Хакер

Я нервно стучу пальцами по столу в кабинете отца, пока он не более спокойно размышляет вслух. Это обещает хреново закончиться. – Эрик, это не шутки – заведённо и взволновано произносит мужчина – Кто-то взял власть полностью в свои руки. Сколько лет это длится? Нужно было догадаться чуть раньше. Если бы хоть один из нас осмелился сказать, что его шантажируют — мы бы решили этот вопрос до того, как всё зашло так далеко. Это плохо. Он намеревается выйти на шантажиста. Венди не глупа. Она будет держать контроль над ситуацией до последнего. Но она — обычная девочка подросток — никто против всей королевской семьи. Сколько ещё членов этого змеиного клубка начали своё расследование? Венди не справится с таким давлением. Нам с Дэвидом нужно что-то сделать. – Пап, нужно ещё принять во внимание, что мы по непонятной причине всегда под его защитой – решаюсь перебить речь отца я – Сколько членов королевской семьи было казнено, лишено титула или заключено под арест? Но в их число не вошли ни я, ни ты, хотя шанс был очень большой. Незадолго до того, как вскрылись мои отношения с Дэвидом были легализованы однополые связи и целый пакет законов для нашей защиты в том числе и однополые браки, а за год до этого, когда мой муж был выдвинут на голосование, впервые за историю существования нашего королевства было практически единогласное положительное голосование по подобной статье. Да и ты мог бы сесть и лишиться королевского титула около двух лет назад если бы не принятый под влиянием шантажиста закон. – Это никакая не помощь – сразу отрицает родитель и на секунду замолкает, видимо, обдумывая мои слова, после чего присаживается напротив меня и, смотря в мои глаза, спрашивает – А ты бы проголосовал против меня? Я молчу. Я уверен, что не сделал бы этого, но тут же вспоминаю, как Венди тогда ворвалась ко мне в кабинет после голосования. – Какого чёрта ты голосовал против? – без любого приветствия спросила девочка лишь переступив порог. – Что ты здесь делаешь? Кто тебя пустил? – удивляюсь я обдумывая как объяснить ей подобное предательство с моей стороны. – Мне не нужно сраное разрешение – резко отвечает Венди – Ты голосовал против него, я видела твои воспоминания! Я опускаю глаза в пол и, подойдя к выходу, запираю дверь, которую Венди не удосужилась даже прикрыть. Я всё ещё пытаюсь подобрать слова. Нужно попытаться хотя бы вымолить возможность самому рассказать всё её брату. Я кладу ладонь на её плечо, но девочка моментально уворачивается, давая понять, что не настроена сострадать мне. – Венди, мне жаль – говорю я – Я хотел проголосовать в пользу Дэвида, но все предыдущие голосования по этой статье всегда были единогласно против. Я бы вызвал подозрения родственников, если бы был единственным, кто голосовал 'за'. И мой голос тогда бы ничего не решил. А так я мог бы хотя бы как-нибудь помочь... тебе... И твоей маме... – Мне не нужна твоя помощь – со слезами на глазах и полным разочарованием в голосе произносит девочка – Он же тебя прикрывал! Если бы он просто сдал тебя — у него бы точно не было таких проблем. В этом я, конечно, сомневаюсь. Мои родственники всё равно бы устроили ему сказочную жизнь. Но говорить этого мне точно нельзя. – Венди, я правда очень люблю Дэвида и ты для меня много значишь – говорю я – Мне очень жаль. Если бы я знал, что большинство голосов будет 'за' — я бы даже не колебался над этим вопросом. – Конечно, тогда бы тебе точно ничего не угрожало. Ты был единственным, кто голосовал 'против' – отвечает Венди, что даёт мне повод сменить тему. – Это твоих рук дело? – спрашиваю я – Каким образом? – Не твоё дело – резко отвечает девочка и собирается уходить. – Венди, прости – произношу я – Не говори Дэвиду, я сам это сделаю. Я понимаю, что вы оба имеете полное право злиться и моя помощь вам не нужна, но я сделаю всё, чтобы заслужить твоё и его прощение. Девочка, ничуть не меняя своего презрительного взгляда, не говорит ни слова и лишь направляется к двери, пока я тихо вздыхаю и медленно опускаюсь на колени. Я молчу. Просто не нахожу слов. Венди продолжает на меня смотреть так же молча, от чего моё унижение в подобной ситуации только растёт. Она поворачивает замок намереваясь выйти, когда я уже не выдерживаю: – Скажи хоть что-нибудь – именно после этих слов девочка покидает кабинет намереваясь громко хлопнуть дверью, но не успевая этого сделать теряет сознание. Это было давно, но вспоминать так же противно. Я уверен, что произойди эта ситуация сейчас — я бы даже под страхом собственной казни голосовал 'за'. Но вопрос отца поставил меня в тупик. Я помню, что я трус. Трус и предатель. Если бы мне угрожала опасность, я бы проголосовал против папы, лишь самому спастись. – А ты бы голосовал против меня? – перевожу стрелки я. – Конечно нет – вздыхает отец и добавляет – Но если бы не этот чёртов шантажист — я бы с удовольствием подписал смертный приговор твоему хахалю. Я улыбаюсь. Венди тогда правильно поступила. Но она не смогла остановиться. – Подожди, именно с него ведь всё и началось – произносит родитель, что заставляет меня нервничать с новой силой — Да, именно перед голосованием против него мне впервые написали с требованиями в обмен на молчание. А тебе когда? Чёрт. Что сказать? Нужно отвести подозрения от Дэвида и не позволить выйти на Венди. – Ну, согласись, было бессмысленно заставлять меня проголосовать за Дэвида – улыбаюсь я скрывая волнение. Да, именно так Венди и думала. Именно поэтому она тогда была так во мне разочарована. – Так когда тебе впервые написали? – спрашивает отец. Чёрт. Нужно сказать, что со мной связались задолго до голосования, тогда Дэвид будет вне подозрения, а Венди — так и останется в тени. Но это будет обсуждаться и с другими членами королевской семьи. Будет ещё более странно, что со мной связались куда раньше остальных. Есть один вариант заставить их отвадить от моей семьи. – Я должен кое-что рассказать, пап – тихо произношу я. Взять вину на себя — лучший вариант. Главное, чтоб Венди угомонилась, иначе всё будет очень хреново. Я вспоминаю, как девочка оправдывала свои действия предо мной и Дэвидом и цитирую её слова – Согласись, наше законодательство весьма нелогичное. Знаешь, сколько в королевстве детей до двенадцати лет? Восемнадцать процентов всего населения — именно это количество ни разу не нарушало закон. Все, кто старше этого детского возраста, не сидят и не казнены до сих пор, только потому что хорошо скрывают свои преступления. У нас можно сесть практически за всё. И я, и ты, и абсолютно все, с кем мы общаемся — нарушали закон. Но никто ничего не меняет. Я давно знал о том, кто что делал. Каждый просчитывается. Родитель уже понимает к чему я клоню и внимательно наблюдает за моей речью. Я боюсь, что он раскусит ложь, но понимаю, что вероятнее всего он просто пытается поверить. В его карих глазах я вижу надежду, что я сейчас всё объясню и его догадки ложны. Я бы хотел его успокоить, но я не могу этого сделать. – Когда вскрылась информация о том, что Дэвид гей — он мог лишиться не только должности и свободы. Он мог лишиться жизни. Я не мог этого допустить – продолжаю я. Думаю, я уже весь покраснел, но явно не от лжи. Мне стыдно. Мне правда стыдно, что я этого тогда не сделал. Я признаюсь в том, чего не делал с гордостью, но воспоминания о том, что я даже не смог проголосовать в пользу любимого человека, когда ему нужна была моя помощь, когда на кону стояла его жизнь, эти воспоминания не дают мне и моей совести покоя. Если бы я правда шантажировал свою семью — я бы жалел куда меньше – Он тогда прикрывал меня. Ведь наше нелогичное законодательство тут тоже отличилось. Три года назад гомосексуальные связи в активной роли не лишали свободы, не накладывали штрафов и вообще не были вне закона. Но всё менялось стоило лишь парню принять пассивную роль. Смертная казнь — вот, что мне грозило, если бы Дэвид тогда рассказал, что он перед этим нелепым законом чист и сдал бы меня. Я бы мог пойти на апелляционное голосование, как сделал Дэвид, но не сомневаюсь, что голосов в мою пользу не было бы достаточно. Ну может ты, мама и Ванесса проголосовали б. Но в голосовании против тех, кто не согласен с приговором суда принимают участие сорок восемь членов королевской семьи. А, и ещё я б не голосовал, так что сорок семь. Но по этому поводу мне переживать не пришлось. Дэвид не сдал меня, хоть и сообщил, что бывал только в активной роли. За то, что он прикрывает меня его и судили. Я был в тот день, когда ему вынесли приговор. Повешение. Я хотел тогда всё рассказать, но побоялся. Слёзы его тринадцатилетней сестрёнки тогда, когда я пришёл к ним домой сообщить эту ужасную новость я не забуду никогда. Это так. Сейчас я говорил чистую правду. Но от этого краснел ещё больше. Даже после этого я посмел проголосовать против него. Я открыл дверь своим ключом, который мне сделал Дэвид пару месяцев назад. Я не знал, как это рассказать им. На звук замка ко входу медленно подошла Тереса. Она хромала и спиралась на палку, но продолжала уверенно идти. Я наблюдал за этим грустным взглядом. Эта женщина столько всего перенесла. Сейчас она не теряет надежды на выздоровление. Она каждый день не забывает сообщить, что всех нас переживёт, хоть мы все понимаем, что она может и не дождавшись совершеннолетия младшей дочери. А я сейчас пришёл к ней. Пришёл, чтобы рассказать, что её сыну час назад вынесли приговор о смерти. Я не могу этого сделать. Именно поэтому, поздоровавшись, я направляюсь в комнату Венди и несколько минут стою перед закрытой дверью лишь с одним вопросом: "Стоит ли?". Стоит ли говорить тринадцатилетней девочке, что её старшего брата через месяц повесят и у неё нет возможности увидеть его до того момента? Как мне это сделать? Это ведь моя вина... Мне нужно просто рассказать, что Дэвид прикрывает меня. Тогда он избавится от обвинений и приговора. Но я так боюсь самому оказаться на его месте. Я ей сказал. Я рассказал, что постановил суд. Она плакала на моём плече около часа. Я так и не сказал ничего Тересе в тот день. Она так и не узнала. Дэвид подал апелляцию сразу после приговора. Это было бессмысленно. Королевская семья, частью которой, я, к сожалению, являюсь редко опровергает приговор суда. Но Дэвиду повезло. Венди всё решила. Мне было так тяжело сказать любимому парню, что я голосовал против него. Я был уверен, что он никогда не простит меня. Но он простил. Мне понадобилось всего несколько недель, чтобы уговорить его дать мне второй шанс. Куда труднее было снова завоевать доверие его сестры. Девочка стала для меня родной и я бы никогда не простил себе, если бы оставил её. – Пап, я не мог по-другому – продолжаю я и понимаю, что нужно объяснить, как я связался со всеми оставшись непойманным – Венди, эта девочка — настоящий шпион. Она часто писала парням подруг с левых аккаунтов, чтоб проверить их, часто связывалась с людьми анонимно. Я сказал, что мне это нужно для помощи Дэвиду и она согласилась помочь мне. Она не знала, что я буду писать, но её радовало, что это сработало. Я думал после этого больше не использовать информацию, которой владею. Но в следующем году умерла мама Дэвида и Венди. У него были проблемы с оформлением опеки над четырнадцатилетней сестрой из-за пребывания под стражей тогда. Я снова писал вам всем чтобы получить возможность усыновления и опеки детей однополыми парами. Я готов был помочь, так как именно благодаря Дэвиду я не был привлечён к ответственности, не был под стражей и мог свободно опекать ребёнка. Вместе с этим я потребовал ввести однополые браки и ещё несколько законов, чтобы мы уже могли спокойно жить. Уже после женитьбы с Дэвидом я рассказал вам всем о нас. И всё было хорошо. Я и Дэвид женаты, опекаем Венди — никакого повода снова заниматься шантажом. Но меня очень пугал тот факт, что в этом королевстве можно сесть абсолютно за всё. Примерно в то время Венди подсела на марихуану и я знал, что Ванесса тоже курит. Опять нелепый запрет. Нелепый запрет из-за которого я могу лишиться родной для меня девочки и своей сестры. После анализа всех преступлений членов королевской семьи я понял, что большинство из них в целом безобидные. Но за них грозит серьёзное наказание. Самое забавное, что убийцы и насильники-педофилы за свои дела получают срок меньше, чем девочка сделавшая аборт. Даже если это аборт после встречи со вторыми. Кстати, знаешь от чего на самом деле умерла моя кузина, твоя племянница? Она не покончила с собой. Она пыталась избавиться от плода в домашних условиях. Ей помогала старшая сестра, к слову. Она же потом и сообщила о самоубийстве младшей в ванной. Тем же способом я заставил принять сотни законов, после чего тюрьмы освободились на больше шестидесяти процентов, а смертная казнь вообще была отменена. Да и потребности в ней больше не было. Все боялись голосовать за другую жизнь. Да, я тоже боялся. Я мог сделать всё то же самое открыто, но я испугался. Но я не мог бездействовать. Лишь двенадцать человек из королевской семьи творили реальную жесть. Я их всех заложил. Я не мог заставить принять законы о легализации убийств, коррупции, изнасилований... Я сделал всё так, что они не догадывались, что это дело рук того, кто их шантажировал. Все, кроме твоего брата. На его руках кровь слишком многих людей, но я знал, что он очень умён. Я оставил его напоследок, но это было ошибкой. Нужно было избавиться от него до отмены смертной казни. Он понял, что шантажист опирается на собственные принципы и помогает тем, чьи преступления не выходят за моральные рамки. Исключительно мои, конечно. А остальным грозит расплата. Он понимал, что его не пощадят. Незадолго до своего приговора о пожизненном заключении он и рассказал вам всем про шантаж. Он понимал, что шантажируют многих, если не всех членов королевской семьи, потому что результаты голосований всегда были единогласными. Даже когда уже преступления остальных по новым законам не были преступлениями — вы все продолжали голосовать 'за', потому что больше не боялись. Я не считаю себя виноватым, потому что я лишь хотел помочь. Отец терпеливо дослушал мою речь и, повернув голову в сторону окна, боковым зрением посмотрел на меня и спросил: – Почему ты тогда не легализовал шантаж? По новым законам ты — единственный преступник среди нас всех. – Проголосуешь против меня? – улыбаюсь я. Больше всего боюсь, лишь бы меня не лишили опеки из-за ареста, который несомненно меня ждёт. – Не проголосую – вздыхает родитель – Надеюсь, остальные тоже поймут, что ты не хотел никому навредить. Ты и правда неплохо справился. Я от тебя не ожидал подобного — не знаю говорю это сейчас с гордостью или разочарованием, но это так. Я продолжаю улыбаться. Я тоже от себя такого не ожидал. Я не ожидал, что смогу взять на себя чужую вину. Но оно того стоит. И пусть в течении часа уже вся королевская семья знала, что тем самым шантажистом всё это время был я. Я не жалею. Правда не жалею. Единственное, что мне оставалось — убедить Венди остановиться. Иначе они поймут, что это не я и всё было зря. – Зачем ты это сделал? – спросила Венди зайдя в мой кабинет. – Когда-то ты перестанешь так врываться – улыбаюсь я. Девушка закрывает дверь и садится на мой стол. Она смотрит на меня поджигая косяк, пока я лишь продолжаю улыбаться. – Эрик, это было, конечно, героично, но глупо – произносит она – У меня же всё было под контролем. – Будь у тебя всё под контролем — ты бы избавилась от моего дяди до отмены смертной казни – произношу я вдыхая запах марихуаны. Эта девочка — сплошная проблема – Я не мог позволить им на тебя выйти. – Они мне всё равно ничего не сделают – произносит Венди снова затягиваясь – Я ещё год назад заставила вас всех подписать закон о защите прав ребёнка. До восемнадцати лет максимум, что мне светит — штраф. – Который выплачивать нам с Дэвидом, так что какая разница, если вина официально будет на мне? – спрашиваю я и произношу уже серьёзно – А ещё тебе светит внимание органов опеки. Думаешь, они посчитают, что шестнадцатилетняя девочка, которая три года занимается шантажом и берёт на себя реально дохрена, в хороших руках? Нас с Дэвидом лишат опеки после твоих выходок. Они и так за нами приглядывают после твоих маниакальных фаз. А ты снова и снова взламываешь воспоминания. Да и по этому поводу... Как бы ты объяснила, откуда знаешь, кто из королевской семьи кого убивал, а кто делал аборт на дому? Ты ведь обещала мне никому не рассказывать о том, что умеешь. – Да, именно поэтому я и тут – говорит Венди снова затягиваясь – Короче, твоя сестра не поверила, что это твоих рук дело и оставила жучок-микрофон у тебя тут под столом, так что ты сам всё рассказал, сорян. Передавай привет родственникам, которые сейчас прослушивают всё происходящее. Услышав эти слова я машинально заглянул под стол и правда заметил там то, чего раньше не было. Мне интересно девушки все на самом деле профессиональные шпионы или только мне так повезло? Серьёзно, откуда у двадцатилетней принцессы, которая интересуется только натальными картами и марихуаной прослушка? Когда она успела её сюда прикрепить? Я наплёл отцу о том, что это я шантажировал их всего полтора часа назад и последние полчаса всё время находился в кабинете. Венди спокойно докуривает косяк и улыбается. – Погнали всё объяснять. Говоришь ты, потому что я обещала тебе, что буду молчать – произносит девушка и прыгает со стола на ноги. – Ты ведь в курсе, сколько проблем создаёшь? – обнимаю Венди за плечи, направляясь к двери кабинета. Вот тут-то я понял, что мне не было неловко врать отцу о том, что шантажистом был я. Потому ещё хуже было смотреть ему в глаза, когда он уже знал, что я врал. Объяснять нам ничего не понадобилось. Венди лишь уточнила пару деталей, как связалась с ними всеми. Но оставался лишь один вопрос: откуда вся эта информация о преступлениях была у неё. Я не хотел, чтобы это знали. Но вариантов особо не было. Дэвид стягивал с меня рубашку укладывая на кровать, но интенсивный стук в дверь вынудил нас остановиться и быстро вернуть одежду на своё место. Венди, ворвавшись в комнату, даже не заметила нашего растрёпанного вида. Она была увлечена своим изобретением. Она рассказывала, что у неё получилось взломать воспоминания одноклассницы через свой телефон. Мы не верили долгое время, но после она предложила взломать наши воспоминания. Собственно, тогда мы очень нелепо спалились перед ней попросив сказать, что происходило в моём кабинете четыре часа назад. Я был уверен, что у неё не получится, потому что догадаться, что принц будет заниматься сексом в рабочее время с начальником безопасности во дворце было бы весьма сложно. Но когда девочка начала пересказывать в точности наши реплики было очень неловко. Мы всё ещё не поверили, но, взломав ещё несколько наших воспоминаний, Венди убедила обоих. Она и правда смогла взломать воспоминания. Поняв свою неправоту, я взял с девочки обещание, что она никому не скажет о наших с её братом отношениях и о том, что она умеет. Это слишком опасно разглашать. Я пытался всячески задобрить её и купить её молчание первое время, но это не потребовалось. Венди и сама понимала важность информации, которой владела. Ей потребовалось время чтобы усовершенствовать свою программу. Изначально она могла взломать воспоминания лишь того, кого знает лично и только основываясь на конкретную дату и время. Но уже через месяц ей достаточно было лишь знать имя человека и любую другую опознавательную информацию, чтобы не взломать воспоминания другого человека с таким же именем. Это может быть его фотография, кличка его собаки, домашний адрес или ник в какой-либо соцсети. Потребовалось время и на усовершенствование поиска конкретных воспоминаний. Но теперь ей необязательно знать конкретную дату и время поисковых воспоминаний. Достаточно лишь уточнить, что и примерно когда происходило, чтобы система понимала, что от неё хотят. Например, о аресте Дэвида Венди узнала лишь взломав мои воспоминания с изначальным поиском: "Разговор с Дэвидом сегодня вечером". Так что уж кому-кому, а Венди не составило труда найти компромат на всю королевскую семью. Единственное, что за всё есть своя цена и от побочек взлома воспоминаний юная изобретательница избавиться не может до сих пор. – Первый симптом переусталости от проги — сушняк – объясняет Венди неконтролируемость своих способностей, рассказывая о своей афере моим родичам – В принципе, когда хочется пить во время взлома воспоминаний — это уже знак остановиться на сегодня. Но в основном это незаметно, а когда уже начинается настоящий сушняк — уже поздно. Это значит, что отходняков уже не избежать. Тошнота, головокружение и потеря сознания — вот, что ждёт меня следующие два-три часа после переусталости. После я обычно вырубаюсь на одиннадцать-двадцать часов, но дальше будет только хуже. Начинается маниакальная фаза. Невыносимое желание навредить себе. Ничего не может меня остановить в это время, кроме определённого уровня боли. Я сижу рядом с ней слушая эту речь и вспоминаю, как мы пытались помешать маниакальной фазе. На моём лице появляется грустная улыбка, которая моментально подтверждает родственникам слова девочки. – За эти годы она уже столько всего делала – добавляю я – Все наши попытки уберечь её были четными. Мы прятали всё, чем Венди может поранить, порезать, поцарапать себя, мы поставили решётки на её окна после прыжка, мы не оставляли в комнате просто ничего, кроме кровати, но тогда она сбивала кулаки об стены. Однажды мы даже посменно дежурили возле её кровати. А после её пробуждения я не отходил от Венди ни на секунду, но когда пришёл с работы Дэвид — она за какую-то секунду выхватила у него пистолет и прострелила себе ногу. К счастью, всё обошлось, но этот случай я никогда не забуду. – Со временем я научилась контролировать манию – спешит успокоить всех Венди – После пробуждения нужно выкупить косяк и сделать новый пирсинг. Этого достаточно, чтобы пропало желание вредить себе. Это так. За этих три года она проколола самостоятельно всё, что только была в силах. Постоянные загноения не останавливали Венди и она отказывалась снимать пирсинг, поэтому в салоне мы стали постоянными проблемными клиентами. Все мастера говорили, что лучше не прокалывать самостоятельно, а прийти к ним, но они не знали главного. Маниакальная фаза ждать не будет. Если Венди не сделает себе новый пирсинг — она выпрыгнет в окно или выстрелит себе в ногу. Среди этих вариантов я предпочту еженедельно приходить в салон и спрашивать, что можно сделать, чтобы убрать покраснение, загноение и боль. Мы рассказывали всё так, чтобы объяснить, что Венди хотела как лучше и в силу юного детского возраста не нашла более законных вариантов помощи. Уголовное наказание никому из нас не грозит именно благодаря ей. Но сейчас мы с Дэвидом можем лишиться опеки и это было бы самым худшим сценарием. Я предпочту вернуть смертную казнь за гомосексуальные связи и подписать себе смертный приговор, но лишь бы знать, что с этой девочкой всё будет хорошо. Но это вовсе не было проблемой. Родственники уже смирились с тем, что им придётся оставить нас в покое, поэтому сейчас попытки разлучить нас с Дэвидом или лишить нас опеки были последним, о чём думала королевская семья. Их куда больше волновало изобретение Венди. Сложно привыкнуть к тому, что кто-то всегда будет в курсе всех подробностей твоей жизни. Все понимали, что Венди и дальше будет использовать свои способности. Но, к счастью, эмпатией мои родственники не наделены. Именно к счастью, потому что они понимали, что из-за побочек взлома воспоминаний Венди сама решит их главную проблему. – Мы решили просто дождаться пока твоя девочка не покончит с собой во время своей мании – сказал мне отец на следующий день – Рано или поздно её сила её загубит. И тогда никто не будет иметь доступа к этой программе. Это самое рациональное решение, которое мы можем принять в данной ситуации. Но ты приглядывай за ней — не зря ж в родители заделался. Следи, чтобы она не зашла слишком далеко. Я был готов убить его лично за эти слова, но понимал, что я сейчас не в той ситуации, когда могу требовать уважения к себе и своей семье. Я лишь кивнул и повернулся намереваясь выйти из кабинета. Лишь стоило мне коснуться дверной ручки, отец продолжил свою мерзкую речь: – Конечно, этот момент ты уже упустил, когда позволил ей нас шантажировать. Хотя, чему я удивляюсь? Лишь благодаря ей ты смог выйти за своего парня, но адекватным и честным законодательством этот брак никогда бы не был легальным. И оно бы никогда не позволило двум мужчинам, состоящим в отношениях воспитывать ребёнка, с чем вы, в любом, случае так себе справляетесь. – Адекватное и честное законодательство лишило бы тебя короны и посадило бы на пятнадцать лет за финансовые махинации, но тебе повезло, что ребенок, которого воспитывают двое геев решил, что конкретно то, что делал ты нельзя приравнивать к этой статье – произношу я стоя к нему спиной – Думаю, ты мог бы проявить хоть каплю уважения к девочке, которая сделала за нас всю работу, подняла уровень жизни в стране и уменьшила уровень преступности на 68% за три года. Уже после этого я спокойно вышел из кабинета. Я облегчённо вздохнул, понимая, что всё закончилось, но знал, что отец не оставит без внимания моё хамство. Чёрт. Нужно было стерпеть и промолчать. Но я просто не мог слушать всю эту грязь в сторону моих на самом деле близких людей. Королевская семья для меня совершенно чужая и я без колебаний соглашусь с высказываниями о их бездушности. Из всего этого змеиного клубка хоть какие-то родственные чувства меня связывают лишь с ближайшими родственниками: родителями и сестрой, хоть и с первыми двумя наши отношения с каждым днём становятся всё холоднее. Отец не поленится поднасрать в мою жизнь, чтобы показать мне свою власть и очень долгое время я боялся этого и терпел. Но именно Венди стала примером для меня. Она была той, кто показала, что выйти победителем можно, даже когда всё против тебя. Наверное, именно поэтому я не промолчал. – Твой дядя всеми способами пытается уговорить брата лишить тебя наследственного права на корону – произносит Венди заходя ко мне в кабинет всего через полчаса моих раздумий о мести отца. – Он же в тюрьме – удивляюсь я в этот раз даже умиляясь с её бесцеремонности. – Отец может не сказать тебе, что навещает своего брата, но от меня он скрыть этого не сможет – пожимает плечами девушка – Он и правда задумался по этому поводу. Я вздыхаю и смотрю на неё, пока она достаёт полулитровую бутылку газировки из своего рюкзака и жадно выпивает практически всё содержимое. Она снова взломала слишком много воспоминаний. Но информацию достала полезную. Если я лишусь короны — я лишусь права голоса на законодательных голосованиях, а оттуда могут образоваться другие проблемы. Венди больше не может никого шантажировать и решать все проблемы этого королевства, а значит, мы можем лишиться всех её достижений: в таком случае я потеряю их обоих — своего мужа и ребёнка. Чёрт. Она куда больше достойна короны, чем все эти ублюдки. Хотя это неплохая мысль... – Слушай... – произношу я – Он не может лишить меня короны если у меня есть свой наследник — таков закон. – Да, но у тебя... – начинает говорить Венди, но на полуслове понимает, к чему я клоню – Эрик, но когда королевскому наследнику исполняется семнадцать лет — он получает статус принца или принцессы. Если ты назначишь своим наследником меня — я получу свой через пару месяцев. Ты и все остальные готовились к этому всю жизнь. – Но ты всё равно справляешься куда лучше меня и всех остальных – улыбаюсь я – И к тому же, когда ты получишь статус принцессы — власть короля автоматически перейдёт мне и мой никудышный отец останется ни с чем. – Неплохо – комментирует Венди – Сколько времени понадобится, чтобы назначить меня твоим наследником? Я улыбаюсь и сообщаю, что нужно всего пару часов, так что она может идти похвастаться брату, а после мы будем непобедимы. Четыре месяца — ровно столько времени осталось править моему отцу. После власть получу я. Дэвид станет частью королевской семьи, потому что будет мужем короля, а не принца. А Венди сможет законно заниматься королевскими делами. Единственное, на что мне остаётся только надеяться, что Венди прекратит взламывать воспоминания или найдёт способ делать это без таких последствий. Именно об этом я думаю в очередной раз укладывая этого неугомонного ребёнка на кровать, после её потери сознания.