Фенечка

Знаете, а ведь не так-то просто лежать и ничего не делать, особенно когда привык находиться в гуще событий, непосредственно участвовать в волнующих переживаний, важных и личных. Но теперь мне приходится пылится в тесной коробочке. Нет-нет, это вовсе не образное выражение. Я уж и не припомню, когда меня доставали на свет или просто касались пальцами. Меня в сердцах забросили в коробку и забыли. А ведь когда-то все было иначе. Своими тонкими пальцами она сплетала мой узор. Черная нитка, синяя, узелок. Синяя нитка, белая, узелок… Леся вязала меня на счастье, на свое. Да, конечно, фенечки обычно дарят, но меня делали для кого-то, кого Леся на тот момент еще не знала, а потому повязала на собственную руку. Так мы и ходили всюду вместе — в школу, на прогулки, на факультативы, в бассейн или на речку. Мы с ней никогда не расставались. И вряд ли в мире был кто-то или что-то, кто знал бы ее лучше меня. Вместе с Лесей мы сдавали экзамены, она теребила мои концы и шептала ответы. А потом, узнав результаты, она смеялась: «Это все моя счастливая фенечка!» И я наполнялась гордостью — это все я, я приношу Лесе счастье. А потом мы поехали учится в другой город и многое прошли вместе. И заселение в общагу, и ссору с подругой, и первую сессию, шумные тусовки и тихие посиделки. Но за два года Леся так и не встретила кого-то, кому могла бы доверить меня — свою счастливую фенечку. На третьем курсе у Леси появилась новая соседка. Нет, мы уже были с ней знакомы, но скорее шапочно. А тут Роки (свое настоящее имя она не любила, о чем и сообщила при знакомстве), узнав, что в нашем блоке освободилось место, сама попросилась к нам. Леся, конечно, согласилась. Она вообще у меня очень дружелюбная, хотя в компаниях предпочитает молчать и не привлекает к себе внимания, и многие считали ее серой мышкой, но это не потому, что ей нечего сказать. С Роки все было по-другому с самого начала. Она с порога заявила: — Я давно к тебе присмотрелась. Еще с первого курса поняла, что ты классная. И Роки переехала к нам. Вместе со своими наручами, берцами, косухой, музыкой и бас-гитарой. Надо признаться, я волновалась за Лесю. Все же образ жизни Роки — с постоянными репетициями, следующими за ним тусовками, рок-концертами — не совсем вязался с моей тихой Лесей. Иногда она ходила «курить» с Роки, но ограничивалась только вдыханием дыма чужих сигарет. Да и на тусовках и концертах никогда не позволяла себе ничего лишнего. Роки же взялась охранять мою Лесю, отшивая тех своих друзей и приятелей, которые слишком навязчиво предлагали выпить или попробовать травку. Надо сказать, что без Роки вряд ли бы такая хорошая девочка нашла себе такую компанию, но я точно чувствовала, что моей Лесе приятна эта забота. Я же по-прежнему всегда была рядом и не оставляла ее ни на минуту, не зная, что скоро мне предстоит покинуть ее руку, а после оказаться в этой дурацкой коробке. Стояла поздняя весна, воздух был наполнен свежими запахами и надеждами. Дни стали длиннее, а ночи — теплее. Роки теперь часто где-то пропадала. Иногда она приходила к закрытию общаги, а чаще — к открытию. До проблем с учебой Роки никогда не доводила, всегда зная, когда следует остановиться. Леся волновалась за нее, но, как всегда, не лезла со своим мнением. Однажды Роки пришла ближе к полуночи, но Леся еще не спала. — Привет, не спишь? — Роки слегка растягивала слова. — Нет, тебя ждала, — пошутила Леся. — Правда? — спросила Роки с придыханием. Она уселась на Лесину кровать, и даже мне стало очевидно, что Роки пьяна. — Роки, правда в том, что уже поздно, нам пора ложиться. — Можно я лягу с тобой? — Ты в последнее время избегаешь меня. Я не понимаю… — Тише, тише. И Роки просто поцеловала Лесю, мою девочку, которую еще никто не целовал, но я-то знаю, как мечтала она о любви. Сердечко ее зашлось в бешенном ритме, но она не отстранилась, нет, а ответила робко и неумело, но полностью отдаваясь процессу. И некому было остановить их. Лесины руки перебирали выкрашенные в голубой короткие волосы Роки. А та уже залезла к Лесе под майку, отодвинула бюстгальтер и принялась гладить и сжимать мягкие груди, чуть пощипывая соски. Леся по наитию повторяла за Роки. Ее правая рука, на которой компанию мне составляли еще несколько бисерных, деревянных и один серебряный браслет, оказывалась то на небольшой груди Роки, то очерчивала кожу живота, не решаясь спускаться ниже… Впрочем, Роки явно знала, что делать. Скоро Леся утратила всякую способность внятно соображать, а просто раскрывалась навстречу ласкам, хаотично гладя Роки, там куда могла дотянуться. Проснулись они обнявшись. Роки рассеяно гладила пушистые волосы Леси, но куда целомудреннее, чем ночью. — Леся, прости меня, мне не следовало… — Я тебе нравлюсь? — Что? Конечно. Я думала, если буду поменьше на тебя смотреть, будет легче справиться с этим. А вчера я не сдержалась. — Мне было хорошо с тобой. А тебе? — Очень. Но… — Вот и все, что важно. Дай мне полминутки. Леся села, одеяло сползло, обнажая грудь, и Роки просто смотрела на нее. Леся же неловко левой рукой развязывала мой узелок. И ей это удалось, хоть и не сразу. Она провела по мне двумя пальцами, словно лаская напоследок. — Я связала эту фенечку в шестнадцать. Для тебя, хоть и не знала этого. И Леся повязала меня на левую руку Роки. Я словно оглохла от новых ощущений. И далеко не сразу пришла в себя. Первое время все было хорошо. Я постоянно оказывалась рядом с Лесей, касалась ее кожи и понимала, что она счастлива. Но потом что-то пошло не так. Роки все чаще уходила. И мы с ней бывали в каких-то странных и неприятных местах. Я радовалась только тому, что с нами не было Леси — ей явно это ни к чему. Но все чаще Леся была печальна. И все реже Роки держала ее за руку. А однажды в конце июня просто сказала: — В моей старой комнате освободилось место. Я переезжаю. Леся ничего не ответила. Только пожала плечами. В этот же вечер Роки собрала свои наручи, берцы, косуху, музыку и бас-гитару. Только меня она положила на Лесину тумбочку. Леся в тот вечер долго сжимала меня в своей ладошке. Плакала. Сходила в ларек и купила пачку сигарет. Пыталась курить, но давилась дымом. И снова плакала. Потом закатала рукав повыше и прижгла окурком свою тонкую нежную кожу. И заплакала уже от боли физической. А потом я оказалась в коробке. Все многочисленные браслетики и фенечки время от времени выходили из этой коробочки, хотя бы на время, а я же вскоре оказалась на самом дне, погребенная другими украшениями. Я не знаю, сколько времени прошло с тех пор. Я не знаю, где я сейчас. Может, уже давно вместе со всем содержимым коробки я лежу на свалке? Но тут я почувствовала, что в коробку проник свет. Кто-то открыл ее. Это Леся! Леся! Я узнала ее голос! — О, кажется, тут мои старые украшения. Не разбирала ее с переезда. — Мам, покажи. — Хорошо, Рита, можешь выбрать, что понравится. Как же я волновалась, когда всю коробку просто перевернули и я оказалась сверху кучи браслетов — бисерных, деревянных, металлических … — Ой, это фенечка? Кто ее тебе подарил? — Я сама вязала. — Правда? А можно я ее возьму? — Рита, она же совсем старая, посмотри, какая пыльная. — А я ее с мылом помою! — Ну, если ты так хочешь — бери. И я поняла, что теперь все будет хорошо. Я принесу тебе счастье, Рита!