В ад смотрящий

Под ногами стелились обломки, язвительно напоминая о том, что когда-то они были прочно стоящими домами. В этих руинах бесполезного барахла было больше, чем полезного, однако в нынешней ситуации можно было радоваться любому винтику и шурупчику. Луз была не в том положении, чтобы жаловаться. Когда она обернулась, то увидела длинную вереницу каменной разрухи — то, что раньше было боунсборовской улицей. Какой-то месяц назад. Всего четыре недели назад в этом месте высились аккуратные домики с цветочными горшками на подоконниках, тюлевыми занавесками на окнах, тёплым семейным светом, льющимся на землю. Теперь же в лучшем случае дома были скошенными, прилизанными к земле. В худшем — их вообще не было. Игра Коллектора была долгой и мучительной. Луз всё ещё не знала, что с Кингом, и куда его забрал этот несносный ребёнок звёзд. Остального она предпочитала не знать, но всё равно знала. После сражения с Белосом она не смогла уйти в мир людей. Чудовищных сил ей понадобилось, чтобы с дрожащей улыбкой на лице пихнуть Эмити в портал, а уже через секунду упасть на землю, распустив лозы, удерживающие хлипкую конструкцию. Спасения больше не было. Она осталась в самом эпицентре горящего ада. Все, кто принимал участие в Иссушающем заклятии, так и не очнулись. Даже Ида. Луз нашла её после, в объятиях Рейн, с оторванной рукой. Живой, но не приходящей в сознание. Луз сидела рядом с ней несколько часов, сжимая в своих руках так отчаянно, словно это могло помочь Иде открыть глаза; словно это могло утихомирить боль, ломающую всё тело. А потом её нашёл Аладор Блайт. Он был уставшим, побитым, но, тем не менее, держался ровно. Аладор не успокоился, пока не перенёс всех глав ковенов вместе с Идой в семейный особняк. Луз ничего не видела и ничего не слышала. Она сразу же свалилась с ног, как только переступила порог дома, забывшись сном, в котором звёзды и луна в хороводе составляли лицо Коллектора. Луз моргнула, и в сознании всплыла его по-детски нахальная усмешка. Она её уже видела несколько раз за этот месяц. В первый раз Коллектор решил поиграть в шахматы, и одной из его фигур была хексайдовская башня. Во второй раз он пожаловался на жажду и потопил одну четвёртую островов. Луз с ужасом осознала, что больше горевала по безвозвратно утраченным материалам на потопленной местности, нежели чем по несчастным, которые утонули в горящей воде. Она была почти одержима поиском «вещей». Она проводила всё свободное время, проходя по руинам, высматривая любые мелочи, которые могли бы ей помочь построить портал в мир людей. Это было её отвлечением, её спасением от беспроглядного ужаса в душе и боли утрат. Ей было всего четырнадцать. Ида была права, она всего лишь ребёнок, не готовый к такой ответственности. Не готовый к тому, чтобы захлёбываться в слезах каждую ночь, вспоминая полное горя лицо матери и ужас в глазах Эмити, когда она осознала, что задумала Луз. Луз стиснула зубы, пытаясь выветрить из головы воспоминания. Сейчас у её не было сил к ним возвращаться. Может быть, позже. Одежда вся продырявилась. Обувь была избитой, оставляющей мозоли. Луз почти не обращала на это внимания, оборачиваясь вновь к обломкам и шарясь грязными руками по руинам. Найти бы хоть что-нибудь, что приблизит её к созданию портала. Было очень тихо. Все, кто мог, уже сбежали как можно дальше от островов. Многие — Луз видела собственными глазами, — бросались в кипящее море и топились, лишь бы не видеть, во что превратился их обыденный мир. С горечью Луз спустя несколько минут осознала, что ничего не найдёт. Кроме какого-то дурацкого дорогого камешка ничего полезного не было. Гладь камня была тёмно-зелёной, переливающейся в свете наступающего заката. Она сунула камень в кожаную сумку на плече и пошла дальше, туда, где в горизонт стремительно врезался гранат солнца, словно желая как можно скорее позабыть, над какой разрушенной землёй оно сияет. Луз только к спускающимся сумеркам добралась до места, которое уже месяц называет своим домом. То, что больше всего похоже на дом. Здание «Блайт Индастрис», напоминающее большой железобетонный мешок. Когда-то в нём Одалия Блайт продавала лучшие работы своего мужа. Сейчас же это было бункером. Всего несколько недель назад недалеко от здания находился особняк Блайтов. Аладор его снёс остатками боевых мерзостей, как только понял, что Коллектора привлекает всё необычное и большое. «Лучше уничтожить дом собственными руками, чем смотреть, как это сделает чокнутый всесильный ребёнок», — сказал он, прежде чем надел очки, сел в мерзость и разрушил особняк до основания. Луз скрылась в здании, как только на небе показалось насмешливое лицо луны. Она уверенно прошла по узким коридорам, напоминающим теперь лабиринт из труб, и вышла в пустую импровизированную гостиную. Здесь было всё так же отделано железом, как и во всём доме. Ни капли уюта. То, что сгодиться лишь для выживания. На кухне за маленьким складным столиком сидела Одалия, уткнув бледное лицо в ладони. За прошедший месяц она сильно исхудала от стресса. Одалия потеряла всё — мужа, дочь, весь мир. Луз не знала, чего женщина оплакивала больше — разрушенную семью или разрушенный мир, но она почти не испытывала жалости. Её сердце в последний месяц каменело с каждым днём всё больше, наблюдая за играми Коллектора и смертями жителей острова. Иногда ей казалось, что даже ухаживала за Идой она уже не из дочерней любви и привязанности, а лишь по нужде. Луз прошла мимо молчаливо плачущей Одалии, не бросив на неё и взгляда. Положив на край столика зелёный камень — единственное слабое утешение женщины, не потерявшей любовь к драгоценностям, — сразу прошла в мастерскую, увешанную схемами и обрывками из дневника проклятого Филиппа Виттебейна. Следующие несколько часов она бездумно будет пытаться из найденных шурупчиков и железных балок собрать хотя бы подобие портальной конструкции. К десяти часам вечера к ней пришёл Аладор. Он ничего не говорил, только молча сел рядом и стал приделывать механизмы друг к другу, бросая такие же пустые взгляды на схемы Филиппа. Они действовали слаженно, за этот долгий месяц приноровившись к друг другу. Они мало говорили, но много работали вместе. А слова им и не нужны были. Луз вышла из мастерской далеко за полночь, когда едва могла переставлять ноги. Доводить себя до истощения, лишь бы не думать о том, о чём думается по ночам — вот, к чему она теперь привыкла. Луз по привычке дошла до комнаты, в которой спали долгим сном главы ковенов и Совиная леди. Она прилегла рядом с Идой и, поджав ноги, прижалась. От Иды не веяло ни теплом, ни спокойствием. Она была холодной, тощей и почти мёртвой. Может быть, уже завтра Луз проснётся с трупом. Она всегда засыпала с этой мыслью, такой обжигающе-холодной и ужасающе не пугающей. Луз, кажется, смерти уже не боялась. Она видела смерть. Она видела смерть целого мира. Луз засыпала, слушая едва ощутимое дыхание Иды. Она знала, что ей приснится. Ей всегда снилось одно и то же. Во снах к ней приходила Эмити. Говорила, как сильно скучает, улыбалась ласково-ласково и нежно, говорила, что скоро всё обязательно наладится. Луз ей лишь улыбалась, пряча в этой улыбке агонию от понимания, что Эмити не знает и не видит, во что превратилась её реальность, в каких руинах её жизнь. Потом она просыпалась. Луз смотрела в железные потолки и трубы. Она смотрела на мир, когда-то горячо любимый ею. Она смотрела в ад.