Чёрно-белое и рыжее

— Что это? — недовольно пробурчала Саманта Скалли, вяло гоняя свой ужин ложкой по тарелке. — Суп из ветчины, вареной картошки, тушеного лука и капусты, — лаконично ответила ее сестра, сидевшая напротив за маленьким кухонным столом. Этот разговор в том или ином виде они вели каждый вечер. После внесения платы за аренду, за отопление их маленького жилища и за обучение Даны в медицинском колледже оставалось не так много денег, чтобы наполнить стол едой. Когда их отец был убит на судне «Аризона» в Перл Харбор, мать получила выплату в десять тысяч долларов. Она выбивалась из сил, пытаясь в одиночку вырастить двух дочерей, но средства быстро заканчивались и с трудом поддавались восстановлению. Немного поправить положение удавалось присматривая за маленькими детьми других вдов военных, работавших поварихами, горничными или секретаршами. Когда однажды мать занемогла, дочери решили, что это один из вездесущих вирусов, которые часто разносят малыши. Но затем начались головные боли, и врачи одной из дорогостоящих больниц подтвердили страшный диагноз: рак. Мать умерла шесть месяцев назад, но Дане до сих пор казалось, что она вот-вот ворвется в двери их квартиры, раскрасневшаяся после подъёма на три лестничных пролета. — Убеждена, что именно такая еда и вынудила наших предков покинуть Ирландию, — проворчала Саманта, прерывая меланхоличные размышления Даны. — Саманта… — Серьезно, Дана, это не может продолжаться, или я уеду жить в Огайо к дяде Чарли. — Об этом не может быть и речи. Мы должны держаться вместе, Сэм. Так хотела мама. Мне остался один семестр до окончания колледжа, а затем я найду работу в больнице на полный день, и все станет гораздо лучше, — растолковывала старшая сестра, молясь про себя, чтобы именно так все и сложилось. — Но нам нужно чем-то питаться! Я вижу три выхода из ситуации: съехать с этой квартиры… Саманта, конечно, не думала, что такое возможно, и ответ был предсказуем: — И где мы будем жить? Под мостом? — Или ты можешь отложить окончание учебы пока мы не встанем на ноги, — продолжала Саманта. Дана протестующе замотала головой: — Диплом медсестры приносит отличный доход… для женщины. — Либо я могу устроиться в кафе или бар, где мое избыточное обаяние и остроумие помогут получать много чаевых, — закончила Саманта, триумфально улыбаясь. Дана чувствовала, что сестра загнала ее в логическую ловушку. Если бы их родители были живы, они бы ни за что не допустили, чтобы любая из дочерей работала официанткой в питейном заведении. Но родителей не было рядом, а сложное решение должно быть принято. *** Когда командир вошёл в их армейскую палатку, Малдер, растянувшись, лежал на узкой койке, давая отдых своим покрытым волдырями пяткам под тонкими шерстяными носками. Вскочив на ноги, он споткнулся о собственные ботинки, тут же попытался выпрямиться, пока не случилось какого-нибудь ещё конфуза, и запоздало отдал честь. — Вольно, рядовой Малдер, — рыкнул лейтенант Кёрш, не обращая внимания на несоответствующий уставу внешний вид подчиненного. — Есть, сэр! — Как вы управляетесь с фотоаппаратом, рядовой? — Прошу прощения, сэр? — Капрал Уилсон убит вчера. Он был нашим штатным фотографом. Учитывая, что вы постоянно ошивались с ним рядом, а также ваши крайне сомнительные навыки стрельбы, я принял решение заменить его вами. Так что берите камеру и фотографируйте все подряд. Как будто стреляете из автомата, с той лишь разницей, что целиться придется в своих сослуживцев, и кроме того, я рассчитываю, что вы больше не промахнетесь. — О, хорошо… То есть, слушаюсь, сэр! Это… значит ли это, что мне не нужно идти на передовую? — робко спросил Малдер, впервые с тех пор, как поступил на службу, чувствуя слабый трепет оптимизма. — Вы будете в авангарде, рядовой Малдер. Но вместо пуль мы вооружим вас фотопленкой. Мне бы впору сетовать на пустую трату боеспособной единицы, но я, к сожалению, в полной мере лицезрел ваши способности к стрельбе. Без дальнейших расшаркиваний лейтенант вышел, оставив Малдера стоять у своей кровати полуодетым, но с потрёпанным дальномерным «Контаксом» в руках. Несмотря на мрачность последних слов лейтенанта, тлеющий уголёк азарта теплым пламенем разгорался у него внутри. *** Уходящая вдаль дорога, под ровным уклоном спускающаяся к маленькой деревушке. Испачканные копотью приземистые постройки, оставленные тевтонскими рыцарями, скрытые штриховкой темных стволов деревьев и сливочного цвета плетней. Изящный эллипс каменного моста, перекинутого через мутный водоворот. Облака цвета сепии и чуть вдали — пытающийся остаться незамеченным разведывательный самолет люфтваффе. *** Громкий треск болтовни в таверне «Болото» смолк до еле слышного шёпота, когда высокий, самодовольного вида мужчина вошёл внутрь в сопровождении свиты. Хозяин тут же поспешил приветствовать гостя: — Добрый вечер, сенатор! Чрезвычайно рад вас видеть. Желаете вашу обычную приватную комнату? Пожилой джентльмен взглядом сканировал зал, словно коршун в поисках добычи. Из его тонких губ вырывался шлейф сигаретного дыма. Он неопределенно-утвердительно хмыкнул. — Я отправлю вашу постоянную официантку все подготовить. Хозяин встретился глазами с Моникой, одной из старших официанток и фавориткой сенатора, которой она стала благодаря выраженному гэлльскому акценту и необычайной старательности. Кивок головой в сторону задней комнаты означал, что находящиеся там посетители должны немедленно уйти. — Нееет, — сквозь зубы лениво протянул сенатор, устремляя взгляд на пустой столик возле барной стойки, где рыжеволосая официантка аккуратно составляла пустые стаканы на поднос. — Я хочу вон ту. — О, эта совсем новенькая, сенатор. Быть может, вы предпочтёте кого-нибудь из более опытных девушек, если ищете разнообразия… — Делай как я сказал, Мёрфи! Я хочу эту. Как ее зовут? Хозяину и в голову не приходило, что высокопоставленный гость может заинтересоваться новенькой, и потому он до сих пор не придумал для нее псевдонима. Он вообще не был уверен, сможет ли девчонка у него работать, хотя внешне, со своей сливочно-кремовой кожей и волосами цвета запекшейся крови, она идеально вписывалась в стиль заведения. Судя по документам, ей стукнуло двадцать, но на вид можно было дать максимум пятнадцать. Именно тот типаж, который предпочитал сенатор. — Саманта. Саманта Скалли. Настоящая ирландка. Устроилась к нам только на прошлой неделе. Глаза старика блеснули. — Тем лучше. *** Саманта как вихрь ворвалась в квартиру через парадную дверь. Ее волосы взъерошил неприветливый февральский ветер, а сама она была так возбуждена, что едва не танцевала. — Дана, случилось кое-что потрясающее! Ты никогда не догадаешься! От природы Саманта была склонна к экзальтации, но с того момента, как умерла их мать, Дана едва ли хоть раз видела сестру столь оживленной. А потому убрала ложку, которой помешивала готовящийся ужин, и с любопытством склонила голову набок. — В свою первую рабочую смену в «Болоте» я думала только о том, как бы не пролить пиво на посетителей и не перепутать заказы. И вдруг хозяин, мистер Мёрфи, позвал меня обслужить компанию важных гостей. Они сидели в отдельной комнате, куда раньше мне запрещалось заходить. Оказывается, там так роскошно! А посетители… ты ни за что не поверишь, но это оказались политики! Мне было так страшно, от ужаса просто ничего не соображала. Переживала, что скажу какую-нибудь глупость или опрокину бокал на кого-нибудь из них. А один джентльмен — он у них главный, потому что все остальные его слушались, — был так добр со мной, так обходителен! Прямо… как в высшем обществе! И… никогда не угадаешь!.. — тут Саманта сделала драматическую паузу для пущего эффекта. — Он оставил мне пятьдесят долларов чаевых! — Что? — воскликнула Дана, с грохотом уронив на пол позабытую ложку. — Пятьдесят долларов! Они тут. Я засунула их в… ну, в нижнее белье. Была уверена, что по дороге домой нарвусь на грабителей. Саманта отвернулась от сестры и, покопавшись в недрах своего лифчика, с триумфальным видом повернулась обратно, вскинув над головой руку с зажатыми в ней пятью хрустящими десятидолларовыми купюрами. — Не понимаю, — Дана наконец обрела дар речи. — Они заказали пива на двадцать пять центов и оставили чаевыми пятьдесят долларов? Какая-то бессмыслица. — О, этот джентльмен не пил пиво. Я принесла ему порцию лучшего «Глен Гранта» , но он лишь пригубил его. А в основном курил и слушал болтовню своих друзей. У него самая элегантная зажигалка из всех, какие я когда-либо видела. Чистое золото, клянусь! Думаю, ему доводилось встречаться с президентом Трумэном. И с Рузвельтом! Я знаю, что ты очень высокого мнения о Рузвельте, Дана. Господь да упокоит его душу… — Как зовут этого джентльмена? — спросила Дана. — Не знаю. Все вокруг называли его «сенатор». Мистер Мёрфи говорит, что он постоянный посетитель нашей таверны и что для меня большая честь быть выбранной, чтобы прислуживать им. Кто знает, вдруг он придет снова на следующей неделе? Пятьдесят долларов — это больше, чем я получу за целый месяц, надраивая столы и стаканы! И подумать только, что ты не хотела отпустить меня работать в таверну, Дана! Ты говорила, что мне придется общаться только с пьяницами и бродягами, а я обслуживаю одного из самых влиятельных людей в Вашингтоне! — Это меня и беспокоит. Почему группа политиков пьет в захудалом ирландском пабе? — Тю! Ты сердишься, потому что я доказала, что ты ошибалась! А что это за ужасный запах? — Это должен был быть наш ужин, но сейчас ты ведёшь нас праздновать свою удачу, — Дана наконец улыбнулась, радуясь заработку сестры. Может быть, все действительно изменится к лучшему.