*****
Ты скоро станешь мужиком, Гермиона. Так нельзя жить. Постоянные намёки на загнанную в угол женственность порядком достали. Причём не только от Джинни, но и от Гарри, и, что самое ужасное, даже ненавязчиво от подчинённых. От недавнего бесхитростного вопроса: «А почему вы себе мужчину не заведёте?» Гермиону чуть не порвала злость. Завести можно мотор или дневник, или кота, но никак не мужчину! Вернее, можно, но уже имеющегося, обретённого посредством неведомого волшебства, на которое она не способна. Последней каплей стало неофициальное заключение колдомедиков на плановом осмотре два дня назад. Доктор Страут так прямо и сказала: вам нужен секс, дорогая. Пожалуй, да. Потому что… Женщина, женщина, женщина — эти мантры никак не помогают. Руки и душ тоже. Улыбки мужчин воспринимаются уже неадекватно. И вот случилось: пришла своими ногами в этот секс-шоп, о котором Джинни прожужжала все уши. В условиях полнейшей секретности, разумеется. Гермиона стоит, не дыша, смотрит на консультанта, который, кажется, видит насквозь всё позорище. — Расслабьтесь, — тепло произносит он и улыбается очень душевной улыбкой. — Это территория доверия, и я отвечу на все ваши вопросы. Это немного успокаивает, и Гермиона делает глубокий вдох. Но с чего, блин, начать? Как сказать, что является могущественной неудачницей, которой требуется физическая разрядка уже даже по медицинским показаниям? — Я… — Вы одиноки, — тут же прилетает в ответ. И Гермиона кивает, пытаясь скрыть волнение. От внезапной точной догадки ей одновременно легко и неловко. — И то, что вы здесь, абсолютно нормально, поверьте, — поёт высокий шатен. — Я бы даже сказал, что вы пришли точно по адресу. — Я очень занятой человек… И… мне нужно иногда развлекать себя перед сном, — она выпаливает это быстро и уводит взгляд в сторону, когда консультант делает шаг ближе и открывает витрину. — Могу предложить вот это, — он непринуждённо берёт с полочки фаллос и как будто специально суёт ей под нос. — Классика. Вибрация и температура подстраиваются под все ваши нужды, и ощущения — как от настоящего. — Тянется дальше, доставая жуткий сдвоенный кошмар. — Вот это, при желании, оприходует оба отверстия, усилив такое необходимое одиноким женщинам чувство наполненности. Размер изменится сам, по вашим потребностям. — И достаёт, наконец, чудовищно большой и толстый член красного цвета. — А вот это разбудит вас утром горяченьким стояком, упирающимся в зад, и словами: «Просыпайся любимая, я хочу тебя». Попробуйте, если вы романтичны… Мать твою. Всемогущая госпожа, кажется, перестала дышать от всей чуши, что он ей наплёл. Это, чёрт возьми, не маленький подарок, а целый дар свыше, даже если она сбежит прямо сейчас. Но Драко меньше всего хочет её капитуляции. И пусть он ещё не подобрал ни одного годного варианта, что с ней сейчас делать, но все же упускать эту удачу было бы тупо. Когда сама несравненная сучка министр пришла — та самая, чьи пороги он лично обивал многократно и не добился ни единого взгляда в свою сторону. К власти легко привыкаешь, стерва, не так ли? Его догадка верна: она так предсказуемо устремляет любопытные глаза на предмет в золотой рамочке с надписью «эксклюзив», о назначении которого Драко знает прекрасно. Неприметное тонкое чёрное кольцо — гордость местной коллекции, настоящая редкость по сумасшедшей цене. — А это что? — спрашивает она, не сводя своего взгляда с секс-драгоценности. — Оно тоже для женщин? — Именно для них. Драко дотягивается и достаёт кольцо, и оно размыкается в его руке, подобно звену, и тут же смыкается на двух его пальцах, уменьшаясь в диаметре. — Позвольте вашу руку, — он берёт её ладонь в свою и слегка сжимает. — Физический контакт устанавливает связь. Условно сейчас мы с вами партнёры, и этот предмет способен передать вам все мои ощущения. Он проводит окольцованной рукой по её плечу, и она мгновенно чувствует касание себя же в двух своих пальцах. Округляет глаза удивлённо. — Да, эта волшебная вещь способна подарить вам ощущения, что вы мужчина. И надевается она, как вы поняли, отнюдь не на пальцы. Глаза Гермионы горят просто бешено. Это же гениально и то, что ей нужно! Она смотрит на витрину с членами и указывает на первый попавшийся… — А если я… — О, нет, — перебивает её консультант, — Искусственный фаллос, даже самый качественный, к сожалению, не человек. Это чудо вы испытаете только с живым партнёром. Без него здесь никак. — Ох, жаль. Я, по правде, всегда мечтала почувствовать это. — Вы, очевидно, очень сильная женщина, раз буквально желаете отрастить себе член, — улыбается Драко, глядя на взбудораженную покупательницу. — Да, и кажется, слишком, — отвечает она, чуть смущаясь. — Потому что мне совершенно никто не подходит. — Уверен, что вы ошибаетесь. — Он делает шаг вперед, сверкая глазами. — И, на самом деле, вам нужен не собственный член, а мужчина, который сумеет вас подмять под себя. Ну или хотя бы сыграть, что сумел. Проведёт сессию так, что вы не сможете не подчиниться. И поверьте, вы захотите ещё. — Вы, я вижу, хорошо знаете своё дело, — произносит Гермиона и понимает, что начинает злиться, в очередной раз услышав идиотское наставление. — Я — хороший специалист в своём деле, верно. Мне приходится считывать характеры людей, чтобы помочь им с удовлетворением их желаний. Это целая наука, и считайте, что я учёный. А вы, я уверен, уважаете учёных. Она кивает. Смотрит внимательно на умника перед собой. — И каково ваше умозаключение обо мне? — Только одно: таких женщин нужно скручивать, зажимать и трахать зубами к стене до потери сознания… От этих слов Гермиону мгновенно бросает в дрожь, и кажется, она не способна скрыть этого прямо сейчас. Голос у него — что надо. Между ног мгновенно выделяется влага и безбожно мочит белье. А ведь он — первый попавшийся, с не особо приметной внешностью. Видимо, и правда, это предел. А что, если прямо сейчас и с ним — пробегает безумная мысль. Он не урод, и доверие есть. Откровенность разговора уже чересчур высока, а тело и вовсе готово, тихонько сходит с ума. А дальше… дальше совершенно точно у неё не будет времени на всякую дурь. — В таком случае, быть может, вы сами… Я заплачу́… Деньги для меня не проблема… — Что? Я лишь консультант. Драко хмурится, но внутри едва не взрывается смехом. Святоша пытается купить мужчину и густо краснеет — ёбнуться просто! В другой раз попытка принять Малфоя за проститутку вышла бы боком даже самой сладкой красотке, но при участии Грейнджер это выглядит просто комедией. И больше всего сейчас ему хочется, чтобы она его уговаривала. Молила, блять, ползала. — Простите, я не это имела ввиду, — бормочет она, теребя ремешок своей сумочки. — Я просто никогда, понимаете, не занималась такими вещами… Не в том смысле, что… Я, конечно, не невинная дева. Ох… — она закрывает глаза и качает головой. — Вы ведь, возможно, человек несвободный, а я с чего-то решила, что нравлюсь вам. Не знаю, что на меня нашло, простите меня ради Мерлина. Думаю, мне лучше уйти… Ещё чего — уйти! Драко уже таскает её за волосы по полу и порет в необычайно ярких фантазиях, и это не остановить. — Нет, — говорит он настолько чувственно, насколько возможно, аккуратно берёт её за руку. — Отсюда никто не уходит неудовлетворённым. Мои принципы — ничто, когда случай передо мной совершенно особенный. Ваше желание — мой долг, который я готов выполнить с радостью. Но прежде, нам нужна договорённость и доскональное изучение правил. Прочитайте, назначьте время для встречи. В нашем чудном магазине есть секретная комната для подобной услуги. Драко достает чёрный свиток, в котором изложены все законы магических игр в доминирование и подчинение, и протягивает Грейнджер. За внешним спокойствием сердце бьётся так, что готово вылететь вон. Она закрывает глаза, и вокруг пергамента в тонкой руке кружит синяя искра, влетает прямиком в её лоб. Редкая магия мгновенного чтения — как это умно. Заучка всех времён и народов, конечно же, владеет ей в совершенстве. Ему на удачу. — Моё время — прямо сейчас, — шепчет она сквозь улыбку. — Я очень быстро учусь. И согласна на всё. На всё. О, Салазар милостивый! Как он мог считать себя неудачником ещё десять минут назад? И плевать, что Холли оборётся в подсобке, запертый Блейз какое-то время будет его ненавидеть, а другие покупатели загрустят сегодня без лучших секс-товаров в стране. В конце концов, Драко сможет стереть в этих стенах память всем, кому пожелает, оставаясь безнаказанным, благодаря собственноручно наложенной магии. И потому, не думая более ни секунды, он зажимает её ладонь в своей, заставляя чёрный пергамент исчезнуть. Вокруг двух сплетённых кистей возникает красная вспышка. Попалась. Один из стеллажей медленно сдвигается в сторону, и за ним, подобно внутренностям чудовища, обнажается бордовый кожаный интерьер. Эта пиздатая месть будет сладка.*****
Гермиона не видит ничего в кромешной тьме. Ощущение, что она одна, холодит кожу. За спиной щёлкает ремень, и её уже бросает в мандраж. Свет вспыхивает в то же мгновение, и перед ней лишь стена дикого цвета. Что-то толкает сзади в её направлении, и кажется, она неминуемо врежется, но дальше останавливается, как по волшебству, когда тонкую талию оплетает рука. Тепло. Её обнимают хоть как-то, и это чертовски приятно. — Стоять и не двигаться, — слышится куда-то в затылок. Бархатистый голос будто ей очень знаком, и она попыталась бы его распознать, если бы не увлеклась познанием нового. Гермиона чувствует лёгкое касание рук, и свитер тут же покидает её. Она стоит в одном лифчике, когда он гладит её по плечам, медленно опуская бретельки. Тёплое дыхание на коже делает её веки тяжёлыми. — Это лишнее, как ты поняла, — слышатся слова полушёпотом, и застёжка за спиной резко отпускает, заставляя скромный предмет белья пасть. Он гладит её, едва касаясь. Ведёт по позвоночнику и впереди, между грудей. Так деликатно. А ей отчего-то хочется, чтобы схватил посильнее. Потому что тело буквально разрывается от тоски по прикосновениям. — Я ведь даже не знаю, как тебя зовут… — бормочет Гермиона, вкушая ласки. На лице Драко улыбка. Это так в её духе. Даже если поняла правила и согласилась на роль, Грейнджер остается собой — хорошей золотой девочкой. Пока остаётся. Он очерчивает кончиком языка контур ушной раковины. Оттягивает волосы в хвосте назад. — Будешь говорить только тогда, когда я тебе разрешу, поняла меня? — легко трясет за волосы. — Поняла? — Да. — Да, хозяин. Так ты будешь звать меня. Повтори. Как звали эльфы, которых, блять, у меня больше нет. — Да… хозяин. — Чудесно, — с лёгким укусом в шею. О, ужас. Часть её возмущена и уже хочет сбежать. Однако это отпускает, когда он едва касается её губ своими. Гермиона чувствует такое желанное дыхание у своего рта, тянется, стремясь коснуться мужских губ. Поцелуй меня, пожалуйста. Мерлин, как же этого хочется — глубоко, сочно, чувственно. — Это нужно прежде заслужить… Он легко проводит по её губам чёрным кожаным лепестком длинного гибкого стека, который тут же медленно спускается по шее, между грудей, по животу, заставляя тело покрыться мурашками. Молния джинсов чуть расходится, и Гермиона готова сама стянуть их со своих бёдер, но они неожиданно с треском рвутся по боковым швам и падают вниз. Он обнимает её сзади, пока не опомнилась. Сминает её грудь, держит по-хозяйски в обеих руках — ну точно так, как она и хотела. Вдыхает запах кожи, ведя носом по плечу к шее. Тяжело дышит. — Ты этого хочешь? Чтобы я касался тебя вот так? Отвечай. — Да. Трогает её поверх трусиков, прижимается всем своим телом. Жарко, крепко. Она закрывает глаза, запрокидывает голову, касаясь затылком плеча. От него так вкусно пахнет, господи. — Не слышу! — Он упирается твёрдым между её ягодиц, и где-то внутри неё срывает крючки. Гермиона начинает стонать. — Да, хозяин. Проникает в трусики, сдавливает её киску рукой, с силой — ей трудно дышать. Чуть толкается стояком сзади, отчего она подаётся навстречу этим движениям. Ловкие пальцы будоражат, заставляя её трепетать. И отпускает. — Я думаю, что ты, сучка, этого не заслуживаешь, — ударяет ледяной голос прямо ей в ухо, — и твоё дело сейчас — стоять на коленях передо мной. Руки резко уводит назад. Мгновение — и они не шевелятся. Запястья смыкаются и опутываются какими-то кожаными лентами. Ноги слабеют и подводят её — неминуемо падает на колени, которые тут же разъезжаются широко в стороны против её воли. На секунду она понимает, что что-то не так. Язык вдруг онемел. «Господин» консультант обходит её, и она пытается разглядеть его лицо в густой тени. — Ты забыла назвать мне стоп-слово. Так обрадовалась, что тебя будут наказывать, что упустила важный момент. Но теперь по договору ты уже не сможешь этого сделать. Разве что умолять невербально, полагаясь на моё милосердие. Драко чувствует, как оборотное отпускает его окончательно. И не может не улыбаться, глядя на немую Грейнджер перед собой на коленях. Она смотрит на него во все глаза и, кажется, начинает громко кричать про себя за секунду до того, как её рот распирает чудовищный кляп и стягивает ремнями затылок. Мерлин, помилуй. Это похоже на какой-то змеиный обман. Только зачем? Она узнала его. Почти. И этот взгляд в полумраке совершенно точно не добр. Она пытается дёрнуться, пока Малфой медленно опускается перед ней, и путы на запястьях приходят в движение. Обвивают туже, чуть скользят по коже, и до Гермионы доходит, что это ни что иное, как живая змея. — Рада видеть меня? — улыбается он, и да, она уже отчетливо видит перед собой это лицо. — Нет? Ох, ты же не можешь ответить. А я рад, Грейнджер. Просто сказочно. И самое классное, что ты ничего не сможешь поделать. Только расслабиться и получить незабываемое удовольствие. Гермионе совершенно не хватает времени понять, что нужно испытывать в данный момент — он принимается легко шлёпать стеком у неё между ног, и этот блядский звук моментально выносит мозги. И все ощущения тоже. Она дёргается, впивается зубами в долбаный шар, чтобы сдержать стоны. Закрывает увлажнённые от обиды глаза и проклинает свою беспомощность перед собственным возбуждением. Перед желанием, которое отнюдь не исчезает, а усиливается от этих мерзких движений предмета в промежности. Контакт. Ей нужен контакт, чёрт подери. Тело к телу. Живое к живому. Руки, губы, член. Всё это сразу. И уже плевать, кому они будут принадлежать. Пусть даже Малфою, явившемуся, как снег на голову, из ниоткуда — из прошлой жизни, связь с которой совершенно потеряна. Она выгибается, будто пытаясь вырваться из собственного тела. Чудовищно. Унизительно. Обжигающе. А он наклоняется, сжимает сосок зубами, лижет, снова кусает, оттягивая. Хватает властно за шею. — Мне нравится, как ты возбуждаешься от меня. Я разрешаю тебе это. Только не вздумай кончать, поняла? Это тебе не позволено. Но как? Гермиона пытается поймать взгляд серых глаз, а он нагибает её, давит, пока её лицо не впечатывается в ковёр. Убирает руку, и по плечам ползёт тонкая змея чёрного цвета. Две змеи. Опускаются по груди, обвивают, поджимают налитые полусферы. И глаза заволакивает серый туман. Она не может пошевелиться. Совсем. Стоит, слепая, на коленях, задницей вверх, в одном маленьком, промокшем насквозь кусочке чёрной материи. — Какая послушная, ммм… — ведёт волшебной палочкой между ягодиц, одаривая её в том месте лёгким жжением. — Только вид чересчур первозданный. Мохнатый лев, а не киска. Совсем одичала. Мне это нравится, но всё же порядок здесь будет моим… Готово. Щёлкает резинкой трусиков. Медленно стягивает, и Гермиона слышит, как и они рвутся в итоге. Раскрытую, возбуждённую плоть опаляет тёплым дыханием, и её только что лишившаяся всех волосков нежная кожа чувствует это особенно остро. Драко легко раздвигает пальцами идеально гладкие нижние губки, собирает влагу, любуется. Она дрожит в его руках. Бесценно. Красиво, блять, до невозможности. И мысль о том, что всемогущая сучень желает, чтобы он вставил ей сейчас по основание, взвинчивает его собственное возбуждение. Заставляет холодный расчёт всех его намерений потеплеть так некстати. — Течёшь. Это хорошо, — сжимает её ягодицы, мнёт. — А знаешь, что плохо? И по заднице приходится звонкий удар крепкой ладони. Рукой, блять, потому что любитель. Не смог устоять. — Представь, что к тебе на приём упорно просятся посетители по очень важным вопросам, но ты не пускаешь их на порог, потому что они тебе тупо не нравятся. Это плохо. Удар. — Ты обязана заботиться обо всех людях нашего мира, но выбираешь, о ком именно, исходя из личных симпатий. Это плохо. Удар. — Кто-то в беде, но тебе похер. Ужасно. Шлёпает ещё сильнее, и Гермиона шипит, насколько это позволяет кляп. Грубая сила пленяет, вопреки зову рассудка. Как радиация, прошивает тело, травит, заставляет желать большего. Если ты чёртов зверь, иди до конца. Иди, иди. Но он не торопится брать её. Даже не раздевается. Она чувствует, как промежности снова касается посторонний предмет — рукоять его стека. Он водит ей вокруг клитора, по нижним губам, размазывает её сок. Скользит так заманчиво. Рвёт нервы, заставляет дрожать ещё больше. Пусть даже этой вещью, но ей жизненно важно, чтобы эта чудовищная пустота отошла в мир иной. — Как тебе это? Когда ты знаешь, что тебе нужно, но тебе не дают к этому даже приблизиться, м? Нравится? — и двигает рукой активнее, отчего её неподвижные ноги пытаются дёргаться. — А мне по кайфу наблюдать сейчас за твоей беспомощностью. Знать, что ты просто женщина. Течёшь без стыда. Хочешь такого простого — чтобы тебя жёстко выебли. Вставляет в неё импровизированный член неглубоко, и она громко мычит сквозь кляп. Двигает, сука, медленно, чуть входит и выходит обратно. Угадал, мать твою. Это нетрудно. Она уже сдалась и подписалась на то, что просто живая. И глубже внутрь её тела. Ещё, пожалуйста. Ещё. — Нравится? — спрашивает Малфой, останавливаясь. Вытаскивает мокрую насквозь рукоять, ведёт между её ягодиц вверх и медленно обратно. Стек изгибается, щекочет клитор кожаным кончиком так упорно и долго, что кожа бёдер мелко подрагивает. И сжимает одной ладонью её ягодицу, насаживает на чёрный предмет в своей руке, трахает, сука, как надо. — Нравится, — чуть ли не пропевает он. Смотрит на свою руку, как завороженный. — А это? Кончик стека чуть заостряется, касается её ануса. Потревожить её зад — немыслимый кайф. Грейнджер невинна в этом — он абсолютно уверен, и оттого злое наслаждение происходящим только сильнее, а собственный пожар в штанах заставляет стиснуться зубы. — Тебя ведь ещё никто не благословлял на большую политику таким образом, верно? —Драко улыбается, глядя на то, как она скулит и кивает в ответ. — Вот и отлично. Я это сделаю прямо сейчас. Он увлажняет её точечно крупной каплей слюны, пока кожаный конец обращается небольшим упругим цилиндром, отсоединяется от гибкой указки, и та исчезает. — Первая волшебная пробочка для первой леди волшебного мира готова, — его голос звучит совсем незнакомым, когда он вводит рукоять плети ещё глубже и одновременно вталкивает пробку бесцеремонно в тугой задний проход. Гермиона стонет от этого непозволительно громко. Разрешает ему сейчас так много, как не разрешала никому и никогда. Но ей уже все равно. Нравится, да, нравится — быть конченой шлюхой, живущей тем, что у неё между ног. Дном. Пусть! Потому что от этого вдруг невероятно легко, и проблем больше не существует. Рукоять начинает двигаться так активно и глубоко, что всё внутри неё горит и молит, чтобы эти движения не останавливались. Она всеми силами сжимает внутренние мышцы, но получает очередной удар ладони по заднице. — Пытаешься кончить? Нельзя. И предмет, совершив ещё пару мастерских толчков, вылетает так стремительно быстро, что Гермиона сходит с ума. Настоящая пытка. Он подхватывает её, шлёпает ещё раз, и снова водит вокруг, не трогая клитор, который, кажется, взорвётся при малейшем касании. — Умоляй лучше. Чтобы я услышал даже сквозь кляп. Если не владеешь такой легилименцией, тебе придётся научиться прямо сейчас. Уверен, ты сможешь, заучка, а я тебе помогу. Драко увлажняет пальцы её смазкой и легко кружит по ореоле соска, от чего возбуждение накатывает ещё сильнее. Чёртовы змеи сжимают грудь почти до боли, щекочут, злорадствуют. Если бы она сейчас могла шевелиться, то билась бы в конвульсиях, трясла гривой, чтобы озноб покинул её. А он в этот момент не может придумать повод, чтобы хоть немного остудить свой пыл и вернуть себе трезвость — что-нибудь скучное, занудное, пресное. Потому что его человеческое воплощение неожиданно сейчас напоминает вулкан. Трахни меня, сам, ради Мерлина. Гермиону разрывает безумие. Пробка в заднем проходе, к которой она успела привыкнуть, приходит в движение и чуть расширяется, усиливая чувство разочарования. Неведомое чудовище в собственной голове голосит во всю дурь: Пожалуйста, Малфой! Умоляю тебя! — Ох, что это я слышу? Кто этот Малфой? Мужчина, которого ты тайно любишь? Удар. Хозяин. Прошу тебя. Пожалуйста, — её голос в его сознании звучит жалобно. Она так пленительно уязвима, но его рука снова поднимается вверх. Будет тебе! Драко. Удар. Его имя. Он готов зарычать. — Ещё. Пожалуйста. Ты обязан. Драко. — Обязан трахнуть тебя, говоришь? — сжимает её ягодицы, шипит. Смотрит на чуть потревоженный, но ещё вполне невинный анус Грейнджер, как на добычу. Вытаскивает пробку. Капает слюной снова. — Любите, когда вам лижут зад, министр? — сжимает пальцами кожу, что есть сил. — Ты должна знать, властолюбивая сучка, как власть тебя может жёстко любить. Вот сюда, — касается пальцем тугого кольца мышц. — Беспощадно. На полную силу. И если тебе вдруг лижут, то только для того, чтобы поиметь, запомни. И распределяет языком вязкую пенную жидкость, наглаживая рукой горящую похотью киску, от чего Гермиона начинает лихорадочно дёргаться, совершенно не замечая, с какой бешеной скоростью он преодолевает застежку на брюках. — Кажется, твоё тело просит в оба отверстия сразу… Я могу подумать об этом. Но прежде, ты покажешь, как владеешь своей задней дырочкой. Его член упирается в её задний проход без какого-либо терпения. Ладонь на крестце, отдаёт тёплым импульсом, чтобы помочь ей с познанием такого вторжения. Твоё счастье, что я волшебник, а не обожаемый магл. И вставляет. Медленно. Она впускает его неохотно, но всё же впускает. Охуительно. — Ммм, как туго, — он останавливается, давая ей вздохнуть и привыкнуть. И чтобы заодно взять себя самого в руки и продолжать карать её без какой-либо совести. — Мне нравится. И тебе сейчас неприятно, что нравится мне ещё больше… Он делает несколько плавных толчков, прислушиваясь к её реакции. Больно. Ей всё-таки больно немного — насколько и нужно. Но прочь, сожаления! — Лучше расслабься. Я собираюсь иметь тебя долго… И, блять, это, кажется, чушь. Судя по тому, как горит член, пока он сам полыхает от всего происходящего. Пока адреналин бьёт и бьёт по его нервам, а противоречия плавят мозги. Толкается уже с силой. И ещё. Ещё. Трахает её, наконец, как хотел. Добравшись до волос в хвосте, натянув их сильнее. Змеи душат грудь Гермионы, терзают соски, не останавливаясь ни на секунду. Зад уже горит огнём, и она чувствует, как сквозь боль и давление в глубине накатывает приятное чувство. Мерлин, как жёстко. В этой позе тотального рабства. Её имеют, и точка. Хорошо. Почти идеально. И хочется больше, чтобы добрался туда, где отчаянно пусто. До ломоты. Пожалуйста, Боже. И он словно внемлет её желанию. Останавливается и выходит, вворачивает в её пустующую вагину чёрную рукоять. Теперь она отчего-то ощущается мягче, будто он жалеет её, даря приятные ощущения. Взгляд Драко прикован к собственной руке, которая заталкивает предмет в её тело до конца. Поглотила так жадно. От такой магии можно и сдохнуть. И возвращается к тому, что начал, входит неспешно, давая министру возможность отдышаться перед еблей за политику притеснения всех чистокровных. Как же этого много, Мерлин. Гермиону распирает с двух сторон, грудь сдавливает туже, и она начинает стонать ещё громче, когда рукоять принимается двигаться в такт движениям Драко. Он входит глубоко и выходит из неё почти до конца. — Картина, что надо. Я не могу не любоваться тем, как ты раскрыта и занята мной полностью. Но, очевидно, что отверстий у тебя целых три, а это число просто священно, как само золотое трио. Гермиона чувствует, как шар кляпа начинает менять свою форму, вытягивается, проникая в её рот, заполняя его, блять, до предела, так, что она едва может дышать, давится. — Вот так, железная леди. Во все отверстия разом ещё лучше, согласна? Она втягивает воздух носом отчаянно и плачет, понимая, что эти грубые поступательные движения в тело — её желание номер один. Как же дико, больно, сладко и горячо от того, что она слабая. Согнута пополам, размазана по полу будто вся. Драко неотрывно наслаждается видом, как вкусно его член таранит золотой девственный зад. Ей некуда деваться, она вынуждена принять это и полюбить. Бесценно. И принимает, стонет. Святой госпоже по кайфу, что её имеют во все щели. Она, сука, стонет! Прекрасные, ох, какие прекрасные звуки, и у него кажется крыша чуть съехала. Удар. Кто ты сейчас? Шлюха. Блядь. Конченая сука. Самка. Твоя рабыня. Еще удар. Обеими руками. — Кто я для тебя? Ты мой хозяин. О, да! Драко закрывает глаза, упиваясь собственной властью. И как бы не думать совсем, терзать её зад безжалостно дальше. Чёртова благовоспитанность проснулась совершенно не в тему. — Правильно, — почти вынимает, любуясь тем, как это происходит. — И ты сейчас будешь кончать для меня. Отросток кляпа во рту сильнее толкается в горло, заглушая стон, когда Малфой синхроном проникает на полную. Рукоять внутри дрожит, срывая башню, толкается почти в самую матку, нагревается неведомым образом. Всё нутро пульсирует, и по глазам бьют белые искры. Она трясётся всем телом, кончая. Ноет. И он сжимает с силой её ягодицы, чувствуя, как волшебно расслабился её задний проход. — Умница. Ещё. Удар. Гермиона срывается в крик внутри себя, так, что Драко даже оглушает от него на мгновение. От этого его толчки становятся бешеными, и в её рту уже всё горит. Её чересчур чувствительная плоть продолжает раздражаться сильнее. Болезненно, прекрасно, мучительно. Это слишком. Но пылает ведь, находит силы. По-прежнему голодна. И движения в её теле активнее, быстрее, резче. Чувство полнейшего подчинения швыряет в агонию всё её существо, и потому оргазм накатывает новой волной очень скоро. Выполнила приказ, как отличница. Грейнджер, блять! Это полный пиздец, и кажется, Драко всё же теряет связь с объективной реальностью. Сумасшедшие ощущения, бредовость всех действ заставляют его нести полнейшую ересь: — Моя сладкая… Хорошая девочка. Ты получаешь награду — кончить в третий раз вместе со мной. В дрожащей руке возникает то самое кольцо. Ты заслужила узнать, что со мной делаешь. Почти выходит, смыкая звено у основания члена, вталкивается обратно глубоко до предела. И перед Гермионой открывается новый мир. Всё нутро отчаянно скручивает. Она уже ничего не соображает, пока все три отверстия атакуются с бешеной скоростью. Она чувствует, да, чувствует, как — сладко, зло и туго, туго, туго, Мерлин! Так горячо, что сознание плавится окончательно. Неведомая сила сосёт из неё соки, и ей хочется, чтобы высосала до конца. Она сама, сама это делает — вынимает всю душу. Бесит. Заставляет терзать, ненавидеть. Возбуждает до одури. Голова дико кружится от этой противоестественной связи. Ей нравится и одновременно противно быть им сейчас. Драко Малфой — чёртов подонок! Прямо сейчас самый великий волшебник на свете. И такой жестокий. За что? За что наказание и за что удовольствие? Она запуталась полностью, трахая саму себя в зад… Вся её суть остаётся лишь неконтролируемым пульсом во всем её теле и вне его — в фантомном члене. Он горит, пылает, выстреливает горячей струёй глубоко в тугое, запретное место, о котором ещё недавно не смела даже помыслить. И ей хорошо. Безумно. Волшебно. Её подчинили. Выбили дух. И не важно, что всё произошедшее похоже на бред. По щекам текут слёзы, полные непонятной благодарности где-то под толщей сумасшедших физических ощущений. Она слушает пульс и дрожит. После сникает без сил, когда путы ослабевают и уползают, и Драко отпускает её. Мокрая, вытраханная и невероятно довольная. Нет мыслей, нет чувств, только серые глаза напротив. Она не понимает, сколько по времени смотрит в них, не отрываясь. Не соображает даже, когда заново обрела своё зрение. Драко помогает подняться, разгибает ослабшее потное тело, расстёгивает ремни, освобождая её рот. Карие глаза влажные, блестящие. Щеки горят алым. Эту красоту он сам натворил. И целует, готовый к удару. К укусу. Ко всему абсолютно. Нежно. Она млеет. И стонет снова. Поцелуй звучит слишком сладко для гнева. Слишком тепло. Она вдруг обнимает его слабыми руками — так трепетно, что Драко совершенно теряется… — Почему ты не попыталась остановить меня, когда узнала? — шепчет он ей, чуть отстраняясь, хмурит бровь нарочито. — Нашла в ненависти особый кайф? — Я не ненавижу тебя, Малфой, — её голос слаб. — Ты ошибаешься. Всё, что ты говорил, это неправда. Я даже подумала, что это часть игры. Честно. — Вот как? Так что же выходит: госпожа министр просто слепа и глуха. — Я не скрываю, что нахожусь в начале пути и мне требуется помощь и иной раз взгляд со стороны. Очевидно, я желаю, чтобы ты поведал мне о том, что заставило тебя провернуть всё это. Быть может, нам нужно общаться. — Хм, сделаешь меня замом? Или ещё раз попытаешься купить, как шлюху, ради забавы? Гермиона аккуратно садится на свой измученный зад, прикрывая обнаженную грудь руками. — Ты волен делать, что хочешь, Драко. Конечно. Я не настаиваю. Просто прошу сейчас о помощи. По-человечески. Как же это мило. Ну просто лань. Очевидно, что член во всех дырах министра очень много решает. В их сложном магическом мире всё оказалось внезапно так просто, как в мире животных. И ему смешно от мысли, что он неожиданно взлетел по карьерной лестнице через постель. — Я пойду с тобой, Грейнджер. Добровольно. Мне это, как минимум, выгодно. — И крайне приятно наблюдать, как ты кайфуешь от того, как я тебя трахаю. — Поговорим? Он расстёгивает рубашку, снимает запонки с манжет, она смотрит на него с таким смущением, будто не он её сейчас от души выеб. — А это зачем? Разве мы не закончили? Затем, что тебе, сучка, всего произошедшего по-прежнему мало. — Уверен, разговор будет долгим, непростым, и придётся заставлять тебя драть саму себя время от времени в другие места. Чтобы не умничала. А хотя… — Драко с силой сжимает в руке кольцо, ломает его пополам, что не может не радовать. — Тебе придётся забыть, что такое иметь собственный член. Я не разрешаю тебе дрочить одиночество, пока в мире есть добрые люди, готовые предоставить свою помощь. Глаза обоих сияют. Она улыбается слишком душевно, и Драко хочется сделать то же в ответ. Да неужто есть шанс, что ты, наконец, всё поняла: не тебе одной суждено сделать мир лучше.