На Ла-Манш

Это обязательно будет где-то рядом с пляжем: прибрежная забегаловка с легким салатом из авокадо за 12 евро, соль на загорелой коже, мед лени по всему телу. Это обязательно будет Martini Bianco, заразительный смех играющих в пляжный волейбол и книга средней паршивости – никаких тяжелых размышлений, к черту достоевщину. Только счастливый финал в конце, только абстрактные «он» и «она», только обжигающие признания – хочется найти любовь красивую, пусть даже и на страницах бульварного романа. Откровенно говоря, вакансия на лучшую мечту открыта, предложения присылайте на домашний адрес. Сережа не против и шума прибоя вдалеке, и симпатичного официанта. Взглядом можно пересечься сроком куда больше социально-одобряемых 10 секунд и позволить себе раствориться в игривой бессмысленности происходящего. Он забудет Разумовского сразу после работы, возможно где-то в глубине памяти останется смятый огрызок чьих-то загорелых ног в синих босоножках и яркая улыбка. И Сережа тоже его больше никогда не вспомнит, глядя в зеркало. В отражении кожа цвета кофе из автомата в аэропорту – сладкая бурда, где молока больше чем зерен, морщинки исключительно рядом с глазами и заломы кожи в уголках рта. Лицо станет картой по собственной жизни с выделенными для туристов остановками на перекус. Незаметный шрам над бровью – в детстве Сережа умел прыгать до люстры на пружинистом диване, но однажды пилот не справился с управлением и неудачно приземлился лбом на край телевизора. Веснушки по всему телу – признак теплых поцелуев солнца. Синеватые круги под глазами, как бренчащая медаль на зеленом мундире за подвиги ночей без сна. Возможных «будет» много, но и «было» у него тоже предостаточно, воспоминания пестрыми фантиками лежат в кармане зимнего пальто. Как настоящая жадина, Сережа возьмет их все с собой и станет Коробочкой распихивать по углам квартиры – ничего не выкинет, сохранит все хотя бы в качестве гербария. В конце концов, пока не наступит беспощадное Завтра, очередной бой, у него есть родное Вчера. Марафону еще не дали старт, но Сегодня, стоя со свистком в зубах, уже направил в воздух пистолет. Он нервно смотрит на часы: тик – так, тик – так. Строго между нами, хочется от этого неминуемого Сегодня бежать до хрипоты в легких и колик в боку. Далеко – далеко и без пересадок, ничего, спину потом разогнем. Желательно на Ла-Манш. Вода там холодная до жути: говорят, что в первые минуты ноги немеют даже у опытных пловцов. Сережа холод ненавидит каждой частичкой души, спасибо, хватает и внутреннего обморожения. Несмотря на это, он будет плескать ноги в ледяной воде, зуб на зуб не попадет, трястись станет как стиральная машинка, ей богу. Свалится потом с температурой под сорок. Но на Ла-Манш все равно убежит, готов покляться всем, что осталось. Откровенно говоря, почти ничего не осталось. Он полный банкрот без особых переспектив на восстановление. Сережа рванет так, что только сверкающие пятки и будет видно. Ведь даже если Ла-Манш станет холоднее Эвереста и Антарктиды, он ничего не отберет. К черту обманчиво теплый Питер, если мерзавец только и делает, что обкрадывает. Нарочно не скрываясь, ведь прекрасно осознает свое полное превосходство и Сережину беспомощность. Топырит венозные пальцы в тяжелых кольцах и хихикает, глядя, как Разумовский щурит глаза, стараясь не расплакаться пятилетним ребенком. У Сережи в арсенале только фантики Вчера и непредсказуемость Завтра. Цыганская чуйка, потягиваясь черной кошкой и выпуская напоказ когти, шепчет : «То ли еще будет». Последний бой, он трудный самый. Знать бы еще, когда последний. Сережа сидит за игральным столом с Питером: он собрал фулл-хаус, от запястий за версту несет душным парфюмом. У Разумовского пара мелких троек и дама пик, на чьих руках калачиком свернулся булгаковский Бегемот. Открыв желтый глаз, он подмигивает Сереже совершенно по-человечески: - Сыграем?