Чувства, о которых никто не успел узнать

Акутагава возвращался домой. С самого утра у него было рассеянное состояние: после выхода его никак не покидало ощущение, что забыл что-то взять или сделать, а потом какая-то неудобная тревога продолжала донимать его всё время. В итоге, все его дела вне дома закончились, а неопределённые чувства остались. Поэтому возвращался он в быстром темпе и на всех участках пути, где мог сэкономить время, он это делал, лишь бы поскорее вернуться домой. И ещё всю дорогу он думал о Дазае. С самого утра он был странным: обычно до последнего момента лениво валялся в кровати, а если и вставал, то либо недовольно что-то бурчал себе под нос всё время, либо поднимался с таким хорошим настроением, что, не переставая, травил свои дурацкие анекдоты. Сегодня же он был спокоен. Максимально насколько это возможно. Встал пораньше, заварил кофе, отвечал на все вопросы односложно и, кажется, сам был чуть бледнее обычного. А когда Акутагава собирался выходить, провожал, сопровождая каждое его движение своим монотонным взглядом. Рюноске ещё тогда показалось, что Дазай произнёс какое-то единое слово уже ему в спину, но он уже был слишком далеко, чтобы услышать какое именно. Впрочем, это и не важно. Акутагава достал телефон, чтобы посмотреть время. Часы показывали полдень. Он ещё раз подумал над тем, чтобы позвонить Дазаю и спросить всё что угодно — не важно какая будет причина для того, чтобы удостовериться, что всё нормально, и он дома. Но Рюноске ещё вспомнил о том, что весь день откладывал эту идею, ведь Дазай, как всегда, просто посмеётся в трубку за беспричинное волнение. В конце концов, разве хоть кто-нибудь беспокоится настолько серьёзно о своих соседях по комнате? И вот уже нужный дом, нужный этаж и квартира. Акутагава быстро три раза по привычке постучал на случай, если Дазай всё-таки запер дверь после его ухода, но, не дождавшись ответа спустя длительное время, он потянул за ручку, и оказалось, что дверь открыта. Акутагава перешагнул порог, быстро пробормотал, что он дома, начал разуваться и тут понял, что что-то не так. Всё ещё наклонившись, он начал медленно стягивать с ног обувь, надеясь, что ему показалось. Секунда на перевести дух, и Рюноске понемногу выпрямился, подняв взгляд: на другом конце обширного прямоугольного коридора, у стены и практически у входа в ванную лежал Дазай. Что? Почему он лежит? Мысленно Акутагава уже готов был рвануться к Дазаю, но необъяснимое оцепенение держало его на месте. Нет, за такие резкие действия Дазай точно со смехом укорит его, когда встанет. Но если всё-таки не встанет? Если случился какой-нибудь внезапный припадок? Тогда нельзя медлить ни секунды. Но... какие бы разнообразные мысли не посещали голову Акутагавы в тот момент, он в глубине души уже точно знал, что произошло, ведь никак не мог не заметить блестящую на свету лужу крови под телом Дазая. Акутагава почувствовал, как у него начинает кружиться голова, но у него не было выбора, как только преодолеть себя. И он медленно сделал один шаг. Затем второй. Он сделал двухсекундную передышку, смотря при этом куда угодно, только не на Дазая. Он по привычке наружно вёл себя спокойно и незаинтересованно, ведь при Дазае всегда было стыдно показывать слабину — засмеёт. Но вот он сделал ещё пару шагов и остановился в метре от тела. Ему было страшно опускать взгляд вниз. Хоть его разум уже обо всём догадался, но пока была надежда, пока она тленно дышала внутри него, он делал вид, что ещё всё нормально, что он только придумывает это для себя. Акутагава тихо, холодно, но с неожиданной хрипотцой в голосе окликнул Дазая, в надежде на то, что он недовольно ответит. Но стоит тишина. Рюноске медленно опустился на корточки, смотря при этом куда-то в сторону или вверх, делая вид, что всё это в порядке вещей, и только ужасно дрожащие ноги его выдавали. Акутагава приготовился взглянуть правде в глаза, но когда он наконец опустил взгляд на Дазая, то тут же поднял его обратно, уже наполненный диким ужасом. Рефлекторно он запрокинул голову повыше, чтобы ненароком не посмотреть обратно на тело, и прикрыл рот ладонью. После нескольких секунд шока и осознания того, что Дазаю уже, собственно, насрать, посмешище ли для него Акутагава или нет, на глазах Рюноске выступили крупные слёзы, и пелена от них затуманила всё обозрение. Спустя долгие месяцы, Акутагава наконец дал волю своим эмоциям. Как жаль, что через труп. Он опустился на колени и лишь тихо плакал и плакал, просто потому что не мог остановиться, хотя сам не знал, почему не мог, ведь очень хотел. За то время, пока слёзы душили его и не давали покоя, он думал, что Дазай даже не успел узнать, что был нечто большим, чем просто соседом по комнате. Акутагава ведь действительно любил его, по-настоящему любил, только не мог признаться: заранее знал, что будет отвергнут и, скорее всего, жестоко отвергнут, поэтому просто тихо продолжал жить со своей любовью, лишь косвенно выражая её. Он склонился ближе к земле и с силой ударил кулаком по полу. Да о какой любви может идти речь?! Стискивая зубы и жмурясь, он не мог перестать думать. Какая может быть любовь, когда он не смог предотвратить подобное? Упустил все красные флажки, все сигналы, все изменения в поведении его предмета очарования. Не предал значения ни странным шуткам, ни по-настоящему тревожным поступкам; оправдывал всё, находя разнообразные причины. Опоздал даже сегодня, ведь утром он был ещё жив... А сейчас Акутагава его уже потерял. Потерял навсегда. И он ничего не мог с этим поделать. В настоящий момент, когда он видит вскрытую руку Дазая с рваными ранами из-за конвульсивных предсмертных передергиваний тела от шока и одним глубоким порезом от кончика среднего пальца до самого локтя, он не понимает, как мог допустить что-то настолько ужасное, подобную степень безнадёжности и решимости. Он вполне может поверить в то, что Дазай резался с неистовыми слезами отчаяния на глазах: лицо всё ещё было мокрым. Сомкнутые веки, злосчастное лезвие, ставшее всему виной, и море крови, расплывающееся под телом. Неужели для Акутагавы после такого есть прощение? Есть ли у него право или хотя бы шанс на последующую жизнь? Раз ему до конца времён не загладить своей вины, так не попробовать бы искупить подобный грех ценою своей жизни? Он посмотрел на свои дрожащие руки, и ком встал у него поперёк горла. Захотелось также воткнуть нож себе в руку и вспороть ее вдоль лучевой кости, чтобы от шока и боли слезы текли ручьем, а из уст лился тихий смех из-за того, что все это кажется очень простым и нереальным. Чтобы кровь омыла всю руку, а мышцы и кость показались раскрасневшимся глазам. Чтобы из-за этого вида тошнота подошла к горлу, и после глупый припадок сменила волна нахлынувшего, на прояснившейся разум, ужаса. В конце концов, чтобы разум затуманился, мир вокруг померк, и он сам упал бы без сил и без жизни рядом с его любимым. Вдруг Акутагава вздрогнул, снова на коленях склонился к полу и, сжимая кулаки, упирался ногтями в ладонь. Да что с ним такое происходит? Как он вообще смеет допустить подобные мысли? Что он за тряпка, что он за слабак и позорище, если вообще смеет так думать? Что бы сказал Дазай, узнав об этом? Ничего. Дазай бы даже смотреть на него не стал, настолько ему бы было стыдно за Акутагаву, настолько он был бы ему противен. И теперь он хочет разочаровать Дазая вот так? Да ни за что. Рюноске почувствовал, что у него начинает кружиться голова, и стало слишком душно, поэтому он подумал, что его разум наверняка уже помешался, и было бы неплохо хотя бы сходить открыть окно. Он медленно поднялся, чтобы у него не потемнело в глазах и прошёл в соседнюю комнату, которая была спальней. Он дошёл до окна и рывком открыл его нараспашку. Внезапный ветер встрепенул его волосы и одежду. Рюноске высунулся на улицу всем торсом. Когда он вдохнул свежий воздух, то понял, как до этого привык к запаху крови, который успел пропитать весь коридор; сейчас же ему дышалось намного легче. За окном была жара, лишь прохладный ветер был спасением для прохожих. Акутагава закрыл глаза и прислушался: весёлые крики детей доносились с площадки, деревья тихо покачивались и шелестели, вдалеке от дома ездили машины, а вблизи несколько человек что-то лениво обсуждали. Солнце пекло и сильно слепило глаза, поэтому Акутагава не стал долго задерживаться на воздухе и, оставив окно открытым, опустился вниз, сев спиной к батарее. Он принял решение полностью успокоиться, ведь на горячую голову никогда ничего не делается, поэтому уже несколько минут сидел с закрытыми глазами и глубоко дышал. В конце концов, ему когда-нибудь нужно будет начинать что-то делать: он не может всё время стоять над Дазаем и плакать. Было бы неплохо хотя бы понять, как это конкретно произошло, или что стало тому причиной. О чём Дазай думал в минуту до или в момент свершения действа. И после того, как Акутагава найдёт ответы на некоторые вопросы, уже будет решать, как разбираться с телом. Пока совершенно не хочется возвращаться туда, в коридор, поэтому, сидя здесь, он хорошо может обдумать случившееся. О чём же всё-таки Дазай думал? Он ненавидел себя? Его кто-то к этому подстрекнул? Ему было тяжело или он не видел дальнейшего смысла? Может, он просто хотел, чтобы все жалели о его смерти? Если так подумать, то понять, что творится в голове Дазая практически невозможно. Как вообще с ним люди общаются? Но если припомнить, то у Дазая было немного знакомых и все, по большей степени, были такими же странными умниками, как и он. Хотя... да, кажется, относительно недавно он познакомился с каким-то странным парнем... Акутагаве он сразу не понравился. Рюноске видел их с Дазаем вместе пару раз, и тот был весь из себя радостный, счастливый, даже какой-то слишком счастливый, но при этом смотрелся максимально неуклюже и рассеянно. Когда Акутагава расспрашивал, Дазай даже с живым интересом рассказывал о нём, а такого никогда не случалось: он отзывался о всех равнодушно. Кажется, Ацуши его звали? Наверное, так. И если поразмышлять, Дазай в последнее время действительно частенько ходил на встречи с этим странным Ацуши. И после своеобразных свиданий он становился всё более апатичным, даже практически не обращал внимания на Акутагаву, просто отмахивался от него. Будто жил от встречи до встречи. Так может... да точно! Этот сраный Ацуши ему чем-то все мозги промыл! Акутагава резко поднялся и встал посреди комнаты, будто озарённый. Его широко раскрытые глаза бегали по комнате, что-то обдумывая и складывая пазл воедино. Точно. Этот мерзкий парень во всём виноват. Это самая многовероятная причина, остальные просто глупы на фоне её. Вот же сукин сын. Рюноске до этого его ненавидел, а сейчас просто готов был убить, будь он только здесь. Кровь Акутагавы явно закипела, и вены показались на висках. Он просто так этого не оставит. Он точно убьёт этого Ацуши, как только выдастся удобный случай, Акутагава собственными руками располосует ему горло тем самым лезвием, которым вскрылся Дазай. Рюноске внезапно метнулся обратно в коридор, чтобы наконец примерно прикинуть, как всё произошло. Возможно, это даст ему несколько улик, и он поймёт верны ли его догадки. А если будет неопровержимый аргумент в пользу невиновности Ацуши, Акутагава всё равно задушит его, потому что он его бесит. В конце концов, Дазай в последние свои дни смеялся вместе с Ацуши, а не с ним. Акутагава прошёл в ванную, и там ждала обстановка не лучше вида на труп: раковина до краёв наполнена алой водой, красные потёки от капель виднелись на внешней её стороне, стекло замарано кровавым следом, будто бы по нему с силой ударили, но разбить не удалось, по полу хаотично разбросаны вещи с полки, и с порога в коридор тянется кровавый след. Как бы Акутагава не старался, ничего связанного с причиной самоубийства он не нашёл. Он попытался было восстановить хотя бы ход событий, но всё-таки решил, что справиться с этой работой положено людям с подобающим образованием. Но как же так? Неужели Акутагава совершенно ничего не может из этого понять? Но тут правда ничего не сходится! Если уж на то пошло, почему Дазай не набрал ванну и не вскрылся в ней? Хотел сэкономить после своего ухода воду? Хах, глупость какая. Если он вообще хотел позаботиться о будущем удобстве Акутагавы, то почему покончил с собой именно так? Он ведь точно знал, что будет биться в конвульсиях, тогда почему не другой способ, менее болезненный? Почему он не ушёл из дома? Что он вообще хотел этим доказать или показать? А может, он сошёл с ума или сделал это из-за ненависти к самому Акутагаве? Рюноске совершенно, абсолютно ничего не знает, что творилось в голове Дазая, ничего! И, о Дьявол, он даже не знает, виноват ли этот сраный Ацуши! И Акутагава снова заплакал. Совершенно без сил, он медленно опустился на пол и рухнул рядом с Дазаем. Он заикался и не мог нормально вдохнуть от слёз и, чувствовал, что был на грани истерики, от осознания, насколько сейчас был жалок, он ничего не знает, и ему никогда не понять мыслей Дазая, он совершенно понятия не имеет, что ему вообще сейчас делать и стоит ли вообще дальше жить. Он даже не знает, какова была причина его смерти, и не в курсе, смог бы это предотвратить, даже если бы и знал. И ведь Акутагава его любил... Безмолвно и робко, искренне и нежно, безнадёжно и боязно, но так любил. Кстати о любви. Акутагава приподнялся на локтях и осмотрел безжизненное тело Дазая. Взгляд остановился на ужасном порезе и почему-то долгое время был прикован к нему. Вдруг Рюноске медленно поднял руку и сделал движение к предплечью друга. Ему казалось, что вот-вот, и Дазай содрогнётся от боли, которую почувствует при прикосновении. Но когда Акутагава аккуратно опустил свои пальцы на рану ничего подобного не произошло, только мурашки пробежали по телу. Он сам не понимал зачем, но продолжал давить в месте разреза. Ужас пролился по телу, и Акутагава хотел остановиться, но какое-то уродливое внутренне желание разжигало жуткий интерес. Он продолжал лезть в рану, раздвигая пальцами плоть, задевая вены и всё больше мараясь в липкой крови. Тут Рюноске понял, что почувствовал кость. Кость Дазая. Того самого Дазая, который ещё сегодня утром провожал его, стоя в этом коридоре. Холод окатил, словно водопадом, и Акутагава отдёрнул руку, чуть отодвинувшись от тела. Наверняка он уже сошёл с ума. Наверное, минут десять прошло, после того, как Акутагава пришёл в себя, после небольшого оцепенения. Он смирился с тем, что разум его мог уже помешаться и вполне оправданно. Не каждый день тебя встречает такая картина. Может быть не так уж и плохо, что Дазай умер. По крайней мере, теперь Акутагава сможет отпустить все разочарования прошлого и начать новую жизнь с чистого листа. Возможно, он даже нормально познакомится с этим Ацуши. Или всё-таки убьёт его? Он ещё не решил. Но раз Дазай умер, и ему уже всё равно... почему бы напоследок, только ради интереса, не попробовать его губы на вкус? Уже охладевшие и потерявшие всю краску жизни. Но только потому что он не успел сделать это при жизни, хотя очень хотел. Акутагава тихонько снова придвинулся к телу. Рукой, всей запачканной в вязкой крови, он прикоснулся к белоснежной, словно фарфоровой, и холодной, мёртвой щеке, оставляя на ней грязный и мокрый след. Рюноске прикрыл глаза и нежно прильнул к губам Дазая. Они были мягкими, как если бы оставались живыми, только безжизненный холод выдавал их принадлежность к иному миру. Акутагава отстранился и навис над телом. Он проклинал себя за то, что своими отвратительными руками измарал прекрасное лицо Дазая, но он был настолько счастлив сейчас, что был готов хоть умереть на месте за свой грех. Внезапно он понял, насколько устал и был изнеможён. Он хотел было подняться и пойти прилечь на кровать, чтобы передохнуть, но только он сделал движение, как его ноги подкосились, и он без сил упал возле Дазая. Рюноске прикрыл глаза и понял, что сон точно будет сильнее него. Что ж, он поддастся этой силе. Ему бы, конечно, следовало начать решать проблемы, которые теперь так внезапно обрушились на его голову, но только после восстановления сил. А сейчас он уснёт рядом с тем, с кем всегда бы хотел засыпать и будет счастлив.