Цирк уехал, клоуны остались

      Они оставили в городе свой главный козырь. Я их найду, они в ногах будут как гады ползать. Уходящий по длинному шоссе фургон с клоунами из города был ненавистен мне. Они все поголовно не любили меня, они презирали меня, они считали меня самым слабым… Я долго слушал их байки о моих увлечениях, но все их жалкие шуточки исчезали тут же, когда в руке моей появлялся нож.       О, я так одинок… мне совершенно не с кем дружить, все они разбежались, все они убиты… Мне так нравилось сопровождать их в последний путь, такая важная дорога для каждого, всегда нужно быть готовым на всё. Скрежет заточенного ножа, тихие, умоляющие о пощаде слова, наконец, тёплая кровь и её металлический запах, заставляли меня громко-громко смеяться. От одиночества лекарство лишь одно: я видел смысл в крови, она была моим аспирином от мигрени, что мучала меня каждый адский день, что я проживал.       Они бросили меня, они оставили всё, что у них было здесь, в этом сером городишке. Как партизан я был вынужден скрываться по лесам, это было так плохо, я обессилел, я побледнел и озлобел… Лес пришёлся по душе мне, тут ночами рядом ходит смерть и мне не скучно с ней. Теперь я со злобой смотрел на всё и всех, мне казалось, они идут за мной чтобы убить меня, чтобы отомстить мне за всё.       За нарисованной улыбкой скрылась злая натура. Мой грим на грубом лице не красил его, только лишь измазанные губы в красном и заострённые к ушам уголки из краски превращали мое бесцветное лицо в живое, заставляли меня улыбаться.       Я ждал их появления, я ждал ту зеленоглазую суку, что подпортила мне жизнь. Он обязан был поплатиться за свои выходки, ведь мое эго было нещадно затронуто, когда он однажды сказал мне, что я псих, что он не боится меня. Очень много-много лет я свыкался с болью, от одиночества лечился, напиваясь кровью.       Однажды мне удалось найти их лагерь. Перебираясь по лесу в поисках живого, я увидел огонь ближе к дороге, и он зажег во мне сладкое предчувствие мести. Я не решался подходить ближе, ведь я невольно смог бы напугать людишек, сидевших на брёвнах. Нарисованная улыбка давно смылась, но я так любил свой грим, что не смог теперь без этого образа. Тогда взяв нож, я вырезал себе улыбку, смотря в отражение реки и видя как его застилает красными каплями пелена, капающая с моего лица, что превращает чистую воду в кисель. Теперь же под моими голубыми глазами залегли страшные мешки от бессонных, но таких бесценных ночей, что избавили меня от одиночества.       Темнота была моим лучшим другом, она всегда помогала мне, скрывая мое грешное тело в себе. Я был добр только к ней и тихо, мысленно внимая ей, подкрадывался к цели и резал, наблюдая. Я утолял жажду, как древний кровожадный Бог, выжимая из людей свежий томатный сок. Тёплые струйки быстро остывали, стекая по моим рукам, но я лишь тихо улыбался, рассматривая угасающие глаза, в которых всё ещё тлела мольба о пощаде.       Мое орлиное зрение уловило светловолосую макушку, что сидела боком к темному лесу, в котором, между чёрными стволами и кронами скрывалось нечто, жаждущее крови. Бесшумно подкравшись на опасное расстояние, я принялся выжидать, наблюдая за парнем издалека.       Кажется, он ничем не отличался от былых времён, что безвозвратно утеряны в моем гниющем мирке, накрепко закопчённом чужой кровью. Светлые кудри на голове красиво лежали и их, как и прежде, хотелось потрогать. На его красивом лице плясали отражения язычков пламени, что горело от него в нескольких метрах. На хрупких его плечах был накинут плед, мальчик замёрз, я тихо хмыкнул себе под нос. Я знаю как согреть это сладкое тело, я помогу ему согреться этой бессонной ночью.       Спустя несколько часов заседавшие у тепла решили расходиться по машинам спать. Я был умён, я был силён, терпелив и смел. Дождавшись момента, когда зеленоглазый мальчишка подошёл чуть ближе к лесу, чтобы собрать ещё сухих веток, я собрался действовать.       — Антон… — Совсем тихо я позвал его по имени, которое въелось в мой мозг с нашей первой встречи, как проклятье, почти вблизи рассматривая округлившиеся, зелёные глазёнки. — Антон…       — Кто здесь? — Я услышал знакомый голос, и тепло разлилось по моему животу, я улыбнулся себе.       — Антон…       Я продолжал тихо звать мальчика и это выходило жалобно, голос мой давно потерял всю былую силу, ведь с жертвами разговаривать я не привык. Меня забавляла его реакция на мой зов, но более я ждать не мог. Его запах, вкусный запах парфюма, запах чистого тела без увечий, смешанный с запахом дыма костра…       Мальчик сам шагнул в мои руки, я не предпринял ничего, кроме резкого, заученного удара ножом чуть ниже талии, после чего послышался его тихий скулёж и по моей руке привычно потекла тёплая жидкость.       — Слышал про ад? — Я решил заговорить с охладевающим телом, держа его почти на руках и вдыхая запах металла от крови, перемешавшийся с запахом Антона. — Так я, знать, оттуда.       Отдалившись подальше от полыхающего костра и голосов, я бережно поддерживал под спину своего мальчика. За ним по опавшим листьям, по траве и земле тянулся длинный след густой, алой крови. Кинув побледневшее, уже неспособное функционировать, тело на траву у оврага, я приблизился к молодому лицу, вдыхая около него воздух и резко начиная громко хохотать.       Меня рассмешила его неестественная поза, в которой лежало жалкое тело, его непонимание и мольба о пощаде в больших глазах. Вскоре мне надоело видеть его и я полоснул острым концом своего верного ножа по бледной коже, видя, как та расходится к краям челюсти, и всё заливается кровью. Я нанёс ещё несколько ударов в районе груди, с хрустом вонзая в молодую грудь своё орудие. Антон уже не реагировал, душа его уже несколько минут витала в свободном парении, наблюдая со стороны за мной.       Я почувствовал резкую боль в районе щёк и понял, что всё это время широко улыбался, показывая свои ровные зубы. Кровь с моего лица, сочившаяся крупными, солеными каплями из не зажитых ран около рта, стала капать на разодранное лицо мальчика, перемешиваясь с его кровью.       Отдаленный шум заставил меня резко развернуться и мои сгорбленные над жертвой плечи почуяли опасность. Погоня, они увидели пропажу, они заподозрили неладное. Резко вскочив на ноги, я со злобой то ли на себя, то ли на это изуродованное тело пнул его, и когда-то жизнерадостный, светлый и добрый парень по имени Антон полетел в овраг, напоминая из себя теперь не человека, а груду мяса и крови, что неестественно сложилась где-то на дне ямы. Не теряя ни секунды, я побежал что есть силы, ведь мой слух уловил лай собак.       В болото, в лес, чтобы собаки потеряли след. Ещё пока живой, ночью бродит рядом смерть. Пули стали свистать ближе, я ощутил снова приступ смеха, но что-то полоснуло по моей руке, сильно жалив и отдавшись болью. Мельком заметив, я всё же хихикнул, из моего плеча вытекала алая кровь, хлеща, кажется, ведрами. Сквозная рана пульсировала, я ощущал то жар, то резкий холод. Затем то, что из меня вытекало стало пачкать и дорогу, оставляя алые следы, тянущиеся струйками за моими ногами.       Я весь в крови под древом, напоминая жертв своих, откинусь от кровопотери. Мир потихоньку стал тускнуть в моих глазах, словно сгущающиеся сумерки, но я уперто улыбался, обессилено раскинув руки в стороны. И тело найдут скоро, но я даю слово: умереть, чтобы воскреснуть и вернуться снова.