Воют монстры, порождённые ночью

— Ты долго будешь ходить в сарай? — будто бы случайно спрашивает Лиз. Шон останавливается на полпути с занесенной рукой над дверью. Обернувшись и встретившись с возлюбленной взглядом, он понял — она давно знает. Отмазаться не получится. Перед его взглядом еще живой Эд, который с радостью поглощал пиво и мороженое, который был рад его видеть в любую непогоду. Шон жмурит глаза на секунды. До чего же странным стал нынешний мир — живых мертвецов используют для развлечений и тяжкого труда, а он до сих пор содрогается, когда идет к своему другу поиграть в приставку. Лиз поднимается с дивана и становится напротив Шона так, чтобы он видел ее взгляд, больше уставший, чем осуждающий. — Поверь, Лиз, — медленно говорит Шон. — Это не в ущерб тебе или нашим отношениям. Просто Эд мой… — Твой друг, верно? — заканчивает за него Лиз, а потом делает шаг навстречу и ловит ладонями его лицо. — Да, он мой друг. И мне бы хотелось, чтобы он оставался с теми же недостатками, что и… — следующие слова даются Шону ой как не просто, — что и при жизни… Лиз грустно улыбается. Произошедший зомби-апокалипсис сделал ее на редкость понимающей и проницательной. Шон даже замечал за собой, что начинал побаиваться этих ее внезапно проснувшихся черт характера. — Ты сам-то себя слышишь? — тихо спрашивает она. Шон чувствует, что на его глаза наворачиваются слезы, позорно и слабо, как тогда с мамой. Но по-другому не получится. Лиз же вздыхает, убирает руки от его лица и произносит даже с сомнением: — Их сейчас используют, как тупую рабочую силу и развлечение… Но мне кажется, лучше всего было бы дать им покой, которого они заслужили… Эда уже нет, Шон. Отпусти его. В новостях и сейчас гремела эта новая волна отношения к случившемуся. Многие просто не могли спокойно спать, зная, что живые мертвецы бродят где-то там на улицах, пускай и под контролем. Шон трет глаза. Он понимал, что в словах Лиз есть смысл, как и есть в смысл в словах тысячи людей, говорящих так же. Он сглатывает, чувствуя, как потеют ладони. Невыносимо тяжело сознавать, что как бы он ни пытался подступиться к Эду, тот прежде всего пытается откусить ему руку и держит джойстик неуверенно, так словно сейчас отключится. Никто не знает, что Эд у него дома. Никто, кроме Лиз. — Ты права, — тихо выдыхает он, топчась на месте и пытаясь не дрожать. Его друг Эд всегда заслуживал лучшего. Не такого существования, где он будет бездушной куклой, которая только пытается быть похожей на живого человека. Шон сжимает и разжимает пальцы рук, чувствуя, что слезы все равно стекают из глаз. Он ясно представляет себе револьвер, который хранится в коробке из-под печенья, понимая, что это даже не будет убийством. Только прощанием. Прошлого не вернуть. Он чувствует, как Лиз обнимает его крепко и шепчет на ухо: — Ты не будешь один, мы сделаем это вместе. Чувство благодарности затапливает все его существо… Через несколько минут он выходит из дома с револьвером в руках вместе с Лиз, направляясь к сараю.