хочется

поле восемнадцать, значит он может сам решать, что плохо, а что хорошо. поэтому он сам решает, что влюбиться до беспамятства в анастасия кузьмина хорошая идея. он первокурсник лингвистического факультета, от него пахнет цитрусами и он любит мешковатые вещи, разноцветные носки и друзей своего брата. в особенности стасю. он видит его в этой сраной чёрной водолазке и таких же чёрных брюках, подчёркивающих его такую, сука, соблазнительную и до безумия красивую фигуру. он видит эти длинные пальцы, на которых красуются наверняка дорогие кольца. он видит эту улыбку, когда паша снова затирает про то, какие все вокруг балбесы и слышит этот голос, отвечающий что-то вроде «кто бы говорил». он видит его глаза, направленные прямо на него, и умирает на месте. в ту самую секунду он понимает, что эти глаза будут появляться на всех полях его студенческих тетрадей. стас быстро уходит, желает всем доброй ночи и пока поля закрывает за ним дверь, рекомендует следить за его братом. ипполит ещё минуту переводит дыхание, потому что чужие пальцы невзначай коснулись его пальцев, заставляя всё тело почувствовать внезапную волну мурашек. поля не хочет возвращаться в гостинную, там больше нет этого статного и подтянутого тела, которое так хочется видеть перед собой каждую секунду и ощущать прикосновение этих пальцев везде. хочется его тепло чувствовать на себе. утром поля спрашивает у серёжи что за тип вчера приходил со всеми ребятами, ведь он его раньше не видел. – а, так это анастасий кузьмин, – старший отпивает горячего чая, который заботливо заварил миша, оставшийся на ночь и теперь принимающий душ в их скромной, но двушке, – я с ним учился, он потом куда-то переехал, а сейчас опять вернулся... – речь сережи (не)удачно перебивает зазвонивший телефон. в следующий раз, когда поля видит стаса, тот в свободной рубашке, тех же брюках и кольцах. с той же улыбкой. с тем же тёплым голосом. – как там в институте? – стас перемешивает сахар не касаясь ложкой стенок чашки. поля стоит напротив, ставит стакан воды на стол и мгновенно всё выпивает, потому что в квартире становится внезапно жарко. стас выглядит слишком. весь такой серьёзный, с причёской красиво уложенной, со скулами такими острыми, что порезаться об них прямо сейчас хочется. – скучно, – пожимает плечами поля, садится напротив и заглядывает прямо в глаза. зря. – а ты вместе с серёжей работаешь? стас рассказывает, что учиться на том же факультете, что и муравьёв-апостол, было плохой идеей. он, конечно, окончил на все 5+, но устроился редактором в одном из неплохих изданий, которое оценило его рукописи. все эти цифры и программные коды стасю не интересовали. в москву переехал, но, прожив там недолго, понял, что не его это город. они общаются минут двадцать, и поля убеждается, что утонет в нём с головой вот-вот. говорят про жизнь, учёбу, любимую погоду и места в родном петербурге. – может, проведешь мне экскурсию по твоим любимым местам? – спрашивает кузьмин, заставляя полю удивлённо раскрыть глаза. тот не успевает ответить, потому что серёжа наконец-то выходит из комнаты (что он там вообще делал всё это время?) и говорит стасу, что пора. вечером того же дня поля видит сообщение в телеге от незнакомого номера.

Неизвестный

экскурсию от тебя я всё ещё хочу.

стас приходит и уходит, оставляя после себя горячее чувство где-то внутри и совсем не ангельское желание впиться в эти алые губы. поля мечтает о нём даже в самых тёмных уголках своей головы, совершенно не стесняясь. он переписывается с ним каждый день, пишет как же скучно на учёбе и как же хочет снова встретиться со стасом. экскурсию поля проводит, в самом начале смущаясь под непрерывным взором кузьмина. – ты чего на меня пялишь, – поля делает вид, что ему это не нравится, а сам где-то внутри умоляет его не прекращать, ведь эти глаза такие глубокие и чистые... «красивый потому что», – хочет ответить стас, но лишь хмыкает и просит продолжить рассказ про какую-то достопримечательность. муравьёв-апостол не художник, но он так удачно вырисовывает портрет стаси, что хочется ещё и ещё. хочется хоть где-то прикоснуться к чему-то прекрасному. его рисунки повсюду: тетради теперь хранят не записи с лекций, а красивый профиль. поля даже достаёт старый пустой скетчбук и снова берётся за карандаш, начиная фантазировать с новой силой. он для приличия пытается рисовать и здания, и людей других, но перечёркивает всё разом. это не то, что он хочет видеть на белоснежных листах. серёжа предлагает поле пойти с его компанией выпить в честь нового года, на что поля отвечает, мол, «а кто там будет?». когда слышит имя стаса пытается скрыть безудержную радость. он мчится в комнату, надевает ту же одежду, что и стас в их первую встречу, сам того не замечая. сначала всё мирно: просто пьют, поедают какие-то неплохие салаты и делятся историями, о которых невозможно молчать. паша говорит, что коля романов весь год его динамит, поэтому единственным его желанием будет снисходительство его величества. миша с серёжей смеются, смотрят друг на друга влюблённо, кондратий, наверное, сжимает руку молчаливого трубецкого под столом и тоже незаметно улыбается. только поля не улыбается, потому что он даже не может до стаси спокойно дотронуться. он неуловимо для всех просит у официанта ещё чего-нибудь крепкого. пьёт все залпом, рюмку за рюмкой, теряя адекватный рассудок. в его планах – напиться, пострадать и, может быть, опуститься в такие же крепкие, как алкоголь, руки стаса. поля уходит на танцпол, все лишь помахали ручкой, продолжая обсуждать тему за темой, но стас бдит. поля выглядит пьяно, его действия размашисты и слишком плавны. он на ощупь как пластилин, наверное. хочется подняться с места и спросить у этого чертового муравьёва, всё ли в порядке. стас сидит, пытается отвлечься тем же алкоголем, но в голове картинка за картинкой появляются образы поли, которые невозможно убрать из головы. они застряли. красивое лицо, худое тело, отрезвляющий голос, неловкие движения и вопросы не выходят из головы взрослого и вроде как рационально мыслящего стаса. он отдергивет себя каждый раз, когда хочется прикоснуться к этому холодному телу, когда хочется целовать эти губы, беспрерывно щебечущие о каких-то одногруппниках, преподах, музыке и желании просто лечь спать. в этот раз он перепил, потому что он вдруг перестаёт думать, просто встаёт и направляется к поле. тот двигается в такт музыки, не замечая внезапно появившегося гостя. мелодия сменяется на другую, тогда поля и открывает глаза, обнаруживая перед собой его. – я могу составить тебе компанию? – стас, блять, даже танцевать не умеет, но вблизи посмотреть на мелодичное тело хочется и хочется очень сильно. это мелодичное тело вдруг хватает его за руку, уводя вглубь клуба. там же хватается за шею, встаёт на носочки и целует. совсем невинно, осторожно, боясь, что стас прямо сейчас его оттолкнет, но... стас уводит его в мужской туалет, желая поскорее укрыться от чужих взоров и почувствовать это тело как можно ближе. теперь поцелуи глубокие, развязные, нетерпеливые. поля шепчет, как хочет стасю, умоляет его хотя бы что-нибудь сделать, спускается губами от чужих губ к подбородку, от него до шеи, которую так и хочется покрывать красными пятнами. поле хочется. стас отрывает его для нового поцелуя, оглаживая его разгоряченное тело своими сильными руками, сжимающими бледную кожу. поле нравится, он хочет всё ближе и ближе, но стас держит какую-то нереальную дистанцию. только поля её, черт возьми, нарушает. он тянется к ширинке чужих джинс, продолжая выцеловывать чужую шею, разгоряченно что-то шепча. стасу хочется оторваться от желанного тела, хочется сказать, что им нельзя, что будет, когда сережа узнаёт, что у них разница гребанные восемь лет, но не успевает. поля опускается на колени, смотрит затуманенными глазами, тихо говорит: – стася... тот самый стася долго приходит в себя. он сидит на своей кухне, смотрит в уже остывший кофе и пытается понять, правильно ли всё это. поля выходит из спальни и выглядит так, как будто не он вчера выпил столько алкашки, что можно целый кабак напоить. садится напротив стаса и касается его руки, вычеркивая непонятные узоры. – так нельзя, – стас боится поднять глаза на этого солнечного мальчика, которому, наверное, прямо сейчас разбивает сердце. – почему? – поля правда не понимает, он сильнее сжимает чужую руку, смотрит на стасю выжидающе. – я тебя на восемь лет старше, меня серёжа прибьёт просто, – стас убирает руку из чужой хватки, отпивает остатки кофе, встаёт из-за стола и вдруг выдаёт: – тебе пора. поля уходит, садится на лавочку во дворе и рыдает. стас его не слушает, хоть тот уже и кричит, что он взрослый человек, сам поймёт, что ему можно, а что нельзя. но стас не слушает. он любит, но пелена страха застилает глаза. никого стас так не любил. поля строчит бесконечное количество сообщений с тихими и слёзными мольбами ответить, встретиться, решить всё куда спокойнее, чем в прошлый раз, но стас молчит. молчит до последнего. ходит на работу, всё ещё мило общается с серёжей, игнорирует пустоту внутри, потому что поли рядом нет и, вроде как, не должно быть. он не может писать статьи или что ему там нужно закончить, не может мыслить дальше ипполитовых губ и его нежного голоса, который повторяет имя анастаса каждую секунду. он врезается кулаком в стену на той самой кухне, бьёт, пока костяшки не станут алеть. скатывается по той же стенке, прижимает ладони к голове и понимает. от любви никуда не убежишь. и от поли тем более. они встречаются через неделю, но для них это словно вся жизнь. серёжа просит стаса зайти за некими бумагами. отказать такому другу невозможно, несмотря на его брата, по которому стас плакался вот уже семь дней. он осторожно стучит по входной двери (рука всё ещё побаливает), считает до десяти, как вдруг дверь распахивают. поля. поля, заспанный, кажется, заплаканный, отрывает дверь и смотрит на него с непониманием. он весь такой домашний, ласковый, с причёской сумасшедшей, потирает глаза, пытаясь осознать, правда ли там стас стоит. убеждается в этом когда тот срывается. любит он этого полю муравьёва-апостола, красивого до невозможности первака, который хочет котёнка когда-нибудь завести и в речке летом искупнуться. стас его любит, этого не отнять. целуются долго, забыв про брата полиного, который выходит внезапно и кашляет, не зная как внимание этих голубков на себя перевести. те оборачиваются и готовятся к смерти болезненной, но серёжа выдаёт только: – стас, бумаги на столе, – смотрит сначала на него, – поль, чай гостю завари, – и убегает, как будто каждый день его брат с другом его целуется в их же квартире.