Лжец

      Зоро лжец. И Зоро это понимает. Усопп в сравнении с ним — жалкий дилетант, нагло косящий под высокоуровнего профи. Но в некоторых моментах Зоро действительно не может сказать правду. Просто не может.       Например, он не сумеет рассказать, почему их капитан каждый раз просыпается в каюте и укрытый чем-то из вещей старпома, хотя засыпал явно без них и вообще на палубе. Капитан не скажет, что сквозь сон слышал его голос и ощущал его тепло, но определенно об этом подумает. И не раз. Особенно, когда проснется в каюте и в его вещах снова. Зоро проследит.       Или, Зоро никогда не сознается, что он давно уже становится сильнее лишь для него. Для того, чтобы желающие снести дорогостоящую голову Луффи застряли на его старпоме. Чтобы не смогли добраться, поцарапать, коснуться, увидеть. Чтобы, даже с ценой за свою жизнь всех денег этого мира, Луффи беззаботно улыбался и не знал, как день за днем его пытаются убить, а на теле его Зоро прибавляется шрамов. Зоро позаботится.       Либо, Зоро точно не скажет, почему находит Луффи всегда, хотя сам теряется постоянно. Просто взгляд Зоро прикован только к нему одному, где б они ни были и с кем бы ни дрались. Зоро всегда, всегда смотрит на его спину, которую сам себе поклялся защищать, за которой сам для себя решил идти и быть рядом в любой, даже самой опасной, самой смертельной — для врагов, не для них — ситуации. Зоро сможет.       А еще Зоро ни за что не позволит узнать о своей ревности. О том, что он так разозлился, потому что приревновал из-за Траффи, которого Луффи на эмоциях обнял за шею. Просто потому что Луффи часто обнимает кого-то, даже Зоро, но никогда это не несет в себе конкретного подтекста. Однако Зоро разозлится все равно. Траффи, конечно, ничего не поймет и покрутит виском у пальца. И Зоро разозлится снова. А Луффи просто как обычно рассмеется, ведь даже не узнает о его ревности. Зоро постарается.       Кроме того, Зоро, конечно же, скроет, почему ему нравятся прикосновения Луффи. Нравится, когда он трогает без разрешения, чтобы напугать или «вернуть» на корабль, чтоб развернуть в другую сторону или просто потому что, без конкретного подтекста. Нравится чувствовать его тепло и натиск тонких, но сильных рук, нравятся даже совместные спарринги и тренировки, где непременно надо касаться. Зоро скроет, что ему это нравится. Зоро попробует.       И уж точно Зоро навсегда умолчит о поцелуе. Об их первом поцелуе, когда во время очередного пира Луффи был пьян и сам полез к нему обниматься — как обычно, без конкретного подтекста, — а потом уснул на его плече и спал долго-долго, улыбаясь своим видениям и прижимаясь ближе, снова слыша сквозь сон его голос и ощущая его тепло. Этот заветный и такой пьянящий поцелуй Зоро унесет с собой в могилу. Зоро давно пьян Луффи по уши. Зоро сдержится.       И, конечно же, Зоро ему не признается, что любит. Любит так сильно, что самому порой страшно. Любит до искр в глазу и огня в сердце, до боли, до отчаяния, до всех самых далеких вселенных, до смерти и воскрешения, до помутнения рассудка. До такой степени, что становится больно дышать от одной лишь увиденной улыбки. Любит настолько, что уже не в состоянии молчать об этом. Но и высказать всю эту любовь сможет лишь его сердце, при виде Луффи трепетно замирающее, словно в штиль. Зоро будет утаивать это, сколько возможно. Зоро обещает.       Зоро не скажет. Никогда и ничего из этого. Ведь Зоро лжец. И Зоро это понимает.       Правда, Луффи понимает это тоже.