Закон для тебя

Сегодня полнолуние. Это ничего вам не говорит, но сегодня луна освещает кое-кого особенно ярко. Заброшенный отель, но не разрушенный и обшарпанный временем, совсем недавно он работал и принимал гостей, а сейчас пустует или не совсем пустует. Арсений движется по едва освещенному коридору, зарядка на нуле и телефон сейчас кажется ненужным и лишним, который он благополучно оставляет на бывшем ресепшене, ну не до этого сейчас. Арсений без труда находит верный номер, в глаза бросается то, что это единственный номер у которого вместо дверной ручки нож, но его уже ничего не удивляет. Попов выдергивает рукоятку и это сопровождается громким щелчком разрезавшим маниакальную тишину, отчетливо слышно, как по ту сторону кто-то вздрогнул и сжал в руках что-то мягкое, одеяло или подушку, Попов рассматривает открывшиеся взору лезвие, небольшое, но явно острое. Решив приукрасить кроваво-красную стену, нож с размаха упирается в бархатные обои, обтягивающие все коридоры в этой гостинице. Дверь со скрипом отпирается. — Помоги мне забыться, не хочу думать о том, кто я есть, Антон ждет его каждый раз, как полная луна взойдет над небом, открывая взор на темную сторону прекрасного. Сегодня она была кровавая, горела во мраке ночи, неся в себе лишь боль. Мгновение и лампочка лопается, роняя осколки на пол, последний источник света исчерпал себя, комната погрузилась в полумрак. Никто даже не дернулся. Арсений проходит внутрь, обхватывая Антона со спины, прогибая его под себя, уперев на подоконник из темного дерева, заставляя увидеть себя в едва уловимом отражении окна. Штаны вместе с бельем сдергиваются вниз. Руки вцепляются в беспомощно ржавеющие решетки, режет, остаются синевато-кровавые следы, лишь дрожащие ладони отстраняются от грубых прутьев, как хрупкое тело дергается от пронзившей его боли. Оставшуюся одежду срывают с желанного тела, предвкушая почувствовать больше, быстрее. Так страстно, как будто в последний раз, но он далеко не последний. Парень стонет громко, отчаянно, от боли отдающей где-то в висках, слезы текут от невозможности быть собой, боль единственное средство от той разъедающей тоски. Бедра сжимают до синяков и царапин. Сердца лишь циркулируют кровь, но они не против, если их вырвут и сошьют воедино, они бьются чаще, быстрее, ещё немного и алая жидкость закипит, но тогда им будет суждено умереть, в один день, в одну ночь, под кровавой луной. До разрядки никто не дошел, они не занимались любовью, это не чувство бесконечного трепета рядом с тем человеком, это всего лишь забвение. — Обещай, что в следущий раз будет больнее, — Я не хочу делать больно своей любви, — Тогда не приходи больше, Арсений уходит. Вам может показаться, что он один, но....