Её квартира

Он чувствовал себя в этом доме словно ребёнок, оставленный мамой в очереди. Всё вокруг было слишком чужим, незнакомым, оттого и столь же хрупким, сколь пугающим. Дотронуться до старой полки с пожелтевшими книгами и уронить что-нибудь или задеть локтём фарфоровую чашку – он уже представил эту картину сотню раз и ещё больше испытал тот стыд, какой испытал, если бы подобное действительно произошло. Окрущающие вещи приобретали ещё большую хрупкость из-за статуса их хозяйки. Они смотрели с такой же равнодушной грубостью, с какой смотрит Аннабель, и хранили в себе такую же тайну. Даже если бы эта чашка была железной, взять её в руки было бы страшно. В этой квартире он был такой же незнакомец, как в городе, цирке, родной семье и её сердце. А вот Аннабель его сердцем орудовала, как хотела, и ничто не могло её смутить. Холодная, прагматичная и равнодушная, но такая необходимая. Гранц мог сколько угодно терпеть выходки Аннабель, её совершенно открытый цинизм по отношению к его распахнутой грудной клетке, лишь бы она была рядом. Лишь бы просто дышала рядом с ним, пусть и с отвращением белоручки перед грязной работой. И Аннабель знает это: она вскроет ему живот и будет копошиться в его внутренних органах. Её не интересует найти там что-то, понять, как работает человеческое тело. Настоящее человеческое тело, живое и тёплое. Она никогда не вспомнит, каково это быть живой. Она и не хочет, поэтому будет рыться в его органах бесконечно долго и мучительно, бесцельно и доставляя максимальный дискомфорт, показывая свою власть над чужим телом, доказывая своё обладание над ним. Гранц пытается услышать аромат её квартиры, но он так слаб, что циркачу начинает казаться будто у него забит нос. Так бывает всегда, когда хочешь поймать едва уловимый запах. Так же бывает с её духами. Они всегда оставляют такой лёгкий след после себя, что его без усилий съедает улица: запах бензина, проезжающих машин, сырости и потной толпы. Если этого не делала улица, то делал цирк: там всегда пахло животными, а духота лишь заглушала аромат Анабель. Если цирк не делал этого, то делало любое другое место, потому что причина была не в посторонних запах, а в том что её всегда было катострофически мало. Аннабель хоть и занимала собой всё пространство, Гранцу казалось это недостаточным. Она была такой призрачной, такой идельной, и он боялся, что её на самом деле не существует. Он не видел в её надменности той отвратительности, которую видели другие. Окружающим Аннабель не нравилась, но Гранц был в неё влюблён, как глупец. Она приручила его, потому что дала надежду будто он сможет быть нужным кому-то. Дала почувствовать себя прикормленной бездомной собакой, но никогда не давала и намёка будто заберёт к себе домой, даст тепло и кров. Так всегда и было в их отношениях. Аннабель прикормит немного, полюбуется преданными глазками своего пёсика, погладит и оставит его на улице, потому что домой никого не пускает. Аннабель никому не доверяет, и это было первым разом, когда  она пустила Гранца к себе домой. Правда он ощущал себя на улице: таким же замёржшим и брошенным, но надеявшимся на то, что его полюбят, согреют и оставят рядом с собой навсегда. Необязательно даже как равного: он был готов остаться на правах собаки, лишь бы чувствовать себя нужным. Аннабель не давала и этого. Она держала рядом, но не слишком, чтобы Гранц не обольщался.