Аккыз утешает Батугу поцелуем

Глядя в пустоту, Батуга сидел на краю своей постели и тонул в душащем его гневе. «Альпагу хан! Как ты мог вернуть Вере титул Улу Эдже после всего, что она сделала!» снова и снова задавался вопросом Батуга. Альпагу, поверив лживой записке, перед глазами испуганного ребёнка без суда убил его мать, даже не выслушав, не дав ей шанса объясниться. Верайда же держала хана на поводке. Точнее, этот поводок держали Русские варяги за ее спиной и та сила, которая еще могла понадобиться Альпагу в борьбе с врагами. Умом Батуга понимал, что в поступке хана есть доля смысла. Возможно, это — часть плана Альпагу, о котором он не поведал сыну. Но гнев, такой примитивный и животный по своей природе, заглушал доводы рассудка. Словно стая обезумевших от голода волков, эмоции Батуги кружились внутри него, путались, сталкивались друг с другом. Он не понимал, как облегчить эту режущую боль в груди, не понимал, почему именно сейчас он не может совладать с собой. Годами Батуга умело скрывал ту бурю чувств, что в мгновение поселилась в душе и сердце лишившегося матери от рук родного отца маленького мальчика. Право на ошибку, слабость и слезы, право на любовь — все это отняли у Батуги. Он рос в одиночестве, которое, сделай он неверный шаг, грозило обернуться могилой. 15 лет жизни тенью в коридорах дворца воспитали его дух, но и оставили на сердце шрам. Горечь стала неотъемлемой частью его существования, а маска безразличия и отрешенности навсегда отпечаталась на его лице. Иначе Батуге было не выжить во дворце. Правила игры не на жизнь, а на смерть Батуга усвоил с малых лет. «Батуга! Что с тобой? Где твои выдержка и самообладание, в каких коридорах блуждает твой холодный рассудок, что всегда выручал в моменты, когда казалось бы, все потеряно?» — спрашивал себя Батуга. Его трясло. Все, чего он хотел — это сорваться с места, предстать перед Верайдой и вонзить меч в то место, где у людей из плоти и крови обычно находится сердце. Он продолжал сидеть на краю своей постели, склонив от раздирающего изнутри бессилия голову на ладони. На мгновение его тело, как когда-то изувеченную левую руку, сводило: он замирал, вспоминая, что еще совсем недавно рука была постоянным напоминанием его обреченности и неполноценности. Фантомная боль быстро проходила, сменяясь бурлящим потоком с трудом контролируемой ярости. Давно Батуга не проводил ночь в своей комнате: с момента, как он раскрыл себя, как явил миру свой разум — он не знал покоя. Непрекращающиеся битвы и плен, козни врагов, укус скорпиона, погони, смерти, новое рождение, пророчество шаманки о двуглавом волке — за полгода он пережил то, что обычно не проживают и за всю жизнь. И когда казалось, что враг в лице коварной Верайды наконец получит по заслугам — отмщение ускользнуло из его обретших силу рук, оставив после себя лишь призрак надежды. — Батуга? Нежный голос Аккыз освободил его из плена горьких мыслей. Он поднял глаза и увидел в дверях свою луноликую. Увидел ту, что вернула его к жизни. Вдохнула дух в тень, которой он ощущал себя последние 15 лет жизни в коридорах дворца До встречи с ней. — Батуга, ты в порядке? Спросила Аккыз, аккуратно закрыв двери и медленно приближаясь к нему. На любимом лице он заметил беспокойство и страх, она всем естеством переживала за него. Аккыз понимала: то, что случилось сейчас в тронном зале если не разбило Батугу, то до крови разбередило давнюю рану. Она с трудом сдержала его гнев перед Альпагу. Батуга, ощутив, как Аккыз схватила его за локоть, подавил привычным усилием воли приступ ярости и вихрем покинул зал. Он ушел туда, где мог побыть один. Ушел в комнату, что годами была ему приютом и свидетелем его одиночества. Аккыз с болью смотрела на Батугу. Видеть, как плохо половине твоей судьбы, как неимоверно сильный духом любимый мужчина поник — было невыносимо. Она не знала, какие найти слова, чтобы вернуть его к жизни. Единственное, в чем она была уверена — Вера получит по заслугам, рано или поздно. И Батуга это знал. Но как поддержать его именно сейчас? Батуга, любуясь Аккыз и не меняя позы, улыбнулся уголком губ, взгляд его смягчился. «Прекрасно не время и не место, прекрасно быть с тобой, Аккыз» — он вспомнил, как произнес эти слова в шатре шаманки. Аккыз, словно прочитав его мысли, улыбнулась в ответ. «Да, мой тегин, даже под дождем стрел или в стане врага — любой миг прекрасен, если мы вместе» — безмолвно ответила Аккыз, глядя на Батугу. Они не первый раз общались без слов, но впервые в утешении нуждалась не она, а ее сильный, дарящий покой одним своим плечом Батуга. Аккыз приблизилась к Батуге и сделала то, чего сама от себя не ожидала: смотря ему прямо в глаза, опустилась перед ним на колени. Батуга, словно весеннее солнце, всегда ласкал теплым взглядом Аккыз, дарил надежду и освещал путь. Сейчас же ее любимое солнце заволокли тяжелые, свинцовые тучи. С минуту они смотрели друг на друга: Батуга, слегка оторопев от смиренной позы Аккыз, не знал, чего ждать от нее дальше. Что-то новое, волнующее и такое манящее было в его луноликой, сидящей на полу у его постели. Аккыз же не понимала, почему она не присела рядом, а опустилась на колени перед Батугой. Она так редко слушала сердце, ведь в боях оно лишь мешает. Но сейчас именно сердце, которое билось быстрее рядом с Батугой, подсказало ей покорно опуститься перед ним. До этого момента Батуга не произнес ни слова, он завороженно смотрел на любимую. Альпагу, Верайда… Они остались где-то далеко, сейчас в его мыслях была лишь Аккыз и ее возбуждающая близость. Он отнял руки от своего лица и медленно погладил Аккыз по щеке. От прикосновения горячей, родной ладони Аккыз с наслаждением прикрыла глаза. Спустя несколько мгновений, в которых ей хотелось остаться навсегда, Аккыз открыла глаза. Батуга с нежностью смотрел на нее, продолжая поглаживать большим пальцем лицо любимой. — Ты помнишь…? Произнес было Батуга, вспомнив, как впервые осмелился нежно прикоснуться к ее лицу. Была эпидемия оспы, и он сумел замаскировать свой чувственный порыв заботой о здоровье Аккыз. — Да. Все так же не отрывая взгляда от глаз Батуги, ответила Аккыз. То прикосновение разбудило в ней невиданную ранее жажду, жажду близости любимого мужчины. Тогда в шатре она почувствовала, словно в ее груди расправляет крылья огромная птица, машет ими, готовая вот вот взлететь. Но Аккыз испугалась. Птица не взлетела. Она не знала, хоть и давно догадывалась, что с ней происходит. Аккыз запрещала себе даже надеяться на взаимность со стороны Батуги. Он тегин, в нем течет благословенная кровь. А кто она? Дочь воина, черная кость… Аккыз улыбнулась собственным мыслям в прошлом: хвала Тенгри, что они преодолели это. Одна душа на двоих, одна судьба, пророчество. Оказалось, их судьбы были соединены еще до их рождения, они предназначены друг другу самим Небесным Богом. Их союз — священен. Батуга заметил улыбку на лице Аккыз и, повинуясь импульсу, прикоснулся большим пальцем к губам Аккыз. Когда Аккыз улыбалась, ему казалось, что весь мир в этот момент заключен именно в ее улыбке, ничего другого не существовало. Он аккуратно гладил ее губы, даже не представляя, как трудно дышать в этот момент Аккыз. Она боялась, что сделай она вдох — проснется от чудесного сна. — Когда ты рядом, Аккыз, я чувствую мир одновременно крошечным, размером с уголок твоих улыбающихся губ и в то же время настолько огромным, словно у него нет пределов. Все существование умещается на кончике моего пальца, что касается твоих губ. И в то же мгновение, внутри меня выходит из берегов река, в чьих блестящих водах, в каждой капле я вижу тебя, Аккыз. Аккыз сделала вдох, ответные слова признания уже было сорвались с ее губ. Вдруг она почувствовала, что чтобы она сейчас не сказала, слова не передадут того, что происходило внутри нее. Аккыз кротко поцеловала подушечку большого пальца Батуги, что все еще гладил ее губы. После накрыла ладонь Батуги своей маленькой ладошкой, чуть повернула ее и медленно поцеловала. В этот невинный, но такой чувственный поцелуй она вложила всю свою нежность, любовь, поддержку. Аккыз не всегда понимала, как дать понять Батуге, насколько она его любит и как сильно нуждается в нем. Она не раз рисковала жизнью ради него, не раз меч становился доказательством ее любви. Но теперь они не на поле сражения, они в покоях Батуги, где нет нужды в оружии и силе. У Батуги перехватило и без того сбившееся дыхание. Его Аккыз, часто сдержанная на проявления чувств, легкими невинными поцелуями ладони заставила забыть о гневе, о жажде немедленного мщения. Батуга боялся шевельнуться, лишь бы не разрушить чары этого волшебного момента. — Похоже на сон, мой Тегин? — Если это сон, я не хочу просыпаться, Аккыз. — Тогда мы видим один сон на двоих, Батуга. Губы Аккыз все еще легко и нежно касались ладони Батуги. Она вспомнила, как дежурила у его постели после укуса скорпиона, заснула рядом и, просыпаясь утром, услышала слова Батуги, что происходящее похоже на сон. Ведь она была рядом с ним. Тогда она смущенно убежала, но сейчас Аккыз не покинет своего волка. Ее дом там, где Батуга. Аккыз положила другую ладонь Батуги на свое лицо. Если для Батуги весь мир сейчас умещался в ее улыбке, то для Аккыз все ее существование и огромный мир были в его руках, в его горячих и таких родных ладонях, что успокаивали ее, дарили тепло и не поддающееся описанию словами долгожданное счастье.