солнце и луна

у Тео и Пэнси были парные татуировки. у Паркинсон на правом плече, ближе к груди — луна, а у Нотта — солнце. а все потому что Теодор в жизни Персефоны был ярким лучиком, который заставлял существовать в несчастном мире. он согревал её своими вечно холодными и шуршавыми руками, когда на астрономической башне становилось прохладно. банально и больно, но его холод грел её. с ним Пэнси могла быть собой. она могла расплакаться на коленях парня, а тот гладил бы ее по голове, пока горькие слезы стекали по щекам на брюки. в то время, когда при других она сдерживала истинные эмоции до победного. Персефона в жизни Теодора была луной, потому что она являлась единственной девушкой, которая смогла затмить того, кто до последнего не верил в искреннюю любовь. того, с кем Тео хотел быть до последнего седого волоса. она действительно вгоняла в краску. но ничего они друг другу не скажут. они — проклятые дети, у которых все предрешено. проклятые, но такие прекрасные, которые как никто другие заслуживали, чтобы их любили. казалось бы, два разбитых и сломленных на пути человека, которые могли бы заткнуть пустоту друг другом, которая уже становилась до жути невыносимой, но всё, что они делали — вдыхали никотин, считая минуты до своей смерти и лишь иногда переводили взгляд на рядом сидящего, чьи глаза блестели от яркого блеска луны. любовь заменяла им сон и умирала с рассветом. так и проходили их бесконечные ночи, пока он не будет испытывать боль, но уже в одиночестве. пока она не закроет глаза навсегда с вечной тьмой. в доме будут разбиты все стекла, но это лучше, чем видеть ее повсюду. все закончится, но все равно они будут любить по раздельности. Тео сухо поцелует холодный лоб в последний раз, пока Пэнси будет умиротворенно спать. он будет готов словить передоз, чтобы оказаться вместе с Пэнси в мире грёз. все свои слезы будет оформлять в стихах, подписывая «от твоего солнца для моей луны. навечно».