___________________________________________________________________
Пока мы не уснули вечным сном, нас никто не сможет разлучить
___________________________________________________________________
Посиневшая и озябшая, она выбралась на каменистый пляж, цепляясь пальцами за полусгнившие травяные стручки. Волна, нахлынув, слабо потащила обратно, но Мэв отказалась подчиняться её воле. Проползя немного вперёд, девушка упала, отплёвывая солёную воду. Перевернувшись на спину, она посмотрела на хмурое безразличное небо, гадая, как же теперь жить. На другом конце залива виднелось небольшое поселение, спускающееся по горному уступу. Дигли говорила, что Данстар славен рыбной ловлей и шахтами. Это несомненно был он, так как в этой части побережья было два порта, помимо знакомого ей Винтерхолда, и на столицу городишко не был похож. Ну и в Обливион всё! Главное, что Данстар был под Братьями, а значит, она сможет найти там того, кто отправит её на передовую, вручив оружие и новое обмундирование. Для того, чтобы свершить месть, ей это понадобится. Теперь она знала имя и лицо убийцы сестры и не могла промахнуться! Нарталь… Слухи об этом форте, отданном ярлом Солитьюда Талмору, ходили уже давно. Мэв даже знала, где примерно он находится: на побережье западнее столицы. В лагере Винтерхолда говорили о нём: оборудован портом, чтобы было легче привозить и увозить пленных. Наверняка туда талморцы и поплыли. Она тоже отправится в Нарталь, но уже в составе армии Братьев Бури. Пойдёт и не оставит от этого проклятого места камня на камне! Наверняка он будет там. Где ещё быть палачу, как не в пыточной? С ним она тоже посчитается. И рука не дрогнет! Правда, сейчас рука Мэв ещё как дрогнула, а вместе с ней и всё тело: девушка почувствовала сильный озноб и вскоре забилась в лихорадке. Видно, действие эликсира из зелёного пузырька сошло на нет. Поднявшись, она обхватила себя руками, понимая, что в таком состоянии стала лёгкой добычей для хищников. С трудом повернувшись, Мэв посмотрела в сторону берега, где вдали можно было различить покатые кровли и дым, идущий из труб.***
Дигли узнала её сразу же, как открыла дверь. Бывшая сослуживица Мэв — некогда безумная беглянка — больше не выглядела таковой. Быть может, слегка постаревшей и согнувшейся под грузом проблем, но не сломленной жизнью. — Мэв, — прошептала подруга, касаясь посиневших рук, которыми дрожащая гостья обнимала себя. — Заходи быстрее! О Шоровы кости! Как ты вообще тут оказалась?! Дома были только сама беглянка и её мать. Как Мэв узнала позже, отец Дигли ушёл к Братьям Бури вскоре после того, как обоз доставил домой горе-дезертиршу. Пусть они не говорили об этом открыто, но Мэв догадалась, что виной тому был позор дочери и косые взгляды данстарцев, которых старый рудокоп не смог вынести. Равно как и Мэв не могла вынести любопытных буравящих взглядов двух женщин, что помогали ей избавиться от заиндевевшей одежды. Они охали, увидев едва взявшиеся рубцом свежие шрамы от стрел, глубокий разрез над грудью, заросший, однако, куда лучше, и след от удара кинжалом под рёбрами. Мэв колотила горячка, и, отчаявшись справиться своими силами, женщины позвали старуху из алхимической лавки. Осмотрев девушку, та уделила особое внимание шраму под рёбрами. — Пережить этот удар, девочка, ты никак не могла, — прошамкала старица, надолго задержав свечу у самой кромки раны. — Залечить подобное не способно ни одно из моих зелий. Нужно обладать поистине огромной силой, чтобы… Зубы Мэв застучали сильнее, на глаза навернулись слёзы, и знахарка умолкла. Скорее всего, она так и не поняла, что к чему. Да и что можно понять по шрамам и слезам? Разве помогут эти мелочи заглянуть вглубь истерзанной души, готовой распасться на части? А может, и вовсе уже расколовшейся и начинавшей гнить от нескончаемой борьбы страха и противоречий? Оставив травы и указания, женщина ушла. А Мэв, обретя силы, сказала Дигли и её матери, что бежала из плена. «Не бежала. Тебя отпустили. Только сделал он это не для того, чтобы спасти тебя от пыток и смерти, а лишь чтобы самому избежать позора», — произнёс пробудившийся в душе голос. Её голос. «Нет! Чтобы не навлечь на себя позор, ему было проще убить меня. Прямо там, на острове, когда он увидел, что за нами явились его соплеменники, а не мои. Он легко мог сделать всё так, чтобы никто ничего не заподозрил. Это было бы куда проще того, на что он пошёл», — безмолвно возразила Мэв. «Да этот монстр просто хотел продлить твои мучения!» «И оттого рисковал? Даже после того как узнал, что я правда видела предателя в лицо…» «Не смей оправдывать моего убийцу, Мэв! — злобно прошипел голос. — Хватит! Довольно и того, что ты уже натворила с ним по незнанию. Но теперь ты знаешь и потому не можешь, не имеешь права ничего испытывать к нему. НИ-ЧЕ-ГО!»***
Буквально за пару дней, после того как жар наконец отступил, она встала на ноги. Это голос сестры велел ей подняться и мстить. Надев подготовленную Ирэн — матерью Дигли — одежду, девушка вышла на солнце, щурясь и не веря, что вновь видит мирно прохаживающихся по берегу людей, спешащих по своим делам. Утерянная некогда жизнь, которую она уже не намеревалась обрести, казалась ей чуждой и нереальной. Мэв невольно ущипнула себя, чтобы проверить, не преддверие ли это нового кошмара, вроде того, что приснился вчера. Во сне она вновь оказалась на том острове. Но снега не было — стояло лето и остров кипел жизнью. Будто забыв обо всём, она искала его. Звала по имени, уверяя, что теперь им не грозит голодная смерть. И они смогут остаться тут навечно. Но всё пошло прахом, когда Мэв поняла, что она там одна. Иллюзия растаяла, оставив холод, тьму, пустоту и одиночество. Дигли сидела на скамейке перед домом. Перед ней стоял таз с постиранным бельём. Девушка отдыхала и тоже разглядывала прохожих. Мэв подошла к ней. — Дигли, ты знаешь, где находится ближайший лагерь Братьев? — Дык прямо тут, — ответила та, правда, весьма неохотно. — Командует Фрокмар Порванный Стяг. Только зачем это тебе, Мэв? — Я солдат, Дигли, — тихо ответила Мэв. Она склонила голову и вспомнила слова того, кого теперь должна была ненавидеть: «Пообещай, что вернёшься на свою ферму и будешь там бок о бок с папочкой растить урожай. Выйдешь замуж. Устроишься содержанкой к богатому старичку. Да что угодно, только не война». — Дело, конечно, твоё, но погляди, что с нами сотворила эта проклятая междоусобица. Что она делает с нашей землёй, — протянула Дигли, смотря в сторону сурового моря. — С юга идут страшные вести о драконах, а ты, едва выбравшись с того света, желаешь вновь прыгнуть с головой в эту мясную молотилку. — Мне больше некуда идти, Дигли. Я должна. Голоса предков требуют, чтобы я мстила, — произнесла Мэв, опускаясь на скамью и ощущая неясную дрожь во всём теле. — Если мучают голоса, сходи к Фриде, — ответила подруга, сложив натруженные руки на груди. — Мне вот помогло. Что до того, что некуда идти, так ты можешь остаться. В лагере ты всегда была мне как сестра. — И есть чужой хлеб? — спросила Мэв, качая головой. — Почему же чужой? — возразила Дигли, посмотрев на неё. — С тех пор, как ушёл отец, дел хватает. Равно как и грязного белья. Работа тяжёлая и неблагодарная, но зато не убьют и не надругаются. — Ты не понимаешь, Дигли, — выдохнула Мэв, ссутулившись, словно под непосильным грузом. — Тогда объясни мне, Мэв. — Там, в плену, я встретила талморского палача, одного из тех, кто носит клятый чёрный мундир! Те раны, что ты видела, нанёс мне он… — едва слышно произнесла Мэв, смотря себе под ноги. Воспоминания проносились пред ней, словно призрачный гон. Переплетение мук, боли и... страсти. Отогнав последнее, она заговорила горячо и быстро: — Он измывался надо мной. Заставлял исполнять его волю, буквально превратил в рабыню, а потом сказал, что я похожа на сестру. Назвал форт Нарталь и… Я должна найти его, чтобы отомстить! Он чудовище! Ты не представляешь, Дигли! Как такое презренное создание способно ходить по земле? Как Боги позволяют таким как он жить, я не понимаю! — Я задавалась тем же вопросом, Мэв, — ответила Дигли серьёзно. — Долго задавалась. Ведь те, кто издевался надо мной, наверняка до сих пор живы и причиняют зло другим. Но я не герой, Мэв. Я не могу взять топор и поубивать их всех. Решись я на такое — просто бы лишилась жизни, так ничего и не добившись. Оставила бы мать одну. Знаешь, ведь от отца нет вестей уже очень давно. А перед тем, как ты пришла, привезли тела тех, кто ушёл на войну вместе с ним, — помолчав, Дигли покачала головой. — Мы с мамой думаем, что он уже не вернётся. — Сочувствую. Но, возможно, Девятеро ещё вернут его домой, — произнесла Мэв, касаясь плеча подруги. — Что же до меня, то я осталась одна. По мне некому будет скорбеть. — Это ты так думаешь, — ответила Дигли, посмотрев на неё с укором. — Я буду скорбеть и корить себя, что не остановила тебя, как прежде не остановила отца. Ведь и ты тоже горюешь, что не смогла уговорить сестру не ходить на бойню, но сама рвёшься вслед за ней. Ответь, так хочется разделить её судьбу? — Нет! — крикнула Мэв, чем привлекла внимание рыбака, починившего у лодки снасти. — Тише, — шикнула Дигли, коснувшись её плеча. — В этом городе только я знаю, что ты была в Братьях. Я даже матери не говорила. И ты не болтай никому. Скажем, что ты просто поклонялась Талосу, потому они схватили тебя. Во славу Талоса и Восьми, поверь — незачем тебе возвращаться туда. — Но как же быть с местью, Дигли? — спросила Мэв, живо вспомнив выражение его лица, перед тем как он бросил её за борт. — Отпусти всё и живи дальше, — спокойно произнесла нордка, скользя взглядом по водам залива. — Время лечит и душевные раны. Уж я-то знаю. — Но я не смогу! Дигли взглянула на неё. — Посмотри мне в глаза, Мэв, и скажи: окажись ты сейчас с тем ублюдком один на один, одолела бы его в честной битве? Этот взгляд Мэв не смогла выдержать и отвернулась. И правда, сможет ли она? Далемар силён, а душа его черна настолько, что даже безлунная ночь на её фоне покажется светлым днём. Но она должна. Ради Брит! — Моя рука больше не дрогнет, Дигли, — ответила она и тут же прикусила язык, поняв, что сболтнула лишнее. Но подруга, кажется, не обратила на оговорку внимания.***
Полоская бельё на берегу, Мэв ощутила рвотный позыв. Она едва успела отвернуться от лохани перед тем, как расстаться с завтраком. Ирэн и Дигли, стиравшие напротив, озабоченно переглянулись, но Мэв не придала этому значения. Она утёрла рот и вернулась к работе, гадая, что такого опять могла съесть.***
Дигли вошла к ней поздним вечером. Мэв лежала на постели, закрыв глаза рукой. Не желая признавать истинность слов Ирэн, она отказалась выйти к обеду, а позже и к ужину. — Мэв, я была у Фриды, — начала Дигли, как всегда, прямо и без предисловий. — Выпей вот это — к утру скинешь. Видя, что подруга не отзывается, Дигли просто вложила пузырёк ей в руку, безвольно лежащую вдоль тела. — Не надо только так убиваться, хорошо? — тихо произнесла подруга. — Не ты первая, не ты последняя. Идёт война, никто не посмеет тебя осудить. Уж точно не я. Сказав это, Дигли оставила её одну, а Мэв, оказавшись наедине с собой, всё никак не могла поверить в то, что сказала Ирэн. Женщина озвучила свои опасения после того, как Мэв подняла таз с бельём, почувствовала тянущую боль внизу живота, охнула и уронила ношу. Рука, выпустив холодный пузырёк, коснулась плоского живота. — Шор, Кинарет, Мара, Дибелла… Неужели это моё наказание за то, что отдалась гонителю вашего соратника? — прошептала она, с трудом сознавая, что внутри неё теплится огонь жизни, разведённый тем, кого она должна была ненавидеть. Нет, она не может винить Богов. Женщины зачинают после того, как делят ложе с мужчиной, — это древний и естественный процесс. А она даже не пыталась сопротивляться ему. Против воли Мэв вспомнила ту ночь, что стала для них последней на заснеженном острове. Даже отдалённо это не могло сойти за изнасилование. Она любила его тогда и хотела остаться с ним там навечно. «Ты не знала правды, Мэв, — заговорил знакомый голос. — Вернее, не желала признавать то, что подсказывало сердце, пока он не сказал всё тебе в лицо. Вспомни, как он ухмылялся, произнося это. Вспомни!» — Но он не ухмылялся! — прошептала она. — Словно жалел о том, что говорит. «Жалел лишь о том, что позволил похоти вырваться наружу. На том корабле были его талморские товарищи, потому он мог думать только о том, что они узнают. Ты была его позором. Бременем. И он выбросил тебя за борт, как огрызок съеденного яблока. Думал, что ты не доплывёшь. Зачем, по-твоему он сказал тебе обо мне? Чтобы убить волю к жизни! Ему всё равно! Единственное, о чём он думает сейчас, — чтобы никто и никогда не узнал о его проступке. Сказали бы ему о твоём ребенке, ничего не почувствовал бы. Не способен». — А я чувствую. Пустоту. Боль, от которой трудно дышать. У меня нет теперь цели, ради которой стоит жить. «Потому что ты отказалась от мести. Поддалась на уговоры другой предательницы и слабачки. Выпей это снадобье. Встань. Возьми лук и отомсти ему за нас обеих. Мэв, ты должна мне!» — Я не вернусь на войну! — крикнула Мэв и внезапно поняла, что это правда. Видно, осознавая это не хуже неё самой, тёмный голос заговорил иначе, ласково. Таким тоном живая Брит утешала Мэв, положив её голову себе на колени. «Представь, каким наказанием будет видеть этого ребёнка и вспоминать каждый раз, кто его отец. А если что-то выдаст его расу? Как ты объяснишь это данстарцам? Подумай, Мэв, ты ведь обрекаешь его на собственную судьбу — вечная обуза. Неприкаянная душа. Если ты найдёшь мужчину… Когда ты найдёшь мужчину, он будет знать, что ты предала свой род, спутавшись с врагом. Новый круг ненависти и страданий. Заверши это всё здесь и сейчас. Пока не поздно». Дрожащая рука нащупала флакон. Мэв села. Время словно замедлило ход. Она открыла пузырёк и поднесла к губам. Содержимое пахло можжевельником и неведомой горечью. Была ли эта горечь её разочарованием? Сомнениями? Чувства разрывали её изнутри. Она убьёт лишь часть того, что он, сам того не ведая, оставил ей в память о себе. То, в чём соединились их общие пороки. Да, на том острове она хотела остаться с ним. Умереть вместе. Но выжила, вопреки всему. И всё же теперь ей нужно принести жертву, чтобы подняться и идти дальше. После того, как плод в её чреве станет кровавым пятном на простыне, ничего не останется. Придёт умиротворение. Дигли обрела его, и она сможет. Такова цена покоя — отказ от ненависти и от памяти о нём. Голоса уйдут. Умолкнут. Если бы мать в своё время сделала то же самое, она сама никогда бы не испытала этих страданий. Не увидела бы этого сурового мира. Не ощутила бы этих чувств, разрывающих сердце на осколки. Прежде чем осознать всё до конца, Мэв со всей силы швырнула пузырёк в стену, и чёрная жидкость потекла по побелке, словно чернила по простыне. Непросто будет завтра скрыть этот след, но позволить себе жалеть она теперь не может.***
Голос, взывающий к мести и истязающий её, утих, когда Ирэн вложила ей в руки заходившуюся криком красную дочь. Боль как-то разом утихла, и после девяти месяцев метаний и угрызений совести на душе наконец установился покой, похожий на весеннюю оттепель после долгой зимней вьюги. Улыбаясь вопящему комочку, Мэв ощутила, что жизнь вновь обрела смысл. Обратила ли она тогда внимание на форму ушей ребенка? Да, но это уже не имело никакого значения. Ирэн, отойдя к Дигли, принёсшей очередной таз с водой, что-то ей зашептала. Женщины глядели на роженицу — одна с жалостью, другая со смесью любопытства и укора. Но Мэв было всё равно. Уже позже, когда девочка подросла и ей исполнился год, стало понятно, что вместе с ушами она унаследовала от отца желтоватый оттенок кожи и волосы цвета засахарившегося мёда. Но черты лица были почти человеческими, что в глазах Мэв делало дочь красавицей, похожей на редкий топаз. К тому моменту Мэв узнала достаточно, чтобы понимать — будь она чистокровным нордом, подобного бы не произошло. Как сказала ей Фрида, дети от межрасовых союзов всегда похожи на мать, а врать знахарка не могла. К тому же Мэв и сама была доказательством этих слов. Дочери просто повезло меньше, чем ей в своё время. А может, и больше! Возясь с малышкой, Мэв дала себе зарок, что не позволит ни одному мужчине встать между ней и ребёнком. Она лучше проживёт остаток жизни одна, чем позволит кому-то угнетать дочь за то, что мать зачала её от мера. Время шло, а Мэв не отвечала на немые вопросы Дигли и Ирэн, сделав вид, что она не замечает намёков и взглядов украдкой. И лишь когда Ирэн спросила прямо, Мэв пришлось соврать, что случилось насилие. Словно почувствовав эту ложь, в колыбели громко закричала Иенн. Мэв встревоженной птицей подлетела к малышке, взяла на руки и начала качать, ощущая, как на душе растекается некогда позабытое тепло. Ирэн охала, говоря о горестях, которые принесла война, но Дигли молчала, неотрывно наблюдая за Мэв, улыбающейся дочери, словно запретному счастью. Двумя днями позже, когда они с Дигли вдвоём полоскали бельё на берегу, нордка спросила в лоб: — Это ведь был тот самый, да, Мэв? Опустив простынь, Мэв, распрямившись, посмотрела на подругу. — О чём ты? — Зачем ты мне врёшь, Мэв? Отец твоей малышки — это тот, кто убил твою сестру. Я давно подозревала. Ещё когда ты говорила про свою ненависть к нему. Уж кому как не мне знать, как можно ненавидеть того, кто обманул, унизил и причинил боль, — произнесла подруга, не отрываясь от работы, словно намеренно подчёркивая, что этот разговор — ежедневная рутина. — В тебе нет ненависти к отцу этого ребенка. Ты знаешь, что должна его ненавидеть, но не можешь, потому и родила девочку в оправдание этого бессилия. Теперь, когда голоса требуют от тебя ненависти, ты можешь отвечать им, что его кровь течёт в твоём ребенке, и заставить их умолкнуть. — Дигли, не говори глупостей, — серьёзно произнесла Мэв. — Я ненавижу его, и Иенн никак не влияет на эти чувства. Я родила её для себя, чтобы придать жизни смысл, а не для того чтобы отвечать каким-то мнимым голосам. — И то верно, с тех пор, как она появилась на свет, ты перестала спорить сама с собой, — немилосердно произнесла подруга, показав, что была в курсе того, что Мэв считала сокровенным. — Она — твоё лекарство от безумия. Нет, ты не думай, я тебя не виню. Когда меня, истерзанную, привезли в лагерь, ты была единственной среди них, кто не осудил меня. И я отвечаю тебе тем же сейчас. Быть может, у тебя и правда не оставалось выбора на том острове, а всё остальное — лишь самообман, который ты уже не можешь отличить от правды. Но послушай меня, Мэв: можно и дальше лгать всем вокруг, даже мне, но перестань лгать себе. Не то попадёшь в беду. Сказав это, Дигли замолчала, продолжив работу. Мэв сделала то же самое. И хоть они больше не возвращались к этому разговору, Мэв ещё долгое время ждала последствий. Их не было. Ирэн разнесла по любопытным соседям новость про то, что ребенок-полукровка — плод насилия, и все немного успокоились. Да, на неё смотрели косо, но Мэв, ожидавшая худшего, почти не обращала на это внимания. И всё же со временем Иенн должна была подрасти настолько, чтобы начать понимать значение выражения «мерский ублюдок». Заткнуть все рты Мэв была не в силах, а то, что Данстар ходил под Ульфриком, эльфоненавистником до мозга костей, давало свои горькие плоды. Поэтому, когда в город пришла весть о том, что Братья пали вместе с головой своего лидера, Мэв не плакала о любимом ярле сестры. Власть в Данстаре сменилась, и на какое-то время о ней и дочери и вовсе забыли. Но почти сразу же с новым ярлом в город вошли Имперские войска, дабы навести порядок в давнем оплоте повстанцев. Мэв шла по берегу, неся таз с бельём, когда ей встретился один из патрулей. По привычке, завидев красную форму легионеров, она низко опустила голову. Всё же год на войне не мог пройти бесследно, а потому, видя их, Мэв ощущала тревогу. Она ведь была в Братьях Бури, на передовой. На её руках была кровь их сослуживцев. — Мэв, — окликнул её знакомый мужской голос, словно призрак из прошлого. — Мэв! Драный зад дреморы! Мэв, это ты? Она не сбавила шага, продолжая идти не оборачиваясь, но норд, топая тяжёлыми сапогами, догнал её. Он преградил дорогу и, обхватив плечи, заставил посмотреть на себя. Лицо это выглядело теперь куда более взрослым, чем ей запомнилось: тому явно поспособствовали густые тёмные усы на имперский манер. Форма на нём теперь тоже была имперской — младший офицер, без труда определила она, перед тем как, отведя взгляд, осознать, что встреча эта не сулит ей добра. Но он, верно, думал иначе. Зажав её лицо в руках, он повторял её имя, пока она не отозвалась, назвав его в ответ. Трое имперских солдат ошарашено наблюдали за этой сценой, и несколько зевак из местных вскоре составили им компанию. Мэв, скосив взгляд, поняла, что вечером станет главным блюдом всех злых языков города. — Шоровы кости, Мэв! Как такое возможно? Ты ведь упала за борт! Тебя продырявили стрелой. Я сам видел это! Подбежал к борту, но тебя уже не было, только лёд… — Как видишь, я выжила, — ответила она, глянув в сторону серого моря. — Вижу, Малышка Мэв! Ещё как вижу! Да брось ты это всё! Буквально вырвав из её руки таз, он поднял её на руки и закружил, но, вопреки его ожиданиям, не вызвал и тени улыбки. Зародившийся в душе страх пробудил голос, который Мэв не слышала почти два года. «Он знает тебя, Мэв! Знает твои слабости. А теперь узнает и про твои пороки. И не простит. Такие, как он, не способны прощать». — Пусти, люди смотрят, — только и произнесла она, упираясь руками в грудь и принуждая расцепить объятия. — Ты что, замужем? — полушутливо, полусурово спросил он, ставя её на землю. Голова Мэв кружилась, щёки пылали, и ей хотелось бежать. От него, от расспросов, от необходимости рассказывать ему о… — Нет, — ответила она, понимая, что врать бесполезно. Стэн не был бы Стэном, если через час не разузнает о ней всё, что только могут поведать жители Данстара. А сообщить они могли немало, ведь к тому времени о её странностях злословили уже не только данстарские кумушки, но и некоторые мужчины — ревнители расовой справедливости. И то, что они говорили… — Ну и наплевать тогда, — бодро произнёс Стэн. — Мэв! Все гребаные даэдрические принцы и принцессы мне в свидетели, если совру, но после того, как ты исчезла во льдах, я был готов продать душу, чтобы вернуть тебя! Ответь, кому из них я задолжал? — Никому, Стэн, я не умирала, — ответила она, стараясь придать голосу знакомый бунтарский тон, но не вышло. Всё бунтарство из неё вымыли холодные воды да забрал взгляд жёлтых глаз. — Да где же ты была больше двух лет, негодная! — Здесь, — глухо ответила она. — Но как ты могла попасть с северных вод моря Призраков в Данстар? Почему не сообщила мне, что жива? Ухватившись за второй вопрос, Мэв ответила: — Мне не хотелось возвращаться к Братьям. Думаю, — она взглядом указала на его форму, — осуждать не станешь. — Не стану, — ухмыльнулся он. — И рад, что ты не осуждаешь меня. — Я никого не сужу, чтобы не судили меня, — ответила Мэв печально. — Вскоре после того, как подумал, что потерял тебя, мои пути с Братьями разошлись. Да и что там говорить: если бы не ты, они бы разошлись ещё раньше, — произнёс он, заставив Мэв смутиться. — Не по своей воле я пошёл к ним, но ушёл по своей. И ты правильно сделала, что не вернулась, дело их было гиблым. На это Мэв ничего не ответила. Посмотрев на таз с бельём, она поняла, что нужно заканчивать с этим воссоединением. — Стэн, прости, но у меня ещё много работы. Услышав это, молодой норд нахмурился. По его лицу Мэв поняла, что так просто он её не отпустит. — Малышка Мэв, и это всё? Дремора драная, что с тобой стало?! Если думаешь, что сможешь уйти от меня, то не надейся, теперь я тебя точно не отпущу! Повернувшись к имперцам, он крикнул, чтобы они продолжали патрулировать сами. — Стэн, я не хочу, чтобы у тебя были проблемы, — прошептала Мэв, предпринимая последнюю попытку сбежать от него. Смотря на горящего радостью норда, она размышляла, что будет лучше: если он узнает её версию правды или версию данстарцев. Были те, кто не верил ей, и теперь, увидев, как она обнималась на берегу с легионером, недоброжелателей станет ещё больше. — Какие проблемы, Малышка Мэв! Обычный обход. Да и к тому же ради тебя я всегда готов рискнуть. Ты где живешь, кстати? — У Дигли, — ответила Мэв, заметив, что женское имя заставило его улыбку стать чуть более широкой. — Я тут всего пару дней, Малышка Мэв, и мало кого знаю, — сознался он. — Дигли ты должен помнить. Она была с нами в лагере под Вайтраном, — произнесла Мэв, смотря, как удаляются имперцы и как зеваки остаются стоять на месте. Но Стэну на подобные вещи было плевать. — Наверное, она не из симпатичных девчонок, — хохотнул он. — А других я и не помню. Повзрослел, а шутки всё те же, отметила Мэв, гадая, так ли уж опасен для них старый друг. Когда-то в той — другой — жизни он заботился о ней и она даже грезила, что со временем ответит ему взаимностью. Но теперь ей этого не нужно. Ей никто не нужен, кроме Иенн. — Мэв! — окликнул он её. — Стэн, Дигли была из тех, кто… — Мэв замялась, понимая, что, говоря так, подставляет подругу. — Ну, — протянул он весело. — Бежала из лагеря. Помнишь, её вернули нам бандиты. Нахмурившись, Стэн почесал гладко выбритый подбородок. Вспомнить тот эпизод он явно не мог, что неудивительно, ведь это Мэв запомнила Дигли из-за жуткого рассказа. Но, как оказалось, Мэв ошибалась. — Подожди, это не та, что помешалась и напугала тебя? — Ей уже лучше, — заверила его Мэв, чувствуя неловкость. Стоило ли разглашать эту правду, если он забыл? Не было ли это предательством людей, которые дали ей хлеб и кров? — Попав под родной кров, она быстро оправилась, хвала Девяти. — А, понятно, — ответил он, хмыкнув. — Припоминаю теперь. Командир подозревал, что она притворяется, но пожалел дурочку. Всё-таки был прав, старый лис. — Стэн, я не говорила этого, — быстро произнесла Мэв, гадая, не разносит ли вода их слова до лишних ушей. — Конечно, Малышка Мэв, — шумно произнёс он. — По-другому просто не может быть. Так, где там твой тазик? Помогу тебе и посмотрю заодно, где же ты обитаешь. Прежде чем он наклонился, Мэв опередила его, схватив с земли таз и шагнув назад. — Не надо, Стэн. Что люди скажут? — Малышка Мэв, как всегда, ставит мои желания ниже одобрения чужаков, — протянул молодой норд. — Ну что ж, будь по-твоему. Уступлю в этот раз. Они медленно пошли вдоль берега, Мэв рассказывала ему, как течение вынесло её к острову с двумя башнями. Как она боролась за жизнь. Слушая её рассказ, норд кивал и сетовал на то, что ему следовало плюнуть на всё и прыгнуть следом, на что Мэв ответила, что это было бы глупым решением, так как сама она спаслась лишь чудом. Дальше Мэв сократила рассказ, в общих чертах поведав, как встретила на острове ещё одного выжившего — солдата Талмора. Она нарочно опустила тот факт, что он был юстициаром, здраво рассудив, что из всего разнообразия представителей Талмора те, кто носил элитный чёрный мундир, считались самыми грязными подонками. Зато об издевательствах и пытках рассказала весьма подробно, чем заставила Стэна показать, что его запас бранных слов пополнился вместе со сменой знамён. Мэв пришлось подождать, пока этот поток прервётся, прежде чем приступить к самой опасной части рассказа — о том, как их обнаружил Талмор и схватил её. Как повели на допрос, но она ухитрилась оглушить конвоира и прыгнуть за борт. Сказать ему ложь об изнасиловании вот так, на улице, Мэв не решилась. Они остановились у дома Дигли, и Мэв кивнула: — Вот здесь я и живу, с Дигли и её мамой Ирэн. Стираю, скатываю пряжу в клубки, шью новое бельё... Короче, делаю всё то, что до плена вызывало во мне трепет отвращения. Посмотрев на дом, Стэн недовольно повёл плечами, сложив руки на груди. Брови его были нахмурены, и Мэв решила, что это от упоминания страданий, которые ей принесло столкновение с Талмором. И это он ещё не знал главного, печально подумала она, поняв, что теперь, даже если бы захотела, не смогла бы вернуть былого. Что бы это принесло ей? Немой укор и повторение Иенн её собственной судьбы? Именно этого она боялась больше всего. И всё же она не могла прятать от него дочь. Всё равно ему скажут. — Может, зайдёшь? Познакомлю тебя со своей семьёй, — аккуратно подбирая слова, предложила она. — Зайду, коль приглашаешь, — ответил он, мотнув коротко стриженной головой и вернул голосу исчахший было задор. — Как я могу не посмотреть, что представляет из себя хозяюшка Мэв. Для приличия девушка скромно улыбнулась, понимая, что скоро улыбка на губах Стэна исчезнет окончательно. Но, коль приходится вскрывать рану, оттягивать неизбежное было глупо. Поднявшись на порог и поставив таз с бельём у двери, она вошла внутрь. — Дигли, — произнесла дрожащим голосом, увидев подругу, склонившуюся над кадушкой с тестом, — ты помнишь Стэна? Он был с нами в лагере под Вайтраном. Подруга вздрогнула, и её простое широкое лицо слегка побледнело, но норд, пригнувшись, уже вошёл в дом. — Здравствуй, Дигли, — сказал он. Осмотрев его с ног до головы, Дигли оторвалась от теста и, взяв со стола тряпицу, вытерла широкие ладони. — Помню. Здравствуй, рифтенец, — ответила она безрадостным тоном, смотря на гостя с нескрываемой неприязнью. Но тот, словно не замечая этого, осматривал их жилище. Выражение лица подруги кольнуло Мэв, она не знала, что та ненавидела его настолько, что даже отказалась назвать по имени. Может, было что-то такое, чего она не знала? Тогда она совершила глупость, пригласив Стэна в чужой дом, не спросив разрешения хозяев. Всё это казалось ей одной большой ошибкой. Прошлого не вернуть. И чем скорее он узнает всё, тем раньше оставит в покое, поняв, что его заветный плод уже надкушен. Врагом. — А где Иенн? — спросила Мэв у Дигли. — Спит ещё? Подруга, посмотрев на Мэв, качнула головой, словно желая подать тайный знак. Стэн, оторвавшись от созерцания стопок просохшего белья на длинной скамье вдоль стены, с любопытством посмотрел на Мэв. — Иенн! Кто такая Иенн? Ещё одна сослуживица? — Нет, Иенн — это моя дочка, Стэн, — ответила Мэв, внимательно наблюдая за реакцией молодого норда. Надо признать, он не сдержался — улыбка его сразу погасла. — Дочка? Вот оно как, — протянул он. — Да, я же обещала познакомить тебя с семьёй. — Ну что ж, давай, — ответил норд, кивнув. — И где же Иенн, Дигли? — Она проснулась и плакала, — произнесла Дигли холодно. — Мама кормит её кашей в твоей комнате, Мэв. Мэв, стараясь не думать, пошла через длинный зал, открыла дверь. — Мама! — крикнула Иенн, сплёвывая часть каши обратно на ложку, которую ей поднесла Ирэн. — Мэв, где ты была? — охнула Ирэн, поворачиваясь к ней. — Малышка так кричала, что я едва смогла её успокоить. — Я встретила нашего с Дигли… — Мэв едва не сказала сослуживца, но вовремя поняла, что Ирэн, в отличие от Дигли, язык за зубами держать не умела, оттого к закату вся нижняя улица будет знать, что молодой имперский офицер — перебежчик. — Общего знакомого. Стэн, — произнесла она, входя в небольшую каморку. Рослый норд, пригнувшись, замер в дверном проёме. Синие и холодные, как сталгрим, глаза посмотрели на ребенка, и Мэв поняла, что именно хотела ей сказать Дигли: показывать дочь вот так, без подготовки, было ошибкой. Всё же лучше было бы, если бы о том, что её ребенок — полукровка, до него донесли кумушки. Было бы время, чтобы он сумел скрыть ярость. Слова замерли у Мэв в горле. Молодой норд глядел на ребёнка тем самым взглядом, каким он смотрел в лагере на тех, кто обзывал его вполголоса ворюгой. Неприкрытая неприязнь переродилась в ненависть, когда он различил острые ушки, торчащие из-под медовых прядок. Роковая ошибка, поняла Мэв, закусывая губу. Лучше бы он ругался или задавал неудобные вопросы, подумала она, но норд молчал, сложив руки на груди, и, оперившись плечом о притолоку, медленно перевёл взгляд с ребёнка на саму Мэв — такой же холодный и колючий. И тогда Мэв снова ошиблась: вместо того, чтобы выдержать этот взгляд, покраснела и опустила глаза в пол, словно признавая свой позор. Ирэн, засуетившись, сказала, что ей нужно идти. Норд, отступив от двери, выпустил женщину, но вместо того, чтобы вернуться и встать в дверном проёме, вошёл внутрь и закрыл за собой дверь. Его фигура, словно став ещё больше, буквально заполнила всю каморку. Дочь, испугавшись, заныла, и Мэв, сев на кровать, прижала её к себе, пытаясь успокоить. Гладя волосы дочери, она боялась поднять взгляд, внезапно осознав, что некогда ручной саблезуб одичал и ей нечем усмирить его. — Тот солдат, который был с тобой на острове? — только и спросил Стэн гулко. — Да, — ответила Мэв. Словно загнанная в угол дичь, она искала путь к спасению и выбрала тот, что уже однажды выручил её. — Он не спрашивал моего разрешения, если ты понимаешь, о чём я. — Ёбаный ублюдок, — ядовито ругнулся Стэн, ударив кулаком по стене, по тому самому месту, где она уже много раз безуспешно пыталась забелить след от разбитого зелья. Хныканье Иенн перешло в крик, лицо стало приобретать характерный тыквенный оттенок, указывающий на затяжную истерику. — Тварина талморская. — Стэн, прошу, ты пугаешь её, — взмолилась Мэв, понимая, что сделала только хуже. — Уже ничего не изменить. Я смирилась и стараюсь забыть. — Забыть, Мэв? — буквально рыкнул он. — Ты сейчас, блять, серьёзно? — Стэн, прошу тебя, выйди. Мне надо успокоить ребёнка, — громко произнесла девушка. — Поговорим позже, если захочешь. Но лично я не желаю больше говорить об этом. — А придётся, мать твою, — пыхнул злобой норд. — Я этого так не оставлю! Своими руками порву подонка на части! Он рычал, как самый настоящий хищник, и Мэв почувствовала, что ещё немного — и она сама расплачется, ещё больше напугав Иенн. — Стэн, во имя Талоса, уйди, — взмолилась она, и он вышел, но перед этим хлопнул дверью так, что остатки штукатурки на месте, где отпечатался его кулак, осыпались, явив взору старое и сухое тёмное пятно, въевшееся в стену до самой обмазки. Целую вечность она успокаивала дочь, уверяя, что бояться нечего. За окошком над их головами стемнело, когда Иенн улеглась на бок и закрыла покрасневшие опухшие глаза. Опустошённая Мэв взяла чашку с недоеденной кашей и вышла в общую комнату. Тяжело опустив закованные бронёй плечи, Стэн поджидал её, сидя на углу скамьи, рядом с брошенным тестом. Ни Дигли, ни Ирэн видно не было. Мэв осознала это, и её руки затряслись так, что она едва не уронила чашку на пол. А ведь она так надеялась, что Стэн уже ушёл, поняв, что Мэв стала дешёвкой, ради которой не стоит рисковать и искать безвестного солдата Талмора, коих в Скайриме не меньше тысячи, коль даже юстициаров было под сотню. И всё же, видимо, она плохо его знала. — Мэв, нам надо поговорить, — произнёс норд глухо, подняв на неё ледяные глаза. Сцепленные в замок пальцы сжались сильнее. Без перчаток, покрытые тёмными волосами, его руки напоминали лапы медведя. Наконец Стэн разжал их и положил на мощные колени, выглядывающие из-под клиньев брони. Всё же за эти годы он сильно возмужал, подумала Мэв, с горечью осознав, что, хоть она и могла вертеть когда-то озлобленным мальчишкой, с этим мужчиной такой фокус вряд ли пройдёт. — Где Дигли и Ирэн? — спросила она, молясь, чтобы те просто ушли в свои комнаты, опасаясь столь грозного соседства. — Разносят бельё, наверно. Мэв беспокойно глянула на лавку, заметив, что стопок и правда стало меньше. Но обычно бельё разносила одна Ирэн, совмещая приятное с полезным: женщина использовала эту великолепную возможность для того, чтобы собрать и разнести по всему селению слухи и сплетни. И обычно делала она это не на ночь глядя. Мэв бы поняла, если бы Ирэн решилась на такое, чтобы обсудить появление у Мэв знакомого среди офицеров, но Дигли! Подруга сопровождала мать только в самых исключительных случаях. Больше было похоже, что женщины попросту сбежали, устрашившись гнева грозного норда. И Мэв это не нравилось. На какой-то миг ей даже подумалось, что Стэн может напасть на неё и, взяв силой, наказать за связь с талморцем. Она всегда знала, что он на такое способен. Находясь с Далемаром на острове, она тоже боялась, но больше за жизнь. Она чувствовала, что эльф может ударить её, причинить боль, но чтобы там она ни внушала самой себе, когда она была с ним, то чувствовала, что сможет остановить его. Стэн был другим. Диким. Необузданным, словно вспыхнувший в сухом поле пожар. — Мэв, мне нужно, чтобы ты назвала имя ублюдка, который сделал это с тобой, — мрачно произнёс Стэн, буравя её взглядом. Сейчас в нём была только ярость, а не похоть, но Мэв уже мельком видела её огонек на берегу, когда сказала, что у неё нет мужа. Распалять его было нельзя. И всё же она не могла назвать ему имя. «Забудь это имя. Забудь всё, что было», — сказал он ей перед тем, как швырнуть за борт, разбив тем самым сердце. Да только она не смогла забыть. Но имени его вслух не произносила ни разу с тех самых пор, как, назвав тогда, наивно молила уйти с ней. — Если бы я знала его, — ответила она, стараясь придать голосу брезгливый тон. — Думаешь, он назвался, когда измывался надо мной? — И всё же ты должна была что-то запомнить: особые приметы, звание, род войск. — Стэн, я не разбираюсь в званиях талморцев, — сказала она, и это было чистой правдой. — Он был мечником, лучником, магом, юстициаром? — неумолимо спрашивал Стэн, и Мэв внезапно поняла, что допрос он ведёт весьма умело, словно делал это прежде. — Лучником, — сказала Мэв, понимая, что намеренно уводит подозрения. — Пока вы были на острове, он говорил о чём-нибудь с тобой? — Нет. — Совсем? — в тоне Стэна прозвучало недоверие. — Слова «подай», «принеси» и куча хуления Талоса, всего рода людского и поток брани, я думаю, ничего не скажут о нём, кроме того, что он был скотиной, как и все они, — произнесла Мэв, чувствуя, что обретает власть над звучанием слов. — К чему это всё, Стэн? Прошло почти три года. Я хочу всё забыть. Да и что тут можно сделать? Была война. — Но сейчас она кончилась, Мэв! Ты гражданка Скайрима, и этот ублюдок понесёт ответственность за своё преступление, — отчеканил он. — Скажи мне хоть что-то, что может дать мне след. У меня есть связи, Мэв. Уйдя от Братьев, я помог Туллию в Рифтене. Теперь у генерала и ещё нескольких не последних людей в Скайриме имеются долги передо мной. Мне достаточно малейшей детали, и этого ублюдка найдут, даже спрячься он в самой захудалой крысиной норе. И тогда я притащу его к твоим ногам и развалю ему голову топором сразу же после того, как ты плюнешь ему в рожу! Образ Далемара, которого Стэн бросает перед ней на колени, явственно предстал перед ней. Она смотрит ему в глаза… Убийце сестры… Палачу, достойному лишь позорной смерти. Плюёт в лицо, и Стэн, верный слову, сносит ему голову. Светлые волосы, выбившись из-под тёмного капюшона, летят по воздуху, и голова падает на землю, всё ещё вращая жёлтыми глазами. Но в её душе нет торжества. Нет чувства свершённой мести. Почему же? Стэн ведь не шутит. Даже не зная имени, она могла выдать его! Он юстициар, который некогда был палачом. Родился на островах, но большую часть юности прожил в Имперском городе. Его отец — богатый торговец. Он учился магии у мастера-бретонца вместе с Нартилием, сыном клинка. Был помолвлен с сестрой Нартилия — Риелией. Обоих жестоко убил несколькими годами позже, участвуя в разграблении Имперского города. Служа на границе Скайрима и Сиродила, отыскал своего мастера на старой дороге в Рифт и едва не был убит им. В отместку запытал старика до смерти, заслужив громкую репутацию. Даже без имени она могла сдать его! Но тот, другой в чёрном мундире — Красино, знал его и назвал по имени. И всё же он отпустил её... Зная, что она может не просто выставить его посмешищем среди остальных офицеров, но и лишить головы за предательство! Ведь он сообщил Красино о том, что она видела шпиона Братьев в лицо, чтобы ей сохранили жизнь. И потом, даже узнав, что она и правда видела предателя, отпустил и даже зелье дал, рассчитав, что собственных сил добраться до берега ей не хватит. Ком подкатил к горлу, и Мэв поняла, что ей хочется кричать, даже несмотря на то, что в пяти шагах, за дверью, спит их дочь. Он ведь всё это знал! И всё равно… Бесчувственная тварь просто бы убила её на месте, удостоверившись, что за ним прибыли его соратники. Кинжал в сердце — и никто и никогда ничего не узнает. Им нужны были лишь бумаги. Да и если бы нашли её тело, вопросов не задали бы. А после того, как она пропала… Признавшись, что он убил Брит, он буквально попрощался с ней. Что, если он не боялся отпустить её, потому что не страшился последствий? Что, если это был изощрённый способ свести счёты с жизнью? Там, на острове, он говорил, что, оглянувшись назад, многое осознал. А что, если, отпустив её, он свёл счёты с жизнью? Или хуже того — его убили свои же? Быть может, пытали… Но не это ли высшее воздаяние для такого, как он? — Мэв, — сурово окликнул её Стэн, напомнив, что всё ещё ждёт ответа. — Ты говорила, корабль с талморцами причалил к острову? Чего они хотели? А вот тут врать было опасно. — Как я поняла, искали какие-то бумаги. — И нашли? — Почём мне знать. Мне связали руки и бросили сначала на дно лодки, а потом в трюм. — Может, ты слышала какие-нибудь имена? Может, кто-то назвал твоего обидчика по имени? — Думаешь, все талморцы знают имена друг друга? — Это недалеко от истины, Мэв, — мрачно произнёс Стэн. — Знаешь, с кем легат Рикке сравнивала талморовцев и всех прочих желтокожих высокомерных ублюдков? С крысами. Они держатся так же кучно и так же быстро распространяют заразу. Он тоже говорил об этом, только более высокими словами, вспомнила Мэв, стараясь удержать брезгливое выражение лица. А Стэн продолжал: — А одна крыса всегда знает другую. Так уж у них заведено, — внимательно посмотрев на Мэв, Стэн прищурился. — Но даже среди крыс есть ещё большие крысы, готовые предать своих же. Везде есть. И Талмор не исключение. Скорее, это самое грязное крысиное гнездо на всём Тамриэле. Я отыщу его, Мэв, клянусь тебе этим перед Девятью! — Стэн, я повторяю тебе — не надо. Это опасно. К тому же я молила Богов и думаю, что этого ублюдка нет в живых. Произнося конец фразы, Мэв не удержалась, голос её дрогнул. «Не называй меня ублюдком, Мэв. Ведь я рождён в законном браке». Стэн наблюдал теперь за ней, как большой кот за маленькой мышкой. Мэв отвернулась, и её посетило липкое чувство, что он о чём-то догадывается. «Ну же, Мэв, соберись! — твердила она себе. — Какое тебе дело — жив или мёртв этот палач? Он убил твою сестру! И, если судить по его рассказам про учителя, убил мерзко, как умеют лишь такие, как он, — презренные крысы, распространяющие заразу. Ты должна вновь ненавидеть его. И Стэн должен ощущать твою ненависть. Только это убережёт тебя от его гнева». — Я всё равно найду его, Мэв, — сказал он, сжимая и разжимая кулаки. После этого Стэн ушёл, пообещав, что придёт сразу же, как закончит дела. Мэв знала, что он не врёт. Открытие не радовало её. Не дожидаясь Дигли и Ирэн, Мэв обессилено вернулась в комнату. Упав на постель, она долгое время смотрела в потолок. А потом, повернувшись к мирно спящей дочери, девушка принялась всматриваться в детские черты, возрождая в памяти лицо, которое безуспешно старалась забыть все эти годы, чтобы обрести душевный покой. — Прости меня, милая, но, чтобы выжить, я должна вновь возненавидеть твоего… В эту ночь ей снова приснился кошмар. На том острове, среди духов, появился мстительный призрак её сестры. И вслушиваясь в позабытые было укоры и угрозы Брит, Мэв думала, как она всё же слаба и ничтожна...