Заходят в трактир колдун, лжебог и узурпатор

Я вижу, как волны катятся на берег, как ветер поднимает золу с кострищ, как качаются над северным морем тонкие сосны, цепляясь за скалы. Я иду вверх по каменным ступеням, поднимаю взгляд к чешуйчатому куполу храма, посеревшему от времени и соли срубу, потому что у меня нет иного выхода. С меня хватит пустых обещаний, что она вернётся домой. Прошло уже больше месяца с тех пор, как они забрали сестру. Они клялись, что не отдадут её в жертву, что она станет одной из послушниц. Что богу нашего острова не нужна человеческая кровь, как всем этим чудовищам, сидящим выше ярлов и князей. Но домой сестра так и не вернулась. Даже думать не хочу, что Пряха уготовала ей пережить в этих глухих бревенчатых стенах, среди лампад и хмарного дыма. Прочие послушницы редко показывались на глаза: выходили скорбной вереницей к пристани лишь на похоронах, проводить очередную лодку, да работали в саду за высоким забором. Что с ними делал их бог, затянутый в чёрные одежды Аксенте, отчего тускнели их глаза, не поднимаясь от подолов платьев, и подумать страшно. Аксенте и раньше брал жертвы из числа жителей острова, и слепы мы были, надеясь, что наш дом беда обойдёт стороной. Не обошла. И как Весну забрали, так сильнее прежнего запил отец, громче запричитала мать, глядя через окна рыбьего пузыря на неспокойное море, да натирая проржавевшую посуду. Мне не найти утешения ни в тренировках с оружием, ни в работе, ни в опаршивевшем запахе спирта. Хватит с меня, вернуть надо Весну и уплыть с ней прочь отсюда, на большую землю. Прекращая бороться с неизбежным, я открываю двери и шагаю в зелёный сумрак, ловлю на себе подвижные отблески воды и кристаллов. Вижу скопище фигур в тёмных одеждах. Они толпятся возле алтаря, где, корчась в хватке пут и рук, лежит моя сестра. Её тело омывает зелёная вода, покрывают чёрные колдовские знаки, змеящиеся по белой коже. Она борется не с окружившими её жрецами, но с болью, от которой немеют её конечности, и безволие расползается по венам, точно колдовская зараза. — Вестар! — кричит она. Но тотчас как жрецы оборачиваются, дабы спустить псов на меня, нарушившего таинство ритуала, ею завладевает нечто иное. Голова запрокидывается, от резкого рывка её отпускают руки, но она не падает, словно её держит сам воздух да пар, поднимающийся от светящейся воды. Я бросаюсь к ней, хватаю рукоятку ножа у пояса, готовый отбить её у этих живодёров. Но Весна замирает над паром, точно тот держит её в бесцеремонно открытой хватке. Что бы это ни было, но оно забирается в её плоть, рот Весны распахивается в беззвучном крике, тело ломается и мнётся под лапами этого существа. Вода под ней багровеет, и ярче пылают кристаллы, и густеет сумрак в этих стенах, меж патиновых скульптур. Взгляды статуй устремляются на меня, трещит и сыплется неподвижный камень. Жрецы падают ниц, возводят руки над головами, не смея откинуть глубоких капюшонов. Я медленно пячусь от жаркого дыхания воды, от пульсирующего света, обнимающего тело Весны. Я вижу, как она сражается без единого шанса, как от удара к удару сдаётся её душа. Она опускается на ноги, и на её нагие плечи набрасывают чёрную ткань, волосы липнут к испарине измождённого лица. Сестра поднимает голову, и я замираю. Я смотрю в её глаза, в один миг ставшие чужими, слышу эхо её последнего крика, и не могу двинуться с места. Её больше нет, осталась лишь оболочка, пустой сосуд для жадной души. Бог с её лицом улыбается мне. Его губы измазаны кровью. И мне до того страшно, что руки не слушаются, когда он перешагивает каменный борт, не сводя с меня взгляда.