засыпай у меня на руках

Они учатся привыкать к друг другу не сразу. Десятки веков Рён и Гиль были коллегами: сначала в тандеме строгого начальника и его послушной подчинённой, потом как две невольно противоборствующие стороны. Десятки веков жница засыпала и просыпалась с мантрой «это не он. забудь всё, что было тогда». Теперь же это был не Пак Джун Гиль; это был её Гиль, а их история стала очередным исключением из правил. Придерживаться строгой теории красных нитей не было больше никакого смысла. И что, что на их запястьях всего лишь обрывки той самой судьбы; и что, что снова быть вместе они смогли только после смерти. Рён слишком хорошо помнила о своём преступлении, чтобы иметь право хоть на секунду о подобном задумываться. Ей и так сделали огромный подарок; дали окунуться в те чувства, которые она похоронила, закопала далеко внутри своего сердца, заперев всё на ключ. Ключ пришлось искать недолго. Если уж обмануться иллюзией было так не сложно, то реальность пьянила похлеще трёх бутылок соджу, хоть Рён и всегда была достаточно стойкой к алкоголю. Но слаба на эмоции. Поэтому она старается дышать чуть глубже, ровнее, когда Джун Гиль опускает тяжёлую голову ей на колени. От него пахнет почти успевшим выветриться за длинный рабочий день древесным парфюмом и нотками крепкого зелёного чая, который остался стоять недопитым на столе. — Посиди так немного, — одними губами просит он, закрывая глаза. Когда-то давно Гиль также ложился к ней на колени, а Рён гладила его по волосам, читая в слух книги из их домашней библиотеки. Часто случалось, что мужчина засыпал под её мерный голос, а она решалась разбудить его только тогда, когда совершенно переставала чувствовать свои ноги. Или не решалась вовсе, сама задрёмывая в таком положении, но просыпаясь уже в объятиях мужа. Лёгкая ткань тюли на открытом окне надувается морским парусом, пропуская в тёмную комнату аромат ночной цветущей вишни и тёплой летней влаги ночного дождя. Рён, прошедшей настоящей ад в во всех возможных смыслах этого слова, нужно несколько минут, чтобы собраться и несмело положить руку на аккуратно зачёсанные волосы Джун Гиля. Провести по ним, вспоминая привычную атласную гладкость. Ровное дыхание мужчины на долю секунды сбивается — грудь поднимается чуть выше. Он ещё не спит, и Ку Рён слегка приподнимает уголки губ. Маска ледяного жнеца остаётся далеко за пределами этой комнаты, этого вечера. — Рён. Её имя на его губах мешается со вздохом. Рука жницы замирает. — Да? Гиль освободился из своего заключения уже месяц назад. — Мне, наконец, перестали сниться кошмары. Он не договаривает, но Рён сама продолжает за него у себя в голове: кошмары, в которых Гиль убивал; в которых он находит её с перерезанными венами. Её шрам по-прежнему на месте: все их шрамы, общие и одиночные, не исцеляются волшебным образом. Они белеют на телах и сердцах, напоминая. Но перестают пульсировать тупой болью, которая не даёт сомкнуть глаз без снотворного или притупляющего сознание алкоголя. — Тогда спи. Спи спокойно. Я никуда не исчезну. Клянусь. Джун Гиль, не открывая глаз, ловит её за руку, касается губами выпуклого шрама на запястье и отпускает, глубоко выдыхая. Рён откидывается на диван. Шум дождя за окном убаюкивает, звучит точно так же, как звучал сотни лет назад. Мерный стук капель по крыше, стеклу и нежным цветкам вишни сплетается с её тихим голосом, напевающим мелодию, происхождение которой уже давно скрылось за пеленой истории.