***
— Чонсу, в чём была проблема отдать ведёрко? Ну он же омега, а от тебя не убыло бы. — Альфа сидит на корточках перед сыном, помогая стягивать синюю курточку, и глядит хмуро. — Сколько раз я тебе говорил, что жадничать плохо? — Я не жадничал, — уверяет мальчик, — мы замок потом вместе строили! Чонгук посмеивается, но больше не с бурчащего оправдания ребёнка, а с недовольного лица в своих воспоминаниях. Красивого лица, вообще-то… Но от того и более бесячего, разумеется. Альфа не может сказать наверняка, в какой момент его стал так сильно бесить Ким Тэхён из соседней квартиры. Возможно, это произошло тогда, когда этот несносный омега, только завидев его в супермаркете, специально сгрёб в свою корзину оставшиеся шесть пачек детских хлопьев, по-глупому показывая язык взрослому мужику и явно всё ещё обиженный за прошлый случай. Возможно, тогда, когда он забыл Чонсу положить в рюкзачок пластилин для занятий в садике, а Тэхён, случайно об этом узнав, мило сказал Мину поделиться, а после сверкал глазами до того надменно, будто Чон должен ему в ноги прямо сейчас упасть и благодарить за неслыханную щедрость. Возможно, тогда, когда Чонгуку пришлось подорваться в семь утра в заслуженный выходной, услышав сигнализацию своей машины, которую он вынужденно припарковал прошлым вечером не самым удобным образом для владельца красного Хендая. Кто ж знал, что этим владельцем окажется Ким Тэхён, что предпочтёт долбить ногой по колесу, а не звонить по оставленному на лобовом стекле номеру. Машину Чонгук тогда отогнал, высказав пару ласковых, за что на следующий день получил бумажку всё на том же лобовом стекле с лаконичным «говнюк», и в долгу, разумеется, не остался, оставив такую же на чужой машине, только с «истеричка». А возможно, и тогда, когда понял, что готов с лёгкостью забыть всю эту нелепую вражду, что началась чуть ли не из воздуха, и наконец вжаться в невыносимо соблазнительного земляничного омегу до помутнения рассудка и… Бесит он, в общем, сил нет.***
Тэхён, конечно, любит осень, но не утром. Не тогда, когда вынужден переться в парк перед работой, чтоб собрать чёртовы жёлуди для чёртовой поделки. Это ему ещё несказанно повезло, что Мину вспомнил о ней за сутки, а не за пару часов, да и парк с нужными ему деревьями рядом. Всё не так плохо, не будь тут мокро и грязно после ночного дождя и не опаздывай он. Воздух прохладный, пахнет сыростью, но Ким усердно пыхтит, немного брезгливо отодвигая мокрые травинки, в которых пытается найти лежащие жёлуди. Находит парочку, недовольно фырчит, пытаясь стряхнуть с них грязь и не запачкать светлое пальто, снова нагибается и неловко двигается задом маленькими шажками, критично осматривая землю на более-менее сносные на вид жёлуди, пока не сталкивается своей задницей с чьей-то и не упирается ладонями в грязь, чтоб не упасть полностью. Все несчастные жёлуди, коих собралось аж три штуки, он, конечно же, роняет. — Чёрт! — ругается омега, мигом выпрямляется и оборачивается, чтобы посмотреть на этот недоделанный айсберг, которым оказывается взъерошенный и не менее удивлённый Чонгук, а потом на свои испачканные руки. И беспомощно хнычет. — Доброго утречка, — салютует альфа и хмыкает, вглядываясь в обречённо-раздосадованное лицо перед собой. — Пардон, не заметил. — Вот и дальше не замечайте, — обиженно бурчит Тэхён в ответ, внутренне негодуя, что у него совершенно нет сил и желания что-то сострить. Он весь вспотевший, опаздывающий, а теперь ещё с грязными руками и без желудей для будущей поделки к завтрашнему утру. Ладно, плевать, вечером что-нибудь придумает, а пока нелепо, исключительно из-за того, что скользко, развернётся на пятках, не желая стоять перед Чоном с таким жалким видом, и направится к метро, которое ближе, чем машина, оставленная возле дома. — Подождите! — окликают сзади, и Тэхён поворачивается, видя перед собой альфу с пачкой влажных салфеток. — Вот, возьмите. — Нет, не так быстро, омеге сначала нужно взять в руки себя, а потом уже салфетки. Чон Чонгук? Любезно оказывающий ему помощь? Да ну нахер! — Не стоит, сп… — До чего же вредный омега, — перебивают его, — нет бы молча принять, так нет, надо повыпендриваться. — Тэхён пропускает всё мимо ушей, потому что его руки нагло берут в свои и принимаются оттирать от успевшей засохнуть грязи. Это, чёрт возьми, настолько странно, что он стоит истуканом и не моргает даже, глупо пялясь на то, как его ладони осторожно протирают салфетками, словно маленькому ребёнку. И отказывается признавать факт, что прикосновения этого альфы ему до чёртиков приятны. — Ваше утро, так понимаю, тоже началось не с кофе, а с новости, что у них завтра утренник и нужна поделка? — нарушает тишину Чонгук, не отрываясь от своего занятия, а омега просто пару раз кивает. — «Здравствуй, Осень!», — повторяет название утренника. — Хуёсень, блин, — выдыхает Тэхён, а ему в ответ согласно усмехаются. — Кто вообще придумал эту фигню в конце октября устраивать? — Вопрос риторический, поэтому Чон на него не отвечает, а лишь улыбается чему-то своему, и от этой улыбки противно замирает сердце. Тэхён давно не школьник, так какого, спрашивается, хрена? — Ладно, эм… Спасибо? — говорит омега и неловко убирает руки из чужих. — Я и так уже безбожно опаздываю, так что пойду… Да. — Стойте, — снова окликают и осторожно берут за локоть. — Держите. Ким удивлённо таращится на протянутый ему пакет с желудями, а потом поднимает взгляд на альфу, что выглядит достаточно невозмутимо для ситуации. — Но… — Они чистые, я большинство с дуба срывал, — уверяет Чонгук, пока омега стоит с приоткрытым ртом и хлопает глазами. — Держите, — повторяет он, и на этот раз Тэхён слушается. — Я успею ещё собрать. — С чего такая щедрость? — с подозрением осведомляется Тэхён, рассматривая в пакете жёлуди, которых оказалось даже больше, чем он думал. — Считайте это своеобразным извинением за то, что потрогал Вашу задницу своей. Ну или за то, что прошлая моя поделка была круче Вашей. — И посмеивается. Тэхён фыркает что-то недовольное, совершенно игнорируя улыбку, что расползлась на пол-лица, скомкано и, стоит отметить, искренне благодарит и прощается, потому что ему действительно пора бежать. Он, кажется, говорил, что Чонгук не джентльмен? Ещё какой, блин, джентльмен…***
Тэхён чуть пританцовывает под тихо включённую музыку, возясь с тестом и яблоками для будущего пирога. Зачем решил сделать его и отнести Чонгуку, омега ещё не имеет понятия. Хотя, может, и имеет, но признаваться не хочет. Поделку они с Мину из тех желудей сделали, и не дурную, надо отметить. Крышка от коробки из-под обуви была обтянута тёмно-зелёным фетром — типа поляна. Да, Тэхён своей идеей гордится. Из желудей они склеили избушку. Ну, как они… Клеил Тэхён, а Мину участвовал во всём этом, подавая папе необходимые «запчасти». К домику добавились мелко нарезанные цветные листья и палочки, которые они подобрали уже вечером по пути домой, а ещё слепленная из пластилина лиса. Ну, или нечто, похожее на неё. Тем не менее, Тэхён старался и ужасно заебался сидеть в ночи и ждать, когда этот инфаркт инженера высохнет, чтоб подправить некоторые ошибки, пока его чадо видело, наверное, сон так десятый. Чонгук тоже постарался на славу, пожертвовав сном, потому что рядом с их с Мину поделкой стояла Чоновская. Не менее крутая, да. Разглядывая, Тэхён офигел, увидев птичек, белок, ёжиков — все из желудей и среди разноцветных деревьев, для стволов которых послужили, опять же, жёлуди. Охренеть, конечно, альфа заебался, наверное… На самом утреннике они сидели рядом и не пихались локтями, как это было однажды на смех другим родителям. Дети здорово и до сжимающегося сердца мило выступали, Тэхён нежно улыбался, хлопая и замечая, что рядом альфа выдавал абсолютно такую же улыбку. Непривычно… — Папуля! — Тэхён слегка трясёт головой, смахивая наваждение, вызванное воспоминанием о чужой искренней и красивой улыбке, и смотрит на сына, что, кажется, не первый раз призывно дёргает его за домашние штаны. — Что, солнышко? — Ты влюбился в отца Чонсу? Эти пытливые глазёнки на секунду вводят в ступор. — Это с чего такие заключения? — Тэхён отчаянно отказывается принимать факт, что смущён вопросом своего пятилетнего ребёнка. — Мы с Чонсу так думаем вместе, — важно заявляет Мину и не перестаёт смотреть на родителя, чьи брови от удивления ползут вверх. — Мы думаем, что ты и дядя Чонгук влюбились. — А не много ли вы думаете, м-м? — хмыкает омега и присаживается на корточки, легонько щёлкая мальчика по носику, на кончике которого красуется такая же родинка, как у него самого. — Глупости всё это, — с каким-то нервным смешком уверяет Ким и встаёт, чтобы засунуть пирог в разогретую духовку. — Не забивайте свои маленькие головы чем ни попадя. — А почему ты тогда печёшь пирог дяде Чонгуку? — не успокаивается Мину. — Я же говорил тебе, что он нам свои собранные жёлуди отдал. Надо же как-то отблагодарить человека, — всплёскивает руками Тэхён, оправдываясь то ли перед сыном, то ли перед самим собой. — И это не только ему, ещё и Чонсу. Мину на это только хихикает и больше не пристаёт к покрасневшему папе, убегая в свою комнату.***
— Ты кого-то ждёшь? — спрашивает альфа у сына, слыша звонок в дверь, но тот только пожимает плечами. Приходится оторваться от собирания конструктора и, встав с пола, пойти открывать нежданным гостям. На часах начало девятого вечера, суббота, и Чонгук действительно понятия не имеет, кто это может быть. Родители или друзья не обещались почтить визитом, остаётся лишь молиться, чтоб это не оказался бывший. Хотя откуда ему узнать, где живёт альфа… Чон открывает дверь и на мгновение замирает в удивлении, обнаруживая на пороге неуверенно переминающегося с ноги на ногу Тэхёна с подносом, что накрыт полотенцем и откуда доносится вкусный запах выпечки, а рядом с ним мило улыбающегося Мину, который, в отличие от своего папы, совершенно не нервничает. — Тэхён? — Гениальнее сей фразы только твоя поделка, Чон. — Ага, я… Добрый вечер. — Добрый… — Мы тут, собственно, на минутку, — Тэхён, стоя в очаровательной домашней широкой футболке с пингвинами и бордовых штанах, сдувает отросшую светло-каштановую чёлку и поднос протягивает, — вот. В качестве, так сказать, благодарности за спасённую поделку. — Оу, спасибо… Чонгук неловко принимает поднос, невольно втягивая приятный аромат ещё раз, и даже улыбается так, будто вернулся в школу, а перед ним сейчас стоит его первая любовь. По-идиотски, в общем. Они стоят так пару минут, ребёнок их не торопит, хитро наблюдая за старшими, а Тэхёну кажется, что бесит Чонгук только тем, что он не его. — Ну, эм… Ещё раз спасибо… И хорошего вечера, — отмирает наконец омега и берёт сына за руку, собираясь уйти. — Может, зайдёте на чай? — спохватывается Чонгук. — Мы с Чонсу одни столько не съедим. — Какое же дурацкое и детское оправдание, но лишь бы сработало. — Да не сто… — Папуля, давай зайдём? — вдруг дёргает за руку Мину, а Тэхён еле держится, чтоб не посмотреть на него как на самого последнего предателя. — Чонсу обещал, что покажет своего удава! — Вы держите в квартире змею? — на всякий случай осведомляется Ким, уже сдавшийся и потерявший из виду сына, которого весёлый Чонсу успел утащить вглубь трёхкомнатной квартиры. — Игрушечную. — Жить стало легче, — хмыкает и идёт за хозяином на кухню. В квартире альфы чисто, вкусно пахнет гранатом и постиранным бельём, ремонт совсем новый, стильный и со вкусом, сдержанный. На кухне тоже порядок, лишь пара тарелок в раковине и игрушек на полу чуть выбивается из этой идеальной картины, но совершенно её не портит. Уютно, неловкость постепенно отступает, пока альфа достаёт кружки и наливает в чайник воду. Когда запах чёрного чая с апельсином и корицей заполняет помещение, а пирог разложен по тарелкам, к ним прибегают весёлые дети, с лёту заталкивая в себя по небольшому кусочку и довольно его жуя. Убегают они так же быстро, как и появились, заставляя родителей недоумённо проморгаться, а потом крикнуть вдогонку, чтоб сильно не бесились и нормально прожевали. — А Вы, значит, умеете быть адекватным. — Чонгук готов прикусить себе язык, но он уже ляпнул то, что ляпнул. Какое счастье, что омега напротив не брызжет ядом и вроде не собирается уходить. — А Вы, значит, умеете быть не только хамом. Альфа почти давится вкуснейшим в своей жизни пирогом и смотрит на победно вздёрнувшего подбородок Тэхёна. — Окей, один-один. Кстати, сколько Вам лет? — Всё-таки хама в Вас существенно больше, — ёрничает Ким, — не учили, что неприлично спрашивать такое у омег? — Ну Вас же не учили, что неприлично долбить по колесу чужой машины, — парирует альфа. — Нахал, — фыркают. — Двадцать восемь мне. — Может, на этой прекрасной ноте прекратим выкать друг другу? Тэхён согласно мычит и задаёт вполне ожидаемый вопрос: — А тебе сколько? — Тридцать. Можешь называть меня хёном. — И улыбается так гаденько и очаровательно одновременно, что у омеги внутри всё сводит. Ну точно нахал! — Не дождёшься. Разговор плавно заходит сначала про эти несчастные поделки, про детский сад, потом про работу, природу-погоду — словом, про всякую обыденную ерунду. Оказывается, если не собачиться с Чонгуком, рядом с ним можно чувствовать себя комфортно и расслабленно, смеяться с его шуток и жалко сводить под столом бёдра от двигающегося каждый раз кадыка и накачанных мышц, которые чёрная домашняя футболка совершенно не скрывает, а только подчёркивает. Не то чтобы Тэхён до этого был слепым, но так близко ещё их видеть не приходилось. Боженька берёг да заколебался беречь, видимо. Надо было послушать лучшего друга и найти альфу на одну ночь. Может, сейчас не чувствовал бы себя животным. — Отец, можно мы попрыгаем на твоей кровати? — От пошлых мыслей и возможного позора в виде потерянной нити разговора спасает детский голос. Тэхён смотрит на альфу, который наигранно задумывается, приложив указательный палец к подбородку, а потом тепло улыбается и кивает, прося быть осторожными. Мальчики счастливо взвизгивают, под шумок стаскивая со стола пакет с соком, а потом переводят взгляд, полный надежды, на Тэхёна, ожидая и его одобрения. — Да идите уже прыгайте. — Будто бы у него были какие-то шансы против этих щенячьих глазок. Интересно, а насколько большая у Чонгука кровать… — Куришь? — Омега слегка вздрагивает и расфокусировано пялит на протянутую ему открытую пачку вишнёвого Чапмана. — Немного балуюсь, только мне шоколадные больше нравятся, — он вытягивает сигарету и, зажав меж губ, привстаёт, когда альфа протягивает руку с зажигалкой, — благодарю. — Пиво? — продолжает предлагать Чонгук, пока открывает форточку и ставит на стол пепельницу. — Не многовато для вечера примирения? — посмеивается омега и искренне старается не залипать на тело перед собой. Какое ему, блин, пиво… И без него штормит. — Вечер примирения? — Ага. — Тэхён делает затяжку, ощущая на губах сладковатый привкус, и улыбается от улыбки напротив. — Мне нравится. Атмосфера непринуждённая, приятная, но это не значит, что у Чонгука не сохнет горло от вида соблазнительных ключиц и пухлых малиновых губ, которые уже полтора часа, что они тут сидят, облизывают так, словно намеренно издеваются. Взгляд у Тэхёна сейчас влажный, лисий, с каким-то хитрым блеском, который так нравится альфе, что он готов наплевать на все моральные устои общества и прямо сейчас разложить этот набор фетишиста на кухонном столе. — А где папа Чонсу? — внезапно спрашивает Ким и тут же добавляет: — Если не секрет, конечно. — Не знаю. И надеюсь, что не узнаю, — с лёгкостью отвечает альфа и тушит бычок о край пепельницы, а потом поясняет: — мы развелись, когда Чонсу и двух месяцев не было. Он, м-м… не очень был заинтересован в воспитании ребёнка. Сам написал отказную в пользу отца, поэтому оставить Чонсу при разводе себе не составило никакого труда. У Тэхёна против воли внутри холодеет — в его голове слишком инородно звучит факт, что омега смог оставить своего ребёнка, да и не то чтобы он ожидал откровений на свой вопрос. — Но я быстро втянулся, — гордо заявляет Чонгук, — из нас двоих на протяжении девяти месяцев именно я был тем, кто читал всякие пособия для молодых родителей. Омега понимающе мычит и улыбается — сам обчитался всего этого. На Чона смотрит, такого мягкого и надёжного, серьёзного и ответственного, немножко нахального в своей вот этой вот манере смотреть, но оттого не менее привлекательного. И всё ещё, вообще-то, дико красивого и сексуального. — А что насчёт отца Мину? — Ожидаемо. — О, ну… замужем я так и не побывал. Но собирался! — важно подмечает омега. — И, может быть, вышел бы, не вернись я раньше нужного с УЗИ. — Измена? — догадывается Чонгук. — Ага. Спустя почти шесть лет это воспринимается уже легко и совершенно безболезненно. — А о Мину он вообще знает? — Как-то не к месту было сообщать ему столь радостную весть. — Тэхён выгибает бровь и зачем-то в упор пялится на понимающе кивающего мужчину. Где-то на минуту повисает тишина, нарушаемая лишь негромким бренчанием чайной ложки о стенки кружки. Тэхён отпивает немного давно остывшего чая, почему-то думая о том, что было бы круто вот так сидеть не только этим вечером. И совсем не ведает, что альфа думает примерно о том же. — Как думаешь, в этом районе в каждом саду такой треш в виде идиотских заданий или только нам повезло? Тэхён в ответ хохочет. — Не знаю, но мне пришлось изрядно попыхтеть, колотя этот несчастный скворечник для «делаем домик для птичек вместе с отцом». — Омега забавно кривляется, а Чонгук откровенно залипает. — К концу я готов был перебить всех этих семечкоедов, чтоб не заниматься больше такой хернёй посреди ночи. — Мне последний раз поперёк горла встало «готовим десерт вместе с папой». Я неплохо готовлю, но блять, — Чонгук смеётся, ероша свои чёрные волосы, — на десерты это не распространяется. Я на мучное месяц смотреть не мог. — Какая-то больная развлекаловка не для детей, а для их родителей. Они смеются, пять друг другу отбивают непонятно с какой целью, но Чонгук момента не упускает, ловя длинные изящные пальцы и переплетая их со своими. Тэхён замирает, переставая улыбаться, смотрит внимательно, губы свои блядские облизывает, закусывает. Чёрт, да ему ж открыто намекают. — Тебе не кажется, что дети подозрительно притихли? — вдруг спохватывается омега, и от эротическо-напряжённой атмосферы не остаётся и следа. Родители подрываются, альфа несётся в спальню, Тэхён не отстаёт, оба замирают в дверях и не без облегчения смотрят на два свернувшихся клубочка по разные стороны кровати. Тэхён подходит ближе, с лёгкой улыбкой умиляясь со спящих детей, и укрывает их одеялом, что, наверняка из-за попрыгушек, сбилось в одном углу. Будить ужасно жалко, но, наверное, надо… — Хочешь, покажу тебе своего удава? — раздаётся горячий шёпот на ухо, и вот кажется, что не так уж и надо. Омега, подавляя смех, разворачивается к Чонгуку, который тоже держится, чтоб не заржать, и вздрагивает, когда сильные руки окольцовывают талию. — Я уж распереживался, что ты не предложишь. — Так же шёпотом, а потом дверь в спальню, где мирно сопят дети, тихо прикрывается. Тэхёна заталкивают в просторную ванную, закрывая за собой дверь, футболку с себя стягивают, открывая вид на головокружительно красивое и накачанное мужское тело, к себе за талию резко притягивают, чем выбивают рваный выдох с искусанных губ. От зрачков, что почти заполнили радужку, у омеги бёдра сводит в сладком спазме предвкушения и коленки подкашиваются, и он спешит зацепиться за крепкие плечи, чтоб позорно не рухнуть. И безумно рад, что в следующий момент его сажают на стиральную машинку, притираясь меж разведённых ног. — Поцелуешь? — шепчет Ким, до последнего не веря, насколько жалко звучит. — И удава покажу, — ухмыляется альфа, но вмиг снова становится серьёзным, смотрит с секунду в глаза, тонет в них безвозвратно и наконец голодно впивается в чужие губы своими. Чонгук задевает носом его, аккуратно трётся об него и чертовски нежно посасывает нижнюю губу. Омега тихо скулит в поцелуй, обнимая за шею, теснее прижимается, ноги шире разводит, чтобы мощное тело оказалось ещё ближе, и нетерпеливо пытается засунуть язык в горячий рот, недовольно хныча, когда Чонгук не поддаётся. — Ты даже не представляешь, как давно я хотел это сделать, — улыбается он и дышит тяжело, по-собственнически сжимая бедро хихикающего омеги. — Я примерно столько же хотел, чтобы ты это сделал. — Если б не твоя вредность, мы могли уже несколько месяцев встречаться. Чонгук немного приспускает белую футболку, оголяя плечо и ласково припадая к нему губами, целует влажно, выше поднимается — к шее, где с упоением втягивает сладкий запах земляники. — Моя?! — пытается тихо возмутиться Тэхён, елозя задницей по стиралке, но на его губы мягко опускается указательный палец. — Не сейчас, малыш. «Какой я тебе малыш?!» теряется в сладком поцелуе, в который его утягивает довольно улыбающийся альфа. Тэхён тяжело дышит, мстительно губу чужую прикусывает, что вызывает только тихий снисходительный смех, и выгибается податливо, когда Чон крепче сжимает его талию да хватку на бедре усиливает, наконец переплетая их языки. Целуются горячо и мокро, Чонгук сминает губы напористо, наслаждаясь чужим вкусом, о котором грезил чёрт знает сколько времени, и просто сходит с ума от желания изучить каждый сантиметр сладкой кожи языком и расставить на них засосы подобно флагам завоевателя на некогда территории врага. От Тэхёна, помимо земляники, приятно пахнет выпечкой и недавно выкуренными сигаретами, он безумно тёплый, податливый и такой потрясающий, что в паху болезненно ноет. Тэхён такой родной… Альфа клянётся себе, что ни за что не отпустит его. — Чонгук… — выдыхает омега, покрываясь мурашками, когда большая горячая ладонь забирается под футболку и ложится на живот, вверх по рёбрам скользит к груди и останавливается на вставшем от возбуждения соске. Тэхёна натурально потряхивает. — У тебя настолько чувствительная грудь? — Альфа улыбается своему открытию и немедленно собирает омежью футболку в гармошку. — Подержи-ка зубками, детка. — Тэхён послушно открывает рот, зажимая меж зубов хлопковую ткань. — Ты такой милый, когда молчишь и не вредничаешь. Смеётся, зараза. Тэхён не успевает промычать что-нибудь недовольное, потому что Чон не медлит, обхватывая губами вершинку твёрдого соска, языком с ним играется, слыша довольное мычание. Омега вплетает пальцы в чёрные волосы, оттягивает их, выгибается и трясётся, тихонько хныча, когда подушечка большого пальца начинает натирать второй сосок. Он не знает, отсутствие ли секса столько лет служит причиной его слезинок удовольствия в уголках глаз, или же это Чонгук настолько потрясающе ласкает его грудь. — Надеюсь, ты плачешь от счастья. — Ты издеваться надо мной вздумал? Я шесть лет не трахался, поимей совесть, — всё-таки не удерживается от возмущения омега, выпустив изо рта футболку, но его снова примирительно целуют. — Тогда мне стоит быть нежнее. Тэхён бы глупо хихикнул, если б его в следующую секунду не стащили со стиралки и не развернули к себе спиной, мягко надавливая на поясницу, чтоб прогнулся. Чонгук, положив руку на живот, а вторую спустив на упругую задницу, вжимается стояком меж ягодиц, бёдрами чуть крутит, толкается — дразнит. Омега назад подаётся, стонет тихонечко, откидывая голову на чужое плечо и получая мокрые поцелуи в шею, а Чонгук его трогает, трогает, рычит на ухо до невозможности сексуально. — Ты так потёк, — слышится довольный рокот, а пальцы, забравшиеся в трусы, не перестают кружить по мокрому колечку. — Чёрт, Тэхён, я полгода в соседней квартире, ты мог просто попросить, а не пытаться привлечь внимание понравившегося альфы сомнительными способами школьника. — Чон, сам-то! — шипит омега, но не удерживается от очередного тихого стона. — Прогнись, детка. Альфа хватает резинку бордовых штанов и приспускает их вместе с промокшим насквозь бельём до щиколоток, пока Тэхён, переступая одежду и бубня что-то про то, что никакая он ему не детка, сильнее прогибается в пояснице, опираясь дрожащими руками о стиральную машинку. Смазка, стекающая по персиковым ягодицам, дурманяще пахнет, и Чонгук, не отказав себе в удовольствии легонько шлёпнуть нежную попку, собирает её и надавливает на в предвкушении сжимающийся вход. — Чонгук… — М-м? Чон нежно целует за ушком, шею, покусывает её, лижет, носом трётся и всё ещё не верит, что Тэхён действительно сейчас в его руках, что тихонько поскуливает от его ласк и прикосновений. — Прекрати медлить, — жалобно просит омега, призывно крутя задницей, чтоб лучше почувствовать гладящие его пальцы. — Не надо соответствовать моей записке на твоей машине. — Это ты про говнюка? — Про него самого. — Как скажешь, малыш. И вот Тэхён будет наглым лгуном, если скажет, что его не возбуждают эти прозвища. Он облегчённо выдыхает, чувствуя, как в него осторожно проникает палец, стонет глухо, когда к нему через пару минут второй добавляется. Чонгук рукой двигает размеренно, за талию надёжно придерживает, пока омега высоко скулит от сгибающихся в нём пальцев. — Детка, будь тише, — шёпот снова обжигает ухо, — ты же не хочешь разбудить мальчиков? Не шуми, а то мне придётся прекратить. — И намеренно замедляется. Пиздит, конечно, как дышит, но зато это работает, ведь Тэхён испуганно поворачивает голову и тихо тараторит: — Нет-нет, не останавливайся. Ты не поступишь так со мной… — Тут ты прав, — усмехается Чонгук, но пальцы всё-таки вынимает, опускаясь на колени, — не поступлю. — Ты чего это там забыл? Омега беспокойно оборачивается, но Чонгук давит ему на спину, вынуждая развернуться обратно, и продолжает невесомо целовать поясницу с очаровательными ямочками. — Как-то один вреднючий омега мне прозрачно намекнул, — губы спускаются к ягодицам, — что я не джентльмен. Хочу, чтоб он пожалел о своих словах. Расставляй ножки. — Чонгук, — только и выдыхает Тэхён. Альфа накрывает ладонями круглую попу, мнёт её жадно, зачарованно следя за розоватыми следами, что остаются от его пальцев на нежной коже, и наконец раздвигает упругие ягодицы. — Понравилась моя задница? — слышится максимально самодовольное сверху. — Я и не скрывал этого. Чонгук не даёт омеге больше ничего сказать и щедро проходится языком между пышных половинок, тут же проникая им внутрь, а Тэхён, вскрикнув от неожиданности, испуганно прикрывает рот ладонью. — Тэхён, я серьёзно. Не шуми. — Я больше не буду, — горячо обещают ему, — продолжай, п-пожа-ах… Альфа улыбается, замечая, что смазки выделяется только больше, целует в пульсирующую дырочку и снова скользит внутрь напряжённым языком, вместе с ним проталкивая два пальца. Он слышит тяжёлое дыхание, несдержанное шипение сквозь стиснутые зубы — омега старается быть тихим, как и велели. В Тэхёновой голове крутится куча нецензурных слов, но из груди вырываются только тихие жалкие стоны от ощущения длинных пальцев, не прекращающих давить на набухшую простату, и горячего языка, вылизывающего изнутри так жадно и громко, что под закрытыми от наслаждения веками появляются цветные искорки. Низ живота крутит тёплыми спазмами, пальцы на ногах непроизвольно поджимаются всякий раз, когда зубы альфы несильно цепляют чувствительную кожицу. — Боже… — сипит потерянный в ощущениях Ким и руку назад заводит, чтобы вцепиться в чуть взмокшие волосы и оттянуть что есть силы. — Я же говорил, что можешь просто хёном звать. — Альфе, кажется, эрекция на мозг давит, оттого и веселится. — Да ну замолкни ты… — Тэхён с усилием проглатывает очередной вырывающийся громкий стон. — Чонгук… Я… я сейчас… — Тело предупреждающе дрожит, омега успевает закатить глаза, но вместо ошеломляющего оргазма получает холодную пустоту между ног и сомкнутые пальцы у основания члена. — Не сейчас, малыш. — Да как ты посмел… — обречённо всхлипывает и смотрит через плечо предельно обиженно на самодовольную ряху. — Не куксись, солнце, и немножко потерпи, — ласково говорит ему альфа, осторожно цепляя пальцами подбородок и чмокая в припухшие от частых кусаний и поцелуев губы. Аромат граната с каждым мгновением всё сильнее, гуще, Чонгук быстро стаскивает с омеги футболку, которая по какой-то не очень понятной ему причине всё ещё находилась на нём, и с тихим рыком прижимается обнажённой грудью к тёплой спине, захватывая зубами мочку уха. Ладони на бёдра укладывает, на себя тянет, наслаждаясь негромкими всхлипами и нетерпеливыми потираниями задницей о его возбуждение через ткань спортивных штанов. Так. А надо бы уже как-то без штанов. — Показывай уже своего удава, — будто бы читает мысли задыхающийся от горячих поцелуев на шее Тэхён. — Один момент. Альфа спешно спускает штаны с боксерами на бёдра, не находя почему-то в себе силы снять их до конца и облегчённо выдыхая от долгожданной свободы, а любопытная лапка уже оглаживает крепкий торс, на ощупь ища обещанный член. Дело нехитрое, так что находит быстро. — Удав? Удав?! — натурально охреневает Тэхён, пока Чон стискивает зубы от незамысловатых пощупываний его достоинства. — Да это ж, мать её, анаконда… А Чонгук опять, зараза, ржёт. — Передумал? — Как бы не так! Вставляй, — решительно заявляет и призывно отставляет попу, по которой альфа не может не шлёпнуть. — И откуда ты такой охуенный взялся… — бормочет себе под нос мужчина и приставляет возбуждённую плоть ко входу. Трётся членом между половинок, отчего Тэхён недовольно мычит и назад подаётся, вжимаясь задом в пах, чем заставляет альфу ненадолго зажмуриться и зашипеть. Хорошо, ладно, его хвалёная выдержка и так сегодня постаралась на славу. — Резинок у меня нет, я тоже больше пяти лет не трахался. — Ну всё, шуруй в аптеку. На несколько секунд повисает тишина, ощущение, что замирают даже микробы, а потом раздаётся тихое и до ужаса гаденькое хихиканье. — Расслабься, Чон. Давай уже сюда своё пресмыкающееся ради всего святого. Чонгук смеётся, слишком нежно для момента целуя румяную щёку, и снова пристраивается, делая бёдрами круговые движения и несколько дразнящих рваных толчков, чтоб неповадно шутить было. Он же реально бы попёрся в аптеку… Член скользит внутрь медленно, Тэхён рвано дышит через рот, как-то немного растерянно обвивая рукой шею альфы, а вторую укладывая поверх чужой, которой Чонгук держит его за талию и прижимает к себе. Он успокаивающе целует омежьи плечи, шею, глаза прикрывает, толкаясь до упора и чувствуя сильную пульсацию от туго сжимающих его стенок. — Не больно? — Нет, я… — Тэхён часто облизывает губы и легонько царапает Чонов загривок. — Двигайся, пожалуйста… Альфа немного отстраняется, почти полностью выходя из дырочки и сразу толкается в неё обратно, отчего из горла Тэхёна рвётся несдержанный стон, за который он получает новый несильный шлепок и недовольное «ну что за непослушный омега», а длинные густые ресницы склеиваются в небрежные треугольники от выступивших слёз. Чонгук начинает двигаться мягко, аккуратно, заботясь о том, чтобы не причинить боли, гладит бока, к соскам поднимается, не оставляя те без внимания. — Как же ты приятно сжимаешь меня, — тяжело выдыхает альфа и предусмотрительно затыкает ладонью Киму рот, толкаясь по основание и замирая, — тебе хорошо, малыш? Тэхён мычит в ладонь и часто кивает, смаргивая мелкие слезинки и чувствуя, как Чон возобновляет толчки, наваливаясь всем телом и срываясь на более быстрый темп, из-за чего стиральная машинка, на которую вновь опёрся омега, начинает раскачиваться в такт движениям. — Тише, Тэ, тише, не забывай, что мы решили пошалить почти под боком у детей. — Чонгук жадно трётся носом о пульсирующую пахучую жилку, пока омега кивает и с готовностью подмахивает ему бёдрами, поскуливая в так и не отпустившую его руку. Он вновь прижимает к своей груди податливое тело, просовывает ладонь между ним и стиралкой, обхватывая небольшой, до этого момента обделённый вниманием член, и скользит по нему кольцом из пальцев. Тэхён рвано всхлипывает, на носочках приподнимается, а альфа буквально тает от такой чувствительности и толкается рвано, с оттягом. Тэхён совсем теряет голову, вплетая пальцы в тёмный загривок и с силой сжимая, глаза закатывает, чувствуя постепенно накатывающие спазмы в паху, скулит несдержанно, получая на ухо «тш-ш, детка», а потом замирает от ощущения того, как волной удовольствия сводит всё тело. Чонгук чувствует тёплую сперму на пальцах и делает особенно сильные, завершающие толчки, буквально вдавливаясь в заходящегося хрипами омегу и кончая в него с утробным рыком куда-то в затылок. Что ж, три минуты в их ситуации нетраханных родителей-одиночек — настоящая победа, надо отметить. Альфа выходит из горячего тела и разворачивает Тэхёна к себе, обнимая крепко-крепко и целуя растянутые в удовлетворённой полуулыбке губы. Омега с радостью позволяет обсосать свой язык, лениво двигает губами в ответ да грузно вздымающиеся плечи оглаживает, хихикая, когда их носы неловко сталкиваются. — Я запачкал твою стиралку, — зачем-то шепчет Ким и упирается своим лбом в чужой, стоя на цыпочках. — Переживу, — смеются ему в ответ и целуют, целуют. Как же Тэхёну хорошо сейчас… — Что дальше? Сердце омеги от собственного вопроса почему-то противно сжимается. Тут вроде и так всё очевидно, а вроде в любви друг другу они не клялись, перепихнулись по-быстрому, да и разойтись на этой ноте мирно вроде можно… Но Тэхёну очень не хочется. — Ну если в долгосрочной перспективе, то любить друг друга, детей растить, новых рожать. — Невзирая на насмешливый тон, смотрит Чонгук до мурашек серьёзно, чёлку Тэхёнову ласково с глаз убирает. — Если в краткосрочной, то на свидания ходить, да хоть бы завтра в какой-нибудь зоопарк, или где там мелким зайдёт. А если в самой что ни на есть кратчайшей, то, — альфа как-то хитро улыбается, прижимая к себе за поясницу, — принимать душ и идти на второй круг, а потом будить детей и сажать на горшок, потому что они выпили дофига сока и обдуются. Ну? Как тебе планы? — Потрясающие. Тэхён счастливо улыбается и запрыгивает на такого же счастливого альфу, обвивая того руками и ногами. Носом в шею зарывается, довольно бурча, что пора бы заняться первым пунктом, и ему вот совсем не перечат, в висок целуют и тащат в душевую кабинку. Жёлуди сближают людей. Особенно если эти люди — невыспавшиеся с утра родители, отчаянно собирающие их ради поделки, сроки сдачи которой уже изрядно поджимают.