Я знаю твой свет - он слишком яркий в этой тьме.
Противный холодок гуляет по телу, вызывая мелкую дрожь. Вечер медленно вступает в свои права, и сгущающиеся тени извиваются, медленно захватывая все больше пустых улиц. Клубящийся белесый туман стелется по земле, подбираясь к ногам. Его призрачные полупрозрачные белые пальцы, касаясь голых щиколоток, холодят кожу и словно хотят утащить. Ветер лениво играет опавшей листвой, и кроме тихого шебуршания не слышно ни единого звука. Слишком тихо. С силой сжав кулаки, так что короткие ногти впиваются в ладони, оставляя краснеющие следы, Сехун пытается успокоить постоянно сбивающееся дыхание и заходящееся в испуге сердце. Пытается поймать взглядом малейшие движения наступающей тьмы и осторожно, как можно тише, ступает назад, чтобы белые пальцы не дотянулись до него. Белый туман ― это неприкаянные души, слишком долго скитавшиеся среди живых. Чем он гуще, тем больше отчаяния и боли. Глупая проверка на храбрость, желание доказать свою смелость. Что именно из-за этого он сейчас в сумерках посреди пустой улицы, Сехун вспоминать не хочет. Клубы тумана застилают все вокруг, и вместе с ним тихие голоса и скрежет заполняют тишину. Началось. Резкий порыв холодного ветра сильно толкает в грудь, кидая в лицо ворох мокрых от недавнего дождя листьев, заставляя зажмуриться и закрыться согнутыми в локтях руками. По спине пробегает холод, Сехун сильнее сжимает кулаки ― за спиной частое тяжелое дыхание. Черные псы. Сердце начинает биться быстрее прежнего, в голове бешено вращается одна единственная мысль ― бежать. Сехун слышит утробный рык и голодный скулеж, слышит, как демоническое животное втягивает воздух с запахом его страха. - Беги, - как сквозь вакуум слышит шепот Сехун и срывается с места, разрывая туман в клочья. Времени соображать, откуда среди демонов отдаленно знакомый голос, нет. Сехун несется, не разбирая дороги, лишь бы убежать как можно дальше. Бешено бьющиеся сердце и громкое дыхание не дают услышать вой и тихие прыжки следом.~
- Чертовы шавки, - зло бросает Лухан, поднимаясь с мокрого асфальта. Ладони и правое колено, на которые пришлось приземление, ощутимо саднит, прокушенная рука горит огнем. Зажимая рану, Лухан оглядывается: вокруг дымящиеся трупы черных псов, что медленно рассыпаются таким же черным пеплом, и поодаль лежащий на грязных листьях мальчишка. - Черт. Лухан пытается найти в карманах зажигалку. Когда маленький металлический предмет наконец попадает в ладонь, чиркает колесиком, пока не загорается маленький трепещущий огонек. - И где тебя черти носят, летучая мышь, - шипит Лухан, зажимая чужую рану. Горячая кровь резко контрастирует с холодным осенним воздухом и мокрыми листьями, липнущими к исцарапанному колену. Секунды тянутся вечность, и, когда уже наступившая тьма озаряется короткой вспышкой огня, Лухан смотрит в упор на появившегося Криса: - Быстрее.~
Прежде чем упасть, Сехун оборачивается, успевая заметить быстрые и грациозные движения, после которых черные демоны шумно падают на асфальт и их светящиеся красным глаза тускнеют; видит, как один из псов сбивает парня с ног, впиваясь в выставленную в защиту руку. Асфальт встречает мокрыми листьями, а сверху нависает оскаленная пасть с острыми клыками, из которой вырывается белое и холодное, как туман, дыхание. Лежа на земле, Сехун чувствует, как из разодранного горла и плеча сочится кровь, как вместе с ней его тело покидает живое тепло, вместо которого приходит мертвый холод, дышать становится слишком трудно и больно, но быстро приближающийся размытый силуэт отвлекает. Холодные руки, зажимающие его раны, почему-то согревают, Сехун пытается сфокусировать взгляд, и, когда сил все же хватает, чтобы рассмотреть лицо, думает, что, если умрет в этих руках, то все в порядке. Умирать на руках ангела не страшно, пусть его лицо и руки перепачканы кровью ― все равно он прекрасен. После чужого света пришедшая тьма кажется еще темней, но Сехун улыбается ― холодные пальцы все еще согревают.***
Первые лучи утреннего солнца скользят по спящему городу, разгоняя спрятавшуюся в самых потайных углах тьму. Вдали от высоток, в чаще густого леса, в большом деревянном доме на втором этаже в ванной шумит вода. Горячая струи оставляет красные разводы на белом кафеле. Рядом с душем валяются грязные, в кровавых пятнах, не подлежащие восстановлению вещи. Лухан сидит неподвижно, пока Исин сосредоточенно перебинтовывает его руку и наклеивает пластыри на небольшие царапины. - Ты его знаешь? - спрашивает он, не отрываясь от своего дела. Лухан не отвечает, отворачивается и смотрит в окно. Он бы очень хотел не знать. Но сколько бы он не бежал, результат неизменен. - Хен, я, кажется, люблю тебя. - Значит, знаешь, - сам себе отвечает Исин. - Не хочешь побыть с ним? - Не говори так, будто он собрался умирать, - так же глядя в окно. - Лухан, - Лэй хмурит брови, смотря вслед вышедшему из комнаты старшему. Дверь кажется непреодолимой преградой, которую Лухан сам так старательно возводил долгое время. Только все оказалось зря. Он встретил Сехуна снова. Снова позволил ему балансировать между жизнью и смертью, и в какую сторону склонится чаша весов на этот раз он не знает. Лухан одергивает руку и съезжает по стенке, закрывая глаза. - Хен, ты светишься, - по-детски, с неподдельным восторгом. - Не говори ерунды. - Правда, светишься, - немного обиженно. - Ладно. Ты тоже. - Правда? И какой же он, мой свет? - воодушевленно. - Яркий. Даже слишком. Но мне нравится. - Хен... Я, кажется, хочу быть с тобой всегда, - после минутного молчания. - Я хочу быть твоим светом. - Дурак. - Это ты дурак, - говорит тихо появившийся Фань, открывая дверь и смотря укоризненно. - Вы друг друга стоите. Лухан медленно поднимается с пола, неуверенно ступает в открытую дверь, слышит щелчок закрывшейся двери и удаляющиеся шаги Криса. Переводит взгляд на кровать: бледная кожа, осунувшееся лицо и много бинтов с красными разводами, идущих от шеи и уходящих под одеяло. - Даже в таком состоянии, твой свет слишком яркий. - Ты похож на ангела. Кто ты? - хриплым шепотом спрашивает очнувшийся Сехун. Перед глазами плывет, поворачивать голову невыносимо больно, но чужой свет притягивает. - Расскажу, когда придешь в себя. Дышать тоже больно и напрягать хоть какую-то часть тела или мышцу тоже, но Сехун все же улыбается: - Хорошо. - Какой он, мой свет? - Вопрос соскальзывает с языка быстрее, чем Лухан успевает понять, какую глупость совершил. Но сказанного не воротишь, а сердце замирает в ожидании ответа. Сехун молчит, этот вопрос кажется ему слишком знакомым. Когда-то он спрашивал то же самое. Или ему только кажется? Но слова, рвущиеся наружу, словно были заготовлены заранее: - Такой, который я люблю.P.S Спасибо за прочтение