Не теряй меня никогда

Игорь вызывает такси, вбивая конечную точку под диктовку Пети, засовывает в карман спортивок деньги опять же по совету Хазина. Москвич наблюдает за ним с интересом, не понимая, почему они вдруг идут гулять посреди ночи, а Гром радуется, что Петька хотя бы немного ожил. В такси они едут молча. Хазин снова погружается в свои раздумья, Игорь пытается придумать, что такого можно сказать, чтобы утешить призрака. Вряд ли можно найти много подходящих слов для человека, который узнал, что у него есть дочка, и он никогда не сможет увидеть, как малышка вырастет, как пойдет в школу, как первый раз влюбится, как получит свою первую двойку, выиграет конкурс. Как вложить в слова болезненное сочувствие, которое испытывает Игорь? Ему так хотелось бы облегчить Петины переживания, но вряд ли он в силах это сделать. Такси подъезжает к стеклянной высотке и останавливается, Гром вопросительно смотрит на Хазина, но тот уверенно кивает. Они выходят из машины и ныряют в стеклянную роскошь необычного здания. К Игорь тут же подходит лысый охранник небольшого роста и хмуро смотрит на явно нежеланного посетителя. - Мы закрыты, рабочий день кончился, кафе закрыты, – безапелляционно заявляет мужчина. – Вас, наверное, тоже ждут дома, – Игорь уже открывает рот, чтобы ответить, но на плечо ложиться едва ощутимая рука. - Дай ему пятьсот рублей, – тихо подсказывает Петя шепотом, словно охранник может его услышать. – Скажи, что тебе на смотровую. Игорь лезет в карман и под недовольным взглядом лысого достает мятую фиолетовую бумажку, протягивая мужику. - Мне бы на смотровую. Охранник закатывает глаза, но деньги берет и кивает на лифт, пропуская майора. Темноволосый парень заходит в не менее шикарный, чем обстановка холла, лифт и ждет, пока Петя тоже шагнет внутрь. Хазин сам нажимает кнопку, под которой написано «Смотровая площадка». Игорь поворачивается к зеркалу и с недоумением рассматривает свое одинокое отражение. Он всё время забывает, что Петя призрак. Хазин коситься на задумавшегося мужчину, надеясь, что Гром не заметит его изучающего взгляда, благо в зеркале не видно, как московский майор рассматривает своего невольного помощника. Наконец лифт с тихим звоном открывает двери, и мужчины выходят в ночную московскую прохладу. Игорь присвистывает и шагает к перилам, за которыми возвышается чистейшее оргстекло без единого отпечатка пальцев – защита от решивших закончить существование. Гром рассматривает крошечные машинки, сливающиеся в один светящийся поток, окна дома напротив, в которых всё еще или уже горит свет, в которых люди живут своей жизнью, не подозревая, что кто-то может наблюдать за ними. - Ну как тебе? – Петя облокачивается на перила рядом и глубоко вдыхает, будто бы расслабляясь. На лице появляется умиротворенная слабая улыбка. – Красиво, да? - Очень, – искренне говорит Игорь, тоже глубоко вдыхая прохладный воздух, и признается. – Я за эти дни с тобой посетил больше интересных мест, чем за последние пару лет в Питере. - Приму это за комплимент, – усмехается Хазин и ерошит свою непослушную чёлку. - Ты всех своих девчонок сюда водишь, чтобы произвести впечатление? – петербуржец по-доброму подкалывает призрачного юношу. - Ты не моя девчонка, – Петька подмигивает, но вдруг становиться серьезным. – Я сюда никого никогда не водил, это только моё место. Но теперь ещё и твоё, – московский майор смущается и отворачивается, чтобы не встретиться с Громом глазами. - Спасибо, – тихо говорит Игорь. Это доверие, оказанное ему Петей, вызывает волну тепла внутри, жаль, что он не может сказать, как для него важно, что Хазин ему открывается потихоньку. Они замолкают, просто наслаждаясь видами Москвы, которая не засыпает полностью даже в четыре часа ночи, только дремлет неглубоко, притормаживая жизнь людей. К дому, стоящему напротив, подъезжает темная машина и тормозит у бордюра. Окна автомобиля открыты, даже сюда доносятся громкие басы и надрывный голос певца. Игорь невольно прислушивается, прижимаясь лбом к прохладному стеклу. Текст полный отчаяния, будто автор писал его, умоляя о помощи, потому что больше не справлялся. … Пролетит скоро время, границы стирая. Откроешь глаза, еле дышишь, но фразами В уши влетая слова - это я кривым почерком На оглавлении книги — читай: «Спасай меня». Петя, который тоже прислушивается к разрывающей от тоски музыке, укладывает подбородок на сложенные руки и рассматривает машину, в которой, видимо, страдает человек. Игорь же рассматривает призрачного парня, не отстраняясь лбом от стекла. Хазин вслушивается в слова внимательно, чуть хмурясь, потом вдруг вздыхает и поднимает глаза на майора. - Наверное, ему очень больно сейчас, – произносит тихо Петька. – Жаль, что ему приходится слушать такую грустную песню. Надеюсь, что его правда кто-то спасёт и услышат этот крик души. - Ты романтик, Петь, – Игорь отталкивается от стекла и двигается чуть ближе к юноше. – Может, он просто слушает эту музыку для удовольствия. - Ты бы стал такую песню слушать, чтобы расслабиться? - Вряд ли, – приходится признать правоту Хазина. Кто-то высовывается в окно здания напротив и кроет хозяина машины матом, призывая иметь совесть и вырубить завывания. Автомобиль срывается с места, унося с собой надрывную песню, звучащую на повторе. Игорю почему-то становится грустно и тоскливо, он вздыхает и усаживается на прохладный каменный пол смотровой площадки. Петя осторожно садится рядом. Если бы они были в каком-нибудь романтичном фильме, Хазин обязательно бы положил голову Грому на плечо, а Игорь взял бы его за руку. Майор чуть мотает головой, развеивая стоящие перед глазами картинки. - Тебе ведь тоже больно, Петь, – Игорь склоняет голову к плечу, поворачиваясь к призраку. - Ты не представляешь, насколько, – Хазин криво усмехается и прячет лицо в тонких изящных ладонях. Игорю так хочется хоть немного чужой боли забрать себе, чтобы стало легче. Им обоим. – Я всегда думал, что это ребёнок того мужика… А это моя дочка… У меня есть дочка, представляешь? А я даже не успел… Ничего не успел. Игорь прикусывает щеку изнутри, чтобы не выдать свои чувства ненароком. Петька потирает лицо руками и отнимает их от лица. Сейчас он кажется более бледным, чем обычно, Гром позволяет Хазину собраться и снова натянуть маску, скрывающую невыносимую тоску и отчаяние. - Петь… Если нужно, ты поплачь, ладно? – тихо просит петербуржец. – Это нормально, станет легче. - Не станет, Игорь, я до конца…существования буду помнить об этой маленькой девочке, которая никогда меня не увидит, - светловолосый юноша давиться словом «существование», потому что жизнью назвать то, что с ним происходит, нельзя. – Что ты дальше планируешь? – Петька старается переключиться немного. – Ты придумал, что делать теперь? Ни одной ниточки… - Я хочу поехать к твоим родителям, – Игорь рассматривает точённый профиль собеседника, зная наперед, что Хазин рад не будет. Он пока не может рассказать, что рассказал ему Саларьев, чтобы не вселять, возможно, ложную надежду. - Отец не станет с тобой говорить, в лучшем случае просто пошлёт в пешее эротическое – Петя кривится и начинает щелкать суставами пальцев, нервно сжимая кулаки. – А мать от него не отходит. Так что не думаю, что что-то выгорит. Если бы они что-то знали, давно бы меня нашли. - И всё же я попробую, ладно? Петька безразлично пожимает плечами, но всё равно сердито теребит пуговицу своего пальто, давая понять, что таким решением недоволен. Игорю вдруг ужасно хочется поцеловать почти прозрачного Хазина: то ли на него так действует свежий воздух, то ли он вдруг понял, что времени у него осталось совсем мало. Это осознание тяжеленной бетонной плитой обрушивается на плечи, и Игорь начинает понимать того человека, который уехал на машине с бешеной скоростью, только вот даже тачка не поможет тебе сбежать от себя. Гром вздыхает, стискивая зубы, и собирает всю свою смелость, чтобы решиться открыть рот, потому что после его признания произойти с их альянсом может что угодно. - Петь… Спасай меня… – голос становиться хриплым и ломким, но майор заставляет себя не отрывать взгляд от Петькиного профиля. Хазин вздрагивает и поднимает на собеседника растерянный взгляд, непонимающе качает головой, забывая про злополучную пуговицу. А у Игоря сводит судорогой горло, не давая признанию вырваться наружу. Петя неуверенно улыбается, думая, что петербуржец, наверное, в своей обычной манере пытается пошутить. - От чего тебя спасать? – усмехаясь уже чуть увереннее, интересуется светловолосый юноша. - Наверное, от меня самого, - приходится откашляться, чтобы вытолкнуть застрявшие в глотке слова. – Я хочу тебя поцеловать, Петь. - Игорь, ты…Ты же шутишь? – глаза Хазина, похожие на черные озера, распахиваются ещё шире, парень кусает губу, не понимая, как реагировать на признание. - Ты мне очень нравишься, – едва слышно произносит Игорь и всё же опускает горящее лицо, чтобы не видеть Петиного непонимающего взгляда. – Очень нравишься, Хазин, как мужчина, как человек, как ехидный призрак... - Да мы знакомы же всего ничего! Пара дней… Как ты можешь понять нравиться ли тебе человек или нет за несколько дней? – голос москвича дрожит, выдавая его смятение с головой. Он растерян и не понимает, что делать с этим внезапным признанием. Поэтому не знает, на какую фразу реагировать первым делом. - Петь, пожалуйста, послушай, – Игорь сцепляет ладони в замок и пытается привести мысли в порядок. Хазин неожиданно затыкается, переставая судорожно хватать ртом воздух, готовясь к новому возмущенному воплю, и таращит на Грома свои чёрные глазища. – Я не знаю, как объяснить это. Просто ты иногда понимаешь, что это твой человек. Ты мой человек, я бы постарался тебя убедить в этом, если бы встретил раньше. Мой отец сделал маме предложение через месяц после знакомства, они до конца были вместе. Поэтому… Я просто знаю… - Игорь, там был месяц, а мы знакомы пару дней, – Петька растерянно вплетает тонкие пальцы в чёлку, ероша и без того растрепавшиеся пряди. Гром смотрит на него с тоской, понимая теперь , что призрачный парень вряд ли примет его чувства, и что он, идиота кусок, испортил отношения Хазина к себе. – И я призрак, а ты меня совсем не знаешь… А что если я не такой, как ты думаешь? Я был изрядным уродом в жизни. - Мы это уже проходили, сейчас ты совсем другой, и ты настоящий мне безумно нравишься. Если бы я только тебя встретил раньше, Петь, – Игорю кажется, что в уголках глаз начинает собираться влага, и молодой мужчина зло утирает кулаком непрошенные слёзы. – Я так жалею, что упустил столько времени. Возможно, ты завтра исчезнешь, возможно, я перестану тебя видеть, да что угодно может случиться… И мы больше никогда не встретимся. Поэтому я рассказал тебе, понимаешь? У меня осталось всего ничего, чтобы быть с тобой рядом, помогать тебе, и я не могу потерять еще больше времени, Петь… Петя кусает белоснежными зубами нижнюю губу и смотрит на Игоря, прижав ладонь ко лбу. Хазин явно не может решить, что ответить на эмоциональный монолог майора. И Гром думает, что это безумно эгоистично с его стороны, вот так вываливать на парня свои чувства. Может, Пете станет противно, может, он перестанет верить Игорю, но петербуржец почти физически ощущает, как утекает каждая секунда его времени, проведенная рядом с этим невероятным призрачным юношей. Он не может потерять ещё больше, но реакция Хазина довольно точно расставляет всё на свои места. Теперь Игорю нужно извиниться, он не обязан перевешивать ярмо решения на Петьку. Это его ноша и только его. - Прости, Петь, я не должен был тебя этим волновать… У нас сейчас другие задачи. Но я хотел сказать… Просто на случай, если настанет день, когда я тебя больше не увижу… Петя удивленно приподнимает брови, всё еще сохраняя молчание. У него нет ни малейших сомнений, что такой день настанет, и, возможно, совсем скоро, а Гром отчаянно гонит от себя эти мысли. Игорь сильнее стискивает переплетенные пальцы и никак не решается посмотреть на Петю в ответ, рассматривая розовеющее небо, раскинувшееся над крышами домов, но заставляет себя продолжить. - Я хочу, чтобы ты знал: я счастлив, что встретил тебя. Воспоминания об этом останутся со мной навсегда. Всё было так странно, но так… так правильно. Я чувствовал себя одновременно счастливым и отчаявшимся. Ты не обязан ничего говорить, я так не вовремя полез со своими признаниями, прости, ладно? Забудем это всё. У нас ещё много дел. На коленку Грома ложиться тонкая ладонь, и Игорь поднимает глаза на Петьку. Тот стоит на коленках рядом, трогательно сжимая губы. Прозрачная ладонь охлаждает даже сквозь штаны, но Игорь впитывает ощущение близости Хазина, наслаждаясь теплом, наполняющим всё внутри. - Я никогда не целовался с парнем, – шёпотом признается Петя, и немного поддается вперёд. – Игорь, ты можешь…можешь первый поцеловать меня? - Ты уверен? – также тихо отвечает молодой мужчина.. Петя решительно кивает и вдруг слабо усмехается. - Возможно, ты будешь последним, кто меня будет целовать. И, если честно, я никогда об этом не пожалею. Я три года был один, мне было так дико страшно, одиноко… И я хочу попробовать, даже если у нас осталось совсем мало времени. И пусть я никогда не был близок с парнем, с тобой иначе. Меня это тоже пугает, если честно… Но я тоже не хочу тратить остатки своего времени. Поцелуй меня, Игорь, ладно? Гром осторожно берет чужое лицо в ладони и мягко поглаживает почти прозрачные острые скулы. Петя холодный, и губы у него тоже прохладные, будто Игорь пробует мятную конфету. Чужая едва ощутимая ладонь ложится на затылок майора, притягивая его ближе к себе. Целоваться Петей совсем не так, как представлял себе петербуржец. Это во много раз лучше. И плевать, если Петя делает это потому, что боится потерять в лице Грома помощника. Игорь готов быть для него опорой до конца. Игорь готов помнить, что сам решился признаться дорогому человеку, которого вот-вот потеряет. Игорь хочет запомнить этот поцелуй на смотровой площадке на всю жизнь.