любовь, свет, надежда. Не каждый может разглядеть их в глубине этих глаз. В школе во время учебных занятий моя любимая ведёт себя достаточно строго и внешне старается не показывать отношение к тем или иным ученикам. Однако на самом деле она очень добрый, светлый человек, который с учетом имеющегося жизненного опыта все ещё смотрит на мир с некоторой долей оптимизма.       Думая об Елене Дмитриевне, трудно сосредоточиться на чем-либо, особенно на сне, о котором я уже могу позабыть этой ночью. Остаётся лишь надеяться, что женщина ненадолго отпустит меня в страну грёз хотя бы под утро. Обычно так и происходит. Однако сегодня все случилось как-то спутанно и быстро: погруженная в образ своей любимой, я не заметила, как она увела нас вдаль от всего реального. Если говорить проще, я всего лишь уснула. Но никаких снов я так и не увидела. Или не смогла вспомнить.       На земную орбиту меня вернул звон будильника в половину седьмого утра. Кое-как пересилив себя, я все же встала с постели и приступила к повседневным ритуалам пробуждения: выполнению зарядки, умыванию, завтраку и сборам в школу. Дома уже никого не было: мама всегда уходит на работу очень рано. Поэтому я сама думаю над завтраком, который обычно состоит из заготовок, заранее отложенных в холодильник. Сегодня это нарезанные колбаса, сыр и хлеб для бутербродов. В качестве напитка я выбрала сладкий чай.       Мой сегодняшний лук — классическая белая рубашка с длинными рукавами, брюки и балетки чёрного цвета. Завершают образ волосы, убранные в высокий хвост. Сверху ещё пришлось надеть тёплую куртку и шапку с шарфом, так как за окном бушевал холодный ветреный ноябрь.       Взяв рюкзак и сменку, я закрыла квартиру и вышла на улицу. Чтобы спокойно дойти до школы, нужно где-то двадцать минут. Поэтому по дороге я успела пару раз про себя повторить выученное стихотворение и заодно посмотреть, как все вокруг изменилось. С деревьев уже давно опали листья, безропотно подчинявшиеся воле ветра или печально ожидавшие первого снега, который полностью накрыл бы их белым покрывалом. Я с нетерпением жду начала снежного сезона, вселяющего в сердце радость приближения нового года, несмотря на гололед, метели и жуткий мороз. Невольно задумавшись о планах на новогодние каникулы, я не заметила, как дошла до школы и даже начала переобуваться, зайдя в неё.       До звонка на первый урок оставалось ещё полчаса, поэтому я решила по пути зайти к Елене Дмитриевне. Она всегда рано приходит в школу, так как является классным руководителем восьмого «А». Сегодня первым уроком у них была физкультура, поэтому кабинет наверняка свободен. Главное, нужно убедиться, что нам никто не помешает. Поднявшись на третий этаж, я прошла к заветному кабинету, но не стала стучаться сразу, так как отчего-то моё сердце резко заколотилось в груди, а взгляд застыл на двери. Видно, волнуюсь перед встречей с ней.       Все-таки немного страшно признаться, что мне не даётся одно простенькое стихотворение. Что же может быть проще?! Да ничего, просто мне нужно больше стараться и не волноваться попусту, чтобы не расстраивать Елену Дмитриевну и себя заодно. Ладно, Катя, закрой глаза, сделай глубокий вдох, не дыши… Выдохни. Посчитай до десяти и заходи. — Катя, милая, что ты стоишь здесь одна? — внезапно дверь распахнулась и наружу выглянуло солнце, которое согревало меня одним только взглядом. — Здравствуйте, Елена Дмитриевна, а я к вам, — услышав родной голос, я тут же просияла и пошла навстречу. — Не заняты? — Не сильно, но нужно писать отчёт, — заметив, что я собираюсь уходить, она добавила. — Если хочешь, можешь посидеть немного со мной.       Пройдя вслед за любимой в класс, я села за первую парту второго ряда, чтобы было удобно смотреть на предмет моего обожания. Во внешнем облике Елены Дмитриевны все совсем иначе, чем всегда. Прежнюю аккуратность и мягкость сменили небрежность и какая-то тяжесть. Пучок на голове, судя по всему, был сделан на скорую руку, отчего вдоль лица висели достаточно толстые пряди волос и вся прическа выглядела растрепанной. Кожа лица бледная, возможно, из-за бессонной ночи или тонального крема. Глаза устало пробегаются по электронным строчкам, часто моргая. Уголки губ и руки слегка подрагивают. Вместо привычной одежды учительница сегодня надела более строгий комплект, состоящий из пиджака и брюк темно-серого цвета, белой рубашки и туфель на невысоком каблуке. Если бы не общее состояние, которое только удручало, я бы сказала, что Елене Дмитриевне очень идет этот образ. Тут что-то не так. Я в этом почти уверена. — С вами все в порядке? — от волнения я даже немного привстала. — Да, просто ночью спалось плохо, — стараясь не отвести взгляд от монитора, тихо пробормотала она. — Почему? Кошмары мучили или работы много было? — не отставала я, желая узнать, что же все-таки случилось. — Ну да, ты же знаешь, что учитель — работа не из благодарных, — невесело усмехнулась моя Лена, махнув рукой на отчёт и выключив компьютер. Видимо, я слишком сильно её отвлекаю. Ладно, шутки в сторону. Мне совсем не нравится её расположение духа. Надо что-то с этим делать. — Пожалуйста, не говорите так, я ведь волнуюсь за вас, — не выдержав, я встала и вплотную подошла к ней, чтобы приобнять и тем самым успокоить. Её и себя. — Катя, ну не все же у меня такие, как ты, — принимая предложенные объятья, Елена Дмитриевна чуть улыбнулась, но в её глазах все ещё плескалась печаль. Усталая, тревожная и какая-то сомневающаяся. Что терзает сердце милой дамы?       Пока я вглядывалась в радужку и зрачки, избегающие прямого контакта, прошло где-то около минуты, чего не могла не заметить моя любимая. Видимо, на что-то решившись, она отстранилась, встала, чтобы запереть дверь, и начала говорить, только вернувшись на место: — Прости, я должна была тебе сразу сказать. Дело в том, что…я сомневаюсь в нас. В том, что я сделала правильный выбор, позволив себе быть с тобой открытой. Нет, я все ещё люблю тебя. Только мне страшно за нас обеих: если кто-то узнает, мы вряд ли выйдем сухими из воды. Меня уволят, а тебя, если не отчислят, то начнут травить одноклассники, учителя, а родители… Ты сама знаешь, что может произойти. Но при этом я совершенно не хочу расставаться с тобой. Понимаешь? — на последнем слове Елена Дмитриевна вновь подняла на меня взгляд, ожидая моей реакции на услышанное. При этом она продолжала заламывать руки, не зная, куда их деть.       Я без понятия, как убедить любимую довериться нам. Поверить, что у нас все ещё впереди, что вместе мы способны пройти через любые преграды. Посмотреть на мир с другой стороны и увидеть, что все возможно. До этого момента я искренне верила, что Елена Дмитриевна все ещё способна сопротивляться «тяжёлому туману» нашего скрепного общества. Но, похоже, это коварное явление добралось и до её светлой души.       Нет, нельзя сдаваться. Ни за что. Так мне говорила Лена. Я найду способ переменить её взгляд на эту проблему. — Я вижу, что все это тревожит тебя, Катя. Но вот-вот начнётся первый урок, а мне не хочется, чтобы тебя отругали за опоздание. Прости ещё раз, встретимся на литературе, — в реальный мир меня вернули любимые губы, легко коснувшиеся моей щеки на прощание.       Слегка покраснев и ещё раз посмотрев на учительницу, я поспешила на занятия. Сейчас у нас должна быть химия, на неё опаздывать нельзя, так как её ведёт строгая завуч. Я забежала в класс как раз по звонку, но меня никто не отругал, так как сама Наталья Викторовна ещё не пришла. Потрясающее везение. Свободных мест почти не осталось, поэтому мне пришлось сесть с Юлей Скворцовой. Обычно я сижу одна: за два года здесь у меня так и не появились друзья, сама не знаю почему. Бывало, иногда я перебрасывалась парой фраз с некоторыми одноклассниками, но на этом все и заканчивалось.       В классе, как ни странно, было довольно тихо. Кажется, не одна я сегодня не выспалась. Все в основном сидели в телефонах или занимались своими делами, кто-то тихо переговаривался друг с другом. Через пару минут эту идиллию прервал приход учителя. За время урока ничего особенного не произошло, даже самые отпетые хулиганы класса вели себя спокойно, потому что не хотели иметь дело с Натальей Викторовной. Уж поверьте, лучше не конфликтовать с ней.       До литературы оставалось три урока: алгебра, геометрия и обществознание. Потом по расписанию идёт ещё классный час, который наша классная иногда отменяет, если плохо себя чувствует или ей нужно срочно куда-то уйти. Хотелось бы, чтобы его отменили и урок с Леной был последним на сегодня. Насколько я помню, после него она тоже свободна. Тогда мы сможем поговорить обо всем. Ладно, надо идти, а то меня сейчас закроют в кабинете химии.       Алгебру и геометрию у нас ведёт Мария Ивановна, молодая женщина лет тридцати, имеющая довольно странный характер. Она не слишком строгая, но любит подколоть незадачливого ученика, порой очень обидно. Из-за этой её особенности мне совсем не нравится ходить на математику, пару раз мне тоже прилетело за излишнюю медлительность, появлявшуюся, когда я усиленно над чем-то думала. Сегодня это повторилось вновь, за что в дневнике было оставлено замечание: "Рассеяна на уроке!". Спасибо, хоть не начала вести очередной стендап.       Кое-как отмучившись, я пошла на предпоследний урок. Его вела в меру строгая и справедливая Ирина Родионовна, часто разбавлявшая материал историями из жизни по теме занятия. Женщина предпенсионного возраста, та ещё любительница поболтать, в хорошем смысле этого слова. Было приятно немного отвлечься от сложных терминов, процессов в экономике, политике и праве, слушая вроде бы то же самое, но в более «переваримом» виде. Голос ещё такой убаюкивающий, когда говорит тихо. Сейчас я так сильно погрузилась в это неторопливое повествование, что звонок с урока слегка оглушил меня.       Через несколько минут, когда мои одноклассники уже вышли в коридор, я только смогла собрать вещи и встать из-за парты. Наблюдая за этим процессом, Ирина Родионовна поинтересовалась, все ли со мной в порядке. Я честно ответила, что задремала под один из рассказов, на что она только рассмеялась и отпустила меня. Вот бы побольше таких хороших людей.       Жаль, улыбка на моем лице сияла недолго: нужно рассказать стихотворение Елене Дмитриевне да придумать, как её успокоить. Об этом я благополучно вспомнила, лишь зайдя в кабинет. Моей ненаглядной почему-то там не было, зато одноклассники успешно расположились и кучками расселись по классу, чтобы заняться чем-то вместе или поболтать. Многие с нескрываемой радостью обсуждали, куда пойдут после уроков. Это навело меня на одну мысль. — Привет, Диана. Почему все так радуются? Галенька снова ушла куда-то? — подошла я к нашей старосте, желая все выяснить. Галенькой или Галькой мы называем нашу классную Галину Владимировну, женщину примерно шестидесяти лет, которая недавно лежала в больнице и после выписки стала регулярно посещать врачей. Несмотря на то, что она человек старой закалки, мы все её очень любим. — Привет. После урока идём домой, Галька снова в поликлинику отправилась, — вежливо подняв на меня взгляд от телефона, ответила Диана. Да, для меня это признак вежливости. В большинстве случаев одноклассники разговаривают со мной, либо не отрываясь от экрана смартфона, либо слушая музыку с одним или двумя наушниками, но с приглушенным звуком. С учителями, конечно, никто из них не посмеет общаться в такой манере, разве что самые отчаянные смельчаки.       Поблагодарив одноклассницу, я села за первую парту второго ряда. Сегодня тут больше никто не сидит, все как обычно. В ожидании начала занятия я решила вновь повторить про себя стихотворение и подумать о нас с Еленой Дмитриевной. Может, читая его, стоит представить на месте лирических героев нас обеих? Допустим, я Гумилев, а Лена — его (моя) возлюбленная. Ведь нигде не было сказано, кто скрывался за женским образом. Анализ расскажу, какой он есть, а смысл у меня будет свой. Так я убью двух зайцев: и стихотворение хорошо прочту, и Лену наведу на нужные мысли. Гениально!       Пока я обдумывала основные детали, прозвенел звонок и пришла Елена Дмитриевна. К концу учебного дня она выглядела чуть опрятней, чем утром, но сильно устала, я это почувствовала. Когда мы ненадолго встретились взглядами, в один момент мне показалось, что на поверхности моря её глаз заплескалась надежда. Предсказуемо урок начался со стиха, но отчего-то я не спешила тянуть руку, а Лена — вызывать меня. Только когда уже трое человек рассказали стихотворение, а ещё один признался, что не выучил его, я решилась выйти перед классом.       Встав на ноги, я почувствовала, как моё тело пронизывает электрический ток, препятствующий движению. Вот, думаешь, что все пройдёт гладко, пока ещё не настало время, а как только соберёшься идти, так все. Пиши пропало. Нет, страхом выступать перед аудиторией я не страдаю. Страшно упасть лицом в грязь перед любимой. Страшно не смочь сказать все, что хотелось. Страшно потерять её.       Так, я почти на месте. Страхи и сомненья прочь. Глубоко вдохнув, а затем выдохнув, я обращаю взгляд к классу и Елене Дмитриевне. Николай Гумилев, «Жираф». Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд. И руки особенно тонки, колени обняв. Послушай: далёко, далёко, на озере Чад Изысканный бродит жираф. Ему грациозная стройность и нега дана, И шкуру его украшает волшебный узор, С которым равняться осмелится только луна, Дробясь и качаясь на влаге широких озер. Вдали он подобен цветным парусам корабля, И бег его плавен, как радостный птичий полет. Я знаю, что много чудесного видит земля, Когда на закате он прячется в мраморный грот. Я знаю веселые сказки таинственных стран Про чёрную деву, про страсть молодого вождя, Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман, Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя. И как я тебе расскажу про тропический сад, Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав. Ты плачешь? Послушай… далёко, на озере Чад Изысканный бродит жираф.       Стараясь сосредоточиться на своих чувствах, я не обратила внимания на реакцию Лены и одноклассников. Но одно я чётко уловила: никто не перебивал меня, почти все слушали, как бы затаив дыхание. Об этом я догадалась, когда ещё где-то пару мгновений в классе нависала громкая тишина, а затем последовали сдержанные, но искренние аплодисменты от некоторых девчонок и мальчишек. Остальные молча ожидали вердикта учителя.       Я кое-как пересилила себя и посмотрела на Елену Дмитриевну. Её лицо сияло, расплывшись в слабой улыбке, а в море глаз вновь будто отражалось солнце, даря свое тепло. Да, с оттенком лёгкой грусти, но именно это и было нужно, чтобы она мне поверила. Поверила в нас и нашу любовь. Знали бы вы, как все внутри меня перевернулось от одного этого взгляда. На душе стало так легко, что казалось, будто сейчас ноги оторвутся от земли и я начну парить над полом, а может, даже летать.       Получив одобрительный кивок, я начала рассказывать анализ стихотворения. Суть заключалась в том, что поэт очень любил путешествовать и хотел поделиться своими впечатлениями с некой героиней, которая была близка ему. Что бы кто ни говорил и ни писал, я все же считаю, что она его возлюбленная. Однако женщина, слишком долго вдыхая «тяжёлый туман», только начала плакать: она не могла увидеть таинственные страны, где побывал её любимый. При этом лирический герой все же не теряет надежды и продолжает утешать милую подругу, рассказывая об изысканном жирафе, что бродит далеко, на озере Чад. — В заключение я хочу сказать, что, на мой взгляд, здесь мог быть еще один смысловой подтекст. Тот туман, что окутал лирическую героиню, это общественные предрассудки, из-за которых она боялась полностью открыться и рассказать о своих чувствах близкому человеку, то есть нашему поэту. А те таинственные страны с их весёлыми сказками "про черную деву и страсть молодого вождя" — это отражение мира, где они могут быть счастливы вместе, несмотря ни на что, — эту интерпретацию я придумала буквально на ходу. Сама не знаю, как так получилось, но она во многом соотносилась с тем, что произошло здесь сегодня утром, как бы отражая наши с Леной переживания. Елена Дмитриевна, в отличие от учителей литературы из моей предыдущей школы, поощряла стремление учеников размышлять над содержанием произведений и выдвигать собственные гипотезы. Поэтому я ни о чем не волновалась. — Спасибо за чудесное прочтение и интересный анализ стихотворения, Катя! Садись, пять, — услышав слова похвалы, я гордо села на место и приготовилась слушать новую тему урока.       Когда же прозвенел звонок на перемену и мы получили домашнее задание, практически весь класс пулей вылетел из кабинета, желая побыстрее забрать вещи и уйти домой. Я же не торопилась, так как хотела узнать мнение Лены обо всем произошедшем. Подождав, пока все выйдут, я закрыла дверь и подошла к ней. — Ну что, как вам? — хоть мой голос и звучал довольно спокойно, на самом деле я сгорала от нетерпения. Всё это сопровождалось победной ухмылкой, которая очень смешила Лену каждый раз. — Даже не знаю, что сказать. Это было так трогательно, особенно твоя мысль… В этот момент я сразу подумала о нас. Знаешь, теперь мне почти не страшно, — неожиданно Елена Дмитриевна встала с кресла, прижала меня к себе и нежно поцеловала в губы.       В объятиях друг друга мы простояли где-то минуту, не желая расходиться. Слыша, как наши сердца бьются наперебой, будто соревнуясь, чьё биение будет звучать громче, я не переставала улыбаться. У меня получилось! Лена поверила! — Ладно, беги быстрей забирать вещи, — перед тем, как отпустить, она поцеловала меня в висок. — Приходи ко мне в гости, буду ждать тебя через час.       Радостно кивнув ей, я вышла из класса и пошла собираться, еле сдерживаясь от того, чтобы не побежать вприпрыжку. Все-таки счастье любит тишину, а завуч и наругать может, что совсем не входит в мои планы на сегодняшний вечер. Вечер, который я проведу вместе с Леной.