Возмездие

Человечек сам по себе был невысокого роста и худ, и в коленопреклонённой позе он выглядел ещё более слабым. Пережитое же недавнее горе ещё больше иссушило его, омрачило лицо несходящей тенью, ссутулило, смяло. Богатые одежды висели мешковато — теперь всё прежнее одеяние было ему велико, но человечек не замечал этого. В выцветших посеревших глазах его оставался лишь один огонёк. Злой огонёк, беспощадный, алчущий возмездия. Именно за возмездием человечек и пришёл к своему королю. Пришёл и поставил его в очень неудобное положение. Человечек этот не был из числа простолюдинов — в таком случае его просто бы не пустили даже в замок, не говоря уже об аудиенции с Его Величеством. И именно это положение просящего, вернее, знатное и родовитое его происхождение, пережитое горе и справедливая просьба о возмездии ставили короля в неловкую ситуацию. Дело в том, что просящим был граф Гедеон, он же — князь всего Торгового Пути, соединяющего королевство. богатый, родовитый союзник, просящий о возмездии у своего короля. Отказать невозможно — просьба его справедлива. Но принять её и выполнить…не всё так просто, когда на тебе забота обо всём королевстве. И граф Гедеон понял бы это в иных обстоятельствах. Но сейчас сердце и ум его были поглощены горем. Он потерял своего единственного сына, молодого, храброго и талантливого юношу. Граф Гедеон уже трижды проклял себя за то, что позволил сыну участвовать в своих делах, за то, что, расслабившись после многих удачных его поездок, позволил себе не сопровождать его и не умер вместе с ним на Тракте, когда напали разбойники. Тракт всегда был разбойничьим гнездом — пристанище шаек, воров, мошенников, фальшивомонетчиков, убий, разжалованных солдат, что покатились по наклонной и искали утешения в дешёвом пойле. Но король держал Тракт под контролем — после долгих войн с этими дикими, отчаянными людьми, которым нечего было терять и не для чего жить, он просто обложил их налогами и собственным надзором. С тех пор Тракт подзатих. Конечно, налетали иногда, грабили, но чаще всего на другие караваны, не связанные с охранявшим Тракт королевством. Да и знали шайки, на кого можно напасть, а на кого нельзя. И вот караваны Гедеона были им очень хорошо известны как те, на которые нападать нельзя. И уж тем более — чинить расправу над всеми его защитниками, в числе которых был сын графа. Теперь единственная мольба Гедеона о каре всего Тракта. Горе затмило ему рассудок, он отравился всей своей скорбью…конечно, он не понимает всего цинизма и всего неудобства своего прошения. -Ваше величество…- Гедеон молит. Он имеет на это право. Он поддерживал короля, поддерживал его походы, междоусобицы и долгую борьбу за власть. Теперь он хочет взять своё за годы преданности, за растраченные монеты, за все блага, что предоставил его дом. У него много прав на то, чтобы просить о возмездии. Король жестом просит его молчать. Король растерян. Королю нужно время. -Я созываю совет, — король легко уходит от прямого сиюминутного ответа. Он знает давно, как это сделать. Для таких вопросов у него есть совет. *** -Значит, если я правильно поняла, — после недолгого молчания обдумывающего всё услышанное совета, принцесса Адела заговаривает первой, — граф Гедеон потерял сына на Тракте. На его караваны напали шайки. Виконта убили вместе со всеми людьми, добро растащили, а Гедеон требует возмездия? Король кивает. В этом зале он старается воздерживаться от лишних слов. Зачем, если ближайший совет, представленный его сестрой, верными министрами, полководцем, жрецом и казначеем всё решит? -Это было несложно понять, — усмехается министр финансов– Клод. Ему одному, пожалуй, можно вести себя вольнее с принцессой. Даже своему брату Адела не позволяет прилюдных ехидств, но к Клоду у неё свой счёт, они росли вместе, были друзьями, и были влюблены друг в друга. Правда, брака такого никто бы и никогда не допустил — все это понимали. Адела не досталась Клоду, но и никому другому тоже не досталась. Пока был жив отец, она уворачивалась от нужного брака, то сказывалась больной, то устраивала сцены, а когда он умер и на престол взошёл её брат, то бросилась ему помогать, наплевав на должный порядок. Воли у неё на это хватило. С годами любовь Клода и Аделы остыла, они оба стали грубее и циничнее, оба уже по десять раз успели ознакомиться со всей подлостью придворных романов и измениться. Но они остались друзьями, сумели остаться. -Но делать что-то нужно… — Министр Градостроительства всегда отличался очевидностью замечаний. К этому нужно было просто привыкнуть — в остальном это был человек исполнительный и инициативный. -Да разнести к чертям… — полководец Рудольф же отличался воинственностью. Хороший военачальник не мог допустить несправедливости. к тому же на шайки Тракта он давно точил зуб. — Кхм, простите, Амос. Высший Жрец Амос только покачал головою: -Небо простит тебя, дитя, а меня давно уже такими словами не задеть — мой дух закалён в служении свету! -Что же вы здесь-то тогда делаете? — настроение Аделы заметно улучшилось. Её всегда забавляло препираться по мелочам с советниками. Амос не смутился: -Ваше высочество, я отмаливаю грехи ваших душ! -Нет никаких грехов, когда дело касается народного благополучия! — огрызнулась принцесса. — Зарубите себе это на носу! Всё во имя блага! -Во имя блага разнести всё это гнездо! — снова вклинился Рудольф, — честные люди страдают, боятся Тракта. А мы? Мы, которые поклялись защищать народ, мы допуска… -С другой стороны, — бесцеремонно влез Клод, — торопиться нам некуда. Совет угрюмо затих. Не проблема покарать Тракт. Проблема в последствиях. Кто выполнит грязную работу, уничтожив или подставив очередного врага короны или народа? Где проще всего найти шпионов? Кого можно не брать в расчет? Кто наведет порядок на Тракте, не позволив там обосноваться другим, более сильным шайкам? А если Тракт — важнейший торговый путь окажется под контролем соседних земель? А если просто будет захвачен одиночными племенами? Тогда что? Кризис продовольствия и торговли? А где найти наёмников для чего угодно? Где найти нужные, но незаконные артефакты и яды? А где их продать? Всё это незаконно, но во всём этом, так или иначе, заинтересована корона и терять всё из-за какого-то виконта? Ну уж нет! -Некуда… — соглашается Адела. — Мы без шаек Тракта сильно просядем. Они охраняют некоторые караваны. Наши! -А может быть, тот виконт погиб не на Тракте? — с надеждой спрашивает Министр Градостроительства. -На Тракте! — отзывается Рудольф. — Всё же ясно как… -А вы проверьте ещё раз! Докажите, что не на Тракте, — настаивает Министр Градостроительства. Но тут вмешивается Клод: -На Тракте. Тут иных вариантов нет. -Тогда надо думать, — Министр градостроительства заметно грустнеет. Король всё время сидит молча и ждёт от них спасительного решения. *** Через четверть часа, после небольшого перерыва жернова раскручиваются с новой силой. Клод докладывает: -Как говорят люди Тракта — это их преступление. Вернее, преступление отступников. Шайка Магнуса устроила переворот, местные разборки привели к тому, что его люди вышли из-под контроля и объявили себя врагами всех соглашений. -Небо им судья! — вздыхает Амос. Адела усмехается: -А нам что с того судейства? -Магнус, — Клод перехватывает внимание совета, — клятвенно обещает выловить и перерезать всех виновников. Он просит не расторгать соглашений и не напускать армий. -А они дальше будут нас резать? — Рудольфу всё это не нравится, но он терпит. Таков его долг. Лишь иногда позволяет себе замечания. -Нам нужно дать права Тракту, — задумчиво молвит Адела. Она давно уже думала над этим, но всё повода не было предложить. А тут как раз к слову. — Пусть устраивают свои суды и контролируют себя, назначат старейшину, вождя…словом, хоть бога пусть выберут! Но они должны быть под нашим контролем. Но наши руки не дотянутся. Да и не знаем мы всех их шайковых сплетений. -Тут я поддерживаю, — Амос первым поддерживает слова принцессы. — Как свет властвует над королем, как король властвует над народом… -Да мы поняли! — отмахивается Клод. — Именно сейчас, вот в эту самую минуту весь конфликт может уйти в никуда. Молчание. Если бы заседали простые люди, то можно было бы сказать, что они думают о несчастном отце — графе Гедеоне и о его сыне. Но заседают люди, на плечах которых благополучие всех сыновей и отцов. Им нет дела до одной человеческой жизни. -Я тоже согласен, — Министр Градостроительства поднимает руку. — Мы должны следовать общему благу. Нам не нужна резня. Объяви мы разрыв соглашений или заявись с удилищем на Тракт, то получим потери. Большие потери. А у меня стройка Цитадели на носу. -И с точки зрения казны, — Казначей обычно отмалчивается, но всегда знает, когда заговорить, — исключительно исходя из предположений о налоговых потерях…нам не нужна война. -Кстати, о потерях! — Адела поворачивается к Казначею, — ну-ка, милый друг, поведай нам, сколько потерял Гедеон? Казначей покорно шуршит бумагами, затем отвечает: -Примерно семь мешков белой пшеницы, три мешка солёного мяса, около тысячи золотых монет и полтысячи серебряных, а медяков на две или три сотни. -А люди? — напоминает Амос. Казначей растерянно моргает, затем опускает глаза в лист и находит нужное: -В людях девять человек, считая сына. Клод присвистывает — не дыра, конечно, в общей казне королевства, но достаточно, чтобы заметить. -Возместить? — с надеждой спрашивает Рудольф. Он каждый раз надеется на что-то хорошее. -Ага! — Адела вскидывается. — Как же! Нас лишили этих денег и запасов, а мы возмещать? С какой радости? -А за убитых… -Сегодня умирают одни, а завтра другие! — Адела непреклонна. — Мы так разоримся. -Но мы же недоглядели? Мы же допустили. Мы же позволили этим шайкам разгуливать и властвовать! -Позволили, потому что нужны, — спокойно вмешивается Амос. Тон его не меняется, всё такой же тихий и благостный. — Мы им, а они нам. Мы защищаем их именем закона, а они выполняют то, что нужно нам. Адела хлопает глазами: -Я сошла с ума или жрец сказал верную вещь? -Могу ущипнуть, — предлагает Клод. — Если больно, то не спишь и сошла с ума. -Руки! — Адела смеётся. Проблема, которая возникла перед ними, таяла. Она понимала, что всё получится сгладить и не допустить проблем с Трактом. — Убери руки! Королю их веселие непонятно. Ему нужно отвечать Гедеону. Ему нужно сказать ему что-то утешающее. Король представляет, как мечется в коридоре Гедеон, ожидая, когда выйдет король и скажет, что всё разбойничье гнездо Тракта порвут в клочья. За боль Гедеона. За утрату Гедеона. Но Гедеон ослеплён горем и не понимает, что этого не будет. Это понимает король. А его советникам весело! -Ладно! — Клод серьёзнеет. — Решение должно быть однозначным: никаких разборок с Трактом. Сами найдут и покарают. -И никаких компенсаций Гедеону! — напоминает Адела. — Уж точно не из казны! -Из своих карманов, пожалуйста, — тихо вставляет Казначей. — Но королевские деньги пойдут на дела королевские. Рудольф мрачнеет. Он ищет заступничества своей бессмысленной вере в чьих-нибудь глазах, но не встречает ничего. даже в глазах короля пустота и смирение, смешанные с тоскою. Рудольф вздыхает — нужно и ему смириться. Опять смириться так, как прежде он смирялся на других заседаниях, где речь шла не о войне, то есть — почти на всех. -Могу отслужить по убитым мессу, — предлагает Амос с готовностью, но Адела возражает: -Без шума. Умерли и точка. Народных волнений нам не надо. -Согласен, — Клод кивает. — А что касается Гедеона…мы же все понимаем, что он не смирится? И снова молчание. Обдумывание. Зловещее, ядовитое. Они все знают Гедеона, знают, как он жесток и как беспощаден к врагам. Конечно, он не успокоится, он не поймёт их поступка, хотя сам ещё полгода назад заминал примерно такое же дело. И сам же предложил знатных пострадавших заставить молчать навсегда. А это мысль! -Нам нужно заставить его замолчать, — медленно решает Адела и обводит взглядом совет. -Убийство? — цепенеет Рудольф. Это слишком даже для него. -Ликвидация, — ловко поправляет Министр Градостроительства. — Конечно, заслуги графа Гедеона крайне значимы и велики, но мы все должны понимать то затруднительное положение, в котором оказались и… -Тюрьма, — тихо заканчивает Клод, уставший от реверансов Министра Градостроительства. — Тюрьма! Королю хочется плакать. Он сам готов пасть на колени перед советом. Ему жаль Гедеона. Но он не делает ничего, ведь себя ему жаль больше, а люди, что собрались здесь, не потерпят его слабости и попытки к мятежу. *** Граф Гедеон бросается навстречу к королю. В глазах просителя яростный огонёк — наконец-то, да, без сомнения! Без сомнения, ему скажут, что его сын будет отомщён, что справедливое возмездие нагонит убийц и грабителей, ведь так? Так? Граф Гедеон заглядывает в лицо своему королю и не встречает ничего, кроме усталого смирения. Он отступает, ещё не веря… То, что не может произнести король, легко произносит вышедший следом Клод. Он делает знак страже и возвещает: -Граф Гедеон, князь Торгового Пути, вы арестованы. Стража ещё не соображает. Она выполняет приказ, но ещё не понимает всего происходящего. Не понимает и граф. Растерянно сопротивляется, но куда ему — сдавшему и согбенному от горя? Лишь слабый хрип срывается с губ просителя, когда его скручивают: -За что…за что? -За растрату, — отвечает безжалостный ради народного блага Клод. — Растрату семи мешком белой пшеницы, трёх мешков солёного мяса, тысячи золотых монет, полтысячи серебряных и медяков на две или три сотни — дознание установит. А также за гибель девяти людей. «А самое главное — за наивную дерзость!» — мысленно добавляет Клод, но наученный молчанию, только разводит руками, пока просителя тащат прочь по коридору, попутно затыкая ему рот: нечего голосить и клеветать. Клод смотрит вслед долго. пока не выходит из зала принцесса Адела — медлительная на всякий выход, и не выводит его из раздумий: -Всё верно, — говорит она, — всё так и надо. Для народа. Тракт нужен народу. Мы не должны позволить разрушить этой связи. Она слегка склоняет голову, улыбается. А Клод вдруг замечает, какая она худая и угловатая, как уродливо коротка её шея, какие некрасивые у неё, словно соломенные волосы…безжизенные! И как весь лик её сер и неказист, как неровны её зубы, как тонки губы и сама она как безжизненная, бездушная. Клод смотрит на неё, будто бы видит впервые и удивляется, что мог столько о ней страдать. Но Адела иначе воспринимает его молчание и кокетливо дёргает плечом: -Полно, друг мой! Всё давно уже остыло. И в эту минуту она права как никогда. Всё остыло. И сердце Клода, и сердце короля, и несчастный юноша — сын Гедеона…