Изнутри

Позже Атари понял, где по-настоящему ошибся. Поняв, что даже небольшую горсть Порождений Тьмы им не одолеть - а как иначе, он какой-нибудь боевой маг или воин, что ли?! - он попытался убить себя сразу после сестры. А это нужно было сделать, не тратя время на попытки атаковать и на надежду, что ближайшее чудовище оторвёт ему голову. Теперь - уже поздно. Он догадывается, что они пытаются сделать. Все знают, что бывает с теми, в кого попадает Скверна - они превращаются в таких же чудовищ, которые рыщут потом под землёй, иногда выбираясь на поверхность, заражая всё вокруг себя и разрушая всё, что не поддаётся. Но после того, как остановили Мор, их стало меньше, и они попрятались на Глубинных Тропах, - кроме самых отчаянных. Их мало. Они не чувствуют своей силы, когда их так мало. Они хотят, чтобы их стало больше, Атари почему-то в этом уверен. И они не хотят, чтобы он погиб - по пути один из мелких монстров попытался на него напасть, и сородич покрупнее просто разорвал его на части. Пытаясь оттереть тёмную мерзкую кровь со своей щеки о плечо, Атари думал, что лучше бы мелкий был порасторопнее. Они хорошо умеют вязать узлы, шевельнуть даже плечом почти нереально. Рот тоже заткнули - влажный грязный кляп вынимают из него только, когда старший решает, что пленника нужно покормить, и начинает пытать его сырым подгнившим мясом, добавляя к нему прогорклой воды, пахнущей всё тем же жутким запахом. Скверна. Здесь всё пахнет Скверной. В такие моменты Атари жалеет, что бабка учила его осторожно пользоваться исцеляющей магией, но ни разу толком не показала, как использовать такую силу для защиты. Они тащат его по бесконечным коридорам, сквозь каменную утробу куда-то в глубину, и чем глубже уходят, тем более невыносимыми становятся их голоса. Их всё ещё немного, но большую часть Атари, вероятно, не видит, потому что даже когда они остаются в огромной пещере наедине с парой охранников и старшим, со всех сторон из темноты всё равно доносится рычание, какой-то скулёж и всхлипы, злобные вскрики и шёпот, шёпот на все лады, словно скребущий изнутри по черепу. Оказывается, под землёй никогда не бывает тихо. Атари не знает, сколько времени прошло - здесь нет такого понятия. Поначалу он ждёт, что умрёт от чьей-нибудь обезумевшей когтистой лапы или кривого ножа. Потом - от того, какую пропитанную Скверной дрянь в него постоянно пытаются засунуть, не давая ему избавиться от неё, и это мерзко, и он почти рад, когда становится ещё и больно, потому что лучше уж так. Потом он надеется, что утратит разум и перестанет понимать, что происходит и что будет дальше - но чем дольше он наблюдает за искажёнными тварями вокруг себя, тем быстрее эта надежда тает, потому что Атари видит, что они не бездумные звери. Они чего-то хотят, они действуют, чтобы это получить. Возможно. они даже понимают, кто они. Ему всё чаще кажется, что он понимает, что они имеют в виду, когда кто-то из них начинает яростно рычать на других, крик боли порой можно отличить от победоносного взвизга, и когда шёпот из темноты накатывает громче, ему мерещится, что невидимые чудовища пытаются ему что-то сказать. А потом Атари замечает, как его тело начинает меняться - вот сереет кожа, это видно даже в алых лучах вспыхивающего факела, вот истончаются пальцы и грубеют, темнея, ногти, а позвоночник и кости внутри всё чаще охватывает ноющая тоска, и он невольно ждёт, когда услышит хруст растягивающихся костей, - и вдруг решает, что не сдастся так просто. Если уж боги не хотят избавить его от мучений, лишив хотя бы остатков разума, то единственное, чем он ещё может им противостоять - тот самый разум. Во всяком случае, Атари очень хочет верить, что для магии этого хватит. Он не очень много знает о Порождениях Тьмы, но помнит, что вот те длинные и быстрые, с когтями, чьи тонкие крики он слышал здесь только один раз - это то, что получается, когда Скверна добирается до эльфов. Может быть, именно это его и ждёт - может, как раз поэтому они утащили его, у них ведь почти нет в их своре таких. Видимо, для этого не нужно его особо беречь - достаточно, чтобы он был жив, потому что как только им что-то не нравится, они приходят в узкую пещеру, где он валяется полусвязанный, и вместо тошнотворной пищи приносят с собой боль. Атари не понимает до конца, что они с ним делают, в такие моменты он закрывает глаза и старается не думать об этом, цепляясь за обрывки воспоминаний о другой жизни и за шёпот, текущий сквозь него со всех сторон, потому что шёпот легче и ласковее, чем их радостные взрыки, всхлюпы и обрывки искажённых слов. Потом они уходят, и он открывает глаза. И начинает лечить то, что они в нём разрушили. Это не легко - он никогда не был сильным магом, не обучался в Круге, да и бабка всегда говорила, что лучше уметь немного, но то, что тебе действительно принадлежит, а судьба найдёт, где тебе это пригодится. Атари умеет исцелить не смертельную рану, неплохо работает с последствиями разных ядов - может, и Скверна хоть как-то поддастся. Сил у него здесь мало, он двигаться-то едва может, но если сумеет наскрести хоть сколько-то воли... Сколько сможет, столько он не даст превратить себя в существо, которое будет потом шляться по тёмным углам, с визгами убивая или своих новых сородичей, или тех людей, гномов, эльфов, что попадутся ему на пути. Его всегда учили, что жизнь хрупка, и отнять её проще простого - а вот защитить, дать или исцелить куда сложнее, и даже без участия Порождений Тьмы люди убивают друг друга куда чаще, чем исцеляют. Атари убил за всю жизнь только один раз - потому что сестра сама попросила его об этом, когда их загнала в том овраге свора этих тварей, потому что лучше умереть, чем пережить то, что они, говорят, делают с женщинами, и он не смог отказать, глядя ей в глаза. Даже смерть лучше судьбы чудовища, во тьме Глубинных Троп бесконечно порождающего орды визжащих тварей, рвущих на куски друг друга и окружающих. Убить себя он уже не успел. Магия здесь слаба, особенно магия исцеления - а может, её ослабляет Скверна, которая постепенно припитывает его, пытаясь изменить, но он делает, что может. Он больше не отказывается от воды и пищи - остатки сил могут пригодиться, и свора замечает это, будто начиная в ответ обращаться с ним не так жестоко. Однажды они даже приносят ему что-то вроде нормального мяса, не тронутого их гнилью, и он впивается в эти куски заострившимися зубами, не глядя и не думая о том, где твари их взяли. Шёпот, принизывающий полутьму вокруг, текущий сквозь его голову, будто не замечает его работы - иногда Атари кажется, что, наоброт, какой-то смутный голос в этом бесконечном море, поющем голодную тоскливую песнь, будто бы хочет, чтобы он продолжал, поддерживает его в его сопротивлении. Иногда этот шёпот даже придаёт ему сил - а в его ситуации нет смысла придираться к тому, откуда черпать хоть какие-то силы. Краем сознания он понимает, что ему вряд ли хватит сил остановить изменения или повернуть их вспять - этого, наверное, никому ещё не удавалось, - но хотя бы направить их не туда, куда они шли изначально, он попытается. Даже если его кости, уже переломленные не один раз, вытянутся и заострятся, а тело, выкрученное и утратившее способность распрямиться, попытается выломаться тем движением, каким те визжащие твари наносят удар, - он сделает всё, чтобы не стать тварью, которая несёт только смерть. Шёпот, заглушающий даже голоса своры вокруг, звучит согласием. Спустя ещё много часов - дней - месяцев - лет - кто знает - тьмы и шёпота, Атари распахивает глаза от того, что слышит тот самый исступлённый визг где-то близко. Сначала он пугается - ему кажется, что все его попытки сопротивления пошли прахом, и этот звук прорвался из его собственного горла. Но сразу затем он вдруг чувствует, как в его обессилевшем теле сдвигается пара хрящей, как что-то острое рывком надавливает на его позвоночник, почти надламывая его с внутренней стороны, - и понимает, что слышал этот звук изнутри. И ещё он понимает, в чём ошибся второй раз.