Яблоневый цвет.

Конец весны. Тёплый май окутывал город благоуханием всевозможных цветов и деревьев, в несколько дней ставших зелёными, а некоторые - раскрыли бутоны нежных и невинно-чистых белоснежных цветов. Весна являлась любимым временем года Син Цю с детства. Она напоминала ему о матери - её нежные руки, гладившие перед сном, теплый и звонкий голос, успокаивающий, если было больно, утончённую и прекраснейшую внешность, которую он у неё унаследовал. Теперь же, весна ассоцировалась не только с матерью, которая уже довольно давно лежала в глухом ящике под землёй. Вспоминая день похорон, тёплый и солнечный, Син Цю начинал плакать, ведь она провела столь мало времени с ним, не подарив должного тепла и ласки. Писатель с каждым годом взрослел, но воспоминания никак не покидали его разум, отуманивая и терзая его раз за разом. Мечтая, и греясь в практически увядших лучах солнца, писатель не заметил весьма настойчивый стук в дверь. На пороге показался никто иной, как Альбедо, выглядивший, как всегда - прекрасно и по-своему неповторимо. Спокойный, словно морской штиль, и тихий, словно гладь воды в июльский день - притягивал и манил писателя с пылающим сердцем, словно магнит. Он вновь напоминал Цю о тёплых весенних ночах, во время которых они держались за руки, ненавязчиво перешептываясь, собирая цветы, рисуя картины и играя словами для новых стихотворений. В руках художника был букет из ветвь яблонь, красиво оставивших нежнейшие лепестки на худых запястьях. Крайдепринц словно сошёл с кадров старых кинофильмов, записанных на плёнку - рубашка кофейного оттенка, заправленная в тёмные брюки в клеточку с высокой талией, за спиной - рюкзак, из которого застенчиво выглядывала повидавшая виды упаковка акриловых красок. Специально для Альбедо, нередко остававшегося на ночь у писателя, был установлен мольберт, может уже и испачканный красками, но от него веяло теплом и домашним уютом. Альбедо прошёл в небольшой коридорчик, по пути приобняв Син Цю, и поцеловав того в мочку уха. Молча, но с какой уверенностью и покоением это совершал Крайдепринц, было не описать словами. Слегка сбитый с толку, Цю получил в руки букет, оставаясь стоять на месте и недоумевать, привлеча внимание художника. - Всё в порядке, мой дорогой? Не слишком ли я ошеломил тебя столь внезапным появлением в твоей квартире? Не потревожил ли? - Да.. Всё нормально, не беспокойся. - Стараясь разбить неловкое молчание, вмиг нависшей над комнатой, произнёс писатель. Художник, не желая продолжать этот мнительный и томный разговор для обоих, достал из портфеля потрёпанный этюдник с собственными зарисовками, в кожаной обложке. На первом разводе были приклеены билеты из совместных поездок; чеки из магазинов и кинотеатров; написанные в спешке писателем отголоски строчек, так и не ставших частью чего-то большего. Син Цю потянул художника, только что доставшего из своего портфеля принадлежности, за руку. Альбедо, доверевшись ему, побрёл следом. Они приблизились к подоконнику, с которого открывался прекраснейший вид на тихую и уютную улочку, ставшую уже практически родной для обоих. Записки, сделанные на весьма потёртом листе бумаги и заботливо вложенные в альбом, он же, кисти, кончики которых по неосторожности были испачканы красками, сами тюбики краски - всё резко и с грохотом свалилось на пол. - Присаживайся. Тут открывается прекраснейший вид, я думаю тебе понравится. - Произнес писатель. - Полностью согласен с тобой. Но, ещё большей красоты этому месту придаёшь ты, Син Цю. Обладатель лазурных волос растаял в нежной, словно весенний букет, улыбке, прижав к себе поближе художника, наслаждаясь теплотой, идущей прямо от его души, вдыхая аромат дорогого парфюма. Просидев некоторое время на подоконнике, наслаждаясь лишь прелестным видом из окна и обществом друг друга, Альбедо выпутался из объятий писателя. Син Цю уже хотел спросить, для чего это было сделано, но Крайдепринц жестом показал ему сидеть на прежнем месте. Через несколько минут, он вернулся, взявший с собой мольберт и свои художественные принадлежности. Установив его, художник, с предельной аккуратностью открыл коробку, разложив всё необходимое вокруг себя. - Син Цю, не мог бы не двигаться в период около получаса, пожалуйста? - спросил Альбедо. - Да, конечно, как пожелаешь. - Ответил писатель. Син Цю в руки нередко отдавались работы, которые Альбедо по некоторым причинам больше не нравились, или чуть ли не были им выброшены. Лазурноволосый же сам, ещё довольно давно попросил отдавать подобного рода работы художника, чтобы подле любоваться ими, ища в них какой-то собственный смысл, а возможно и вдохновение для новых произведений. И вот, уже, кисть лёгкими взмахами передвигается по холсту, оставляя за собой красочные следы. Альбедо наклонял голову в стороны, прищуривался, резко замирал, и вновь рисовал что-то. За ним было очень интересно и забавно наблюдать, как считал Син Цю, тихо посмеиваясь, стараясь не шевелиться и сохранить прежнюю позу. Уже через такой короткий период времени, но казавшийся для писателя, едва ли не вечностью, картина была завершена. В глазах Син Цю заискрились звёздочки, а зрачки, кажется, расширились. Альбедо было сразу ясно - писатель от работы в восторге, и даже в лёгком смятении, из-за неожиданности подарка. Радость не покидала его сознание, Цю был готов прыгать от счастья, не смотря на то, что работа была совсем не первой. Портретов у него скопилось размера приличной коллекции, которой он безмерно дорожил. Ведь самое дорогое, что у него осталось - было совсем рядом, можно было дотянуться, даже не вытягивая изящные кисти рук - возлюбленный, собрание стихов, и уютная квартирка, из которой так красиво открывался вид на цветущую яблоню.