Былая светлая любовь

      Ох… Прекрасные веснушки Ли Ёнбока.       Как много слёз, стекающих по ним, видел Хёнджин. И успокаивал, гладил по блестящим мягким волосам, нежно целовал в лоб и говорил: «Ликси, золотце, я рядом. Говори что хочешь. Всё, что у тебя на душе — поделись этим со мной». Голос Хвана был сладок и ласков, звучал успокаивающе и тихо. И на него Феликс отвечал сдавленным и дрожащим, но голосом, говорящим действительно то, что он глубоко чувствует. И помещение было наполнено теплом солнца и запахом лета.       Воспоминания…       Оба лежат нагие в мраке теперь страшной и неуютной комнаты, укутанные в одно общее тонкое белое одеяльце, что не согревает нисколечко, а лишь служит укрытием тел. Мурашки не пропадают с бледной кожи Феликса, пытающегося не дрожать. Замёрз сильно. Холод сковывает его чувства, цепями окружает сердце, не давая и возможности выплеснуть их, и адски давящий ком в горле. И хочется прижиматься к горячей груди старшего вечность, слушать его сердцебиение как мелодию, спокойную и такую важную, без которой уснуть Ёнбок просто не может.       Чувствуя ладонь Хёнджина у себя на спине, её лёгкие поглаживания, от которых становится приятно тепло, Феликс прикрывает глаза, постепенно погружаясь в сон. Хван, услышав тихое сопение младшего, ощущает свалившуюся гору с плеч, немного ещё думает — о всяком беспокойном, что вспоминается именно перед сном — и позволяет себе заснуть.       Утром комнату озаряет приятный сочный солнечный свет, проникающий внутрь тонкими полосками из-за жалюзи. Ли первым делом чувствует опухшее лицо, особенно глаза, что не может не расстроить. Со стороны кажется, будто Ёнбок был в запое, а меланхоличный взгляд прикрытых покрасневших глаз лишь добавляет схожести с потерянным в этом огромном мире бомжом-алкоголиком. Выглядит он, как думает парень, просто ужасно — и так и есть. Ли поднимает голову и смотрит на старшего: тот, удобно устроившись головой на подушке, смиренно спит. И Хван сейчас, как думает Ли, словно спящий принц среди белого-белого постельного белья — настолько же невообразимо прекрасный. И будить парня совсем не хочется — от одной мысли об этом в груди неприятно скребёт, а ладони потеют.       «Пусть хоть он хорошо выспится, он заслуживает отдыха больше меня», — думает Ёнбок.       Феликс медленно, потому что всё тело ноет, ползёт к краю кровати и встаёт на холодный пол. Стоит, сгорбившись, и смотрит в одну точку, пытаясь начать соображать — включить заспанный мозг. Первое, что приходит на ум, — выполнить типичный утренний рутинный план: принять душ и позавтракать. Однако план выглядит иначе, если парень остаётся на ночь у старшего. Ко всему прочему добавляются пункты «собрать одежду» и «как можно тише выйти из квартиры», а ещё, самое важное, — «быть в темпе настолько, насколько позволяет утренняя слабость».       Ли направляется в ванную, чувствуя неприятные мурашки по всему телу — ему точно стоит начать носить что-то, хоть домашние тапочки Хвана, чтобы не морозить ноги. Он открывает скрипящую дверь и входит в душную, но влажную комнату. Ванная отличается особой теснотой на фоне остальных комнат квартиры, сделать тут можно два с половиной скованных шага и упрёшься во что-то из мебели. Ли перешагивает одной ногой высокий бортик ванны и, опираясь о стену, ставит вторую. Резко дёргает с края плотную белую шторку, со скрипом продвигая ее по карнизу. Включает воду — горячую. И Феликс закрывает глаза под пышной мягкой струёй воды, окутывающей и прогревающей всё тело. Дышать становится труднее, но удовольствия это не уменьшает. В дýше спокойно, все тревоги, мучившие парня ещё со вчерашнего дня, как будто не могут преодолеть барьер занавески и, не по своей воле, оставляют его. А Ёнбок искренне рад; он ладонями ловит воду и плескает её в разные стороны, кожей кистей чувствует каждую новую падающую капельку. Расслабление проникает в душу и потихоньку вымещает собой всю черноту, что стекает в ванну вместе с водой по телу Ли.       Внезапно, с шершавым мерзким звуком, занавеска распахивается. Феликс широко раскрывает глаза со страхом. Спустя мгновение оборачивается и облегчённо сощуривается. — Доброе утро, — тихо говорит Хёнджин, утренний голос которого значительно ниже обычного, с по-милому растрёпанными волосами, — ты чего это тут без меня? — Да так… — Ли проходит рукой по мокрому лицу, оставляя ладонь на лбу. — А ты хотел, чтобы я тебя разбудил? — Да.       Воцаряется неловкое и густое, как туман, — будто физически тяжелее становится смотреть и даже слышать — молчание, которое уж слишком затягивается. Почему каждое новое утро им так тяжело друг с другом? Они всё ещё голые, стоят с прямыми спинами, не нарушают зрительный контакт и нисколько не прикрываются, но в какой-то момент такой вид стал не то что привычным — они просто внимания не обращают, будто это абсолютно естественно. Если так подумать, парни больше времени вместе проводят без одежды, чем с ней. — Ты… — осмеливается начать говорить Хван. — Я могу зайти? К тебе. А то тут лужа уже, — и он кивает головой на пол. — Можешь.       И Хёнджин переступает порог ванны, встаёт за Ёнбоком, прикрывая шторку. Чтобы попадать под струйки воды, старшему приходится встать близко к Ли, вплотную к его телу. Парни застывают, никто не решается начать ванные процедуры. Феликс смотрит точно на слив, склоняя голову так, что капли воды стекают с его лба и падают вниз. Чувствует со спины тело прижимающегося Хвана, и напряжение снова возвращается в его голову, отдавая тягучей болью в висках. Теперь он вдруг осознаёт, что ничего хорошего для него происходить не будет. Ли не хотел дать парню поспать, он не хотел больше видеть Хёнджина. Проведённое вместе время ночью — достаток и предел, через который проходить Ёнбоку крайне тягостно. И теперь Хван разрушил барьер своим внезапным приходом, испортил всё мнимое и временное спокойствие разума — впихнул Феликсу всё то, на что тот так старательно пытался не обращать и доли внимания, гоняясь в вечном скоплении разных тревог и сомнений. Но утром на трезвый ум не отказаться от очевидного. Извиниться перед Хваном, быть с ним честным — этого всего так желает правильная сторона Ли Феликса, но считает это невозможным. Он сам замыкает круг общего отчаяния. Ли сжимает зубы, что есть сил, и пара слезинок стекает по его лицу. Хорошо, что они и так в душе.       Феликс вздрагивает, чувствуя ладонь Хвана у себя на талии. — Знаешь… — шепчет старший. — С тобой что-то случилось? Ты такой напряжённый. — Он проводит другой рукой по лопаткам. — Хочешь, я сделаю тебе хорошо?       Ёнбок точно слышит, как парень улыбается, говоря последнюю фразу. — Или… Я слишком давлю? Хочешь, можем просто поговорить? — с искренним переживанием спрашивает Хван. — Нет, — приглушённо, прикусывая губу, отвечает Ли. — Всё нормально.       «Только бы поскорее уйти».       Так сильно провалиться под землю Феликсу ещё в жизни не хотелось. Он быстро хватает ближайший гель для душа — с едким морским запахом — и начинает намыливать себя, не сильно стараясь действительно помыться. Выбежать из ванной, собрать вещи и свалить — вот, чего сейчас хочет Феликс. Ноги будто мысленно уже готовы к побегу, но едва трясутся — ватные из-за нахлынувших чувств. — Знаешь, Ёнбоки, — руки Хвана скользят от костей таза к паху, правая начинает нежно поглаживать, — я всё ещё могу.. хочу — быстро исправляется он, — сделать тебе хо-ро-шо, — игриво проговаривает, наклоняясь прямо к уху младшего.       Хёнджин, держа за талию, аккуратно подталкивает Феликса повернутся к нему лицом. И когда ловит взгляд больших ангельских глаз, расплывается в по-детски наивной улыбке, но такой искренней, что у младшего сводит живот. — Ёнбок, я так люблю тебя… — с печалью в голосе шепчет парень, сплетая свои пальцы с пальцами Ли.       Хван тянется вперёд и обнимает: наклоняет свою голову до неприятной боли в шее, чтобы положить её на плечо Феликса, руки крепко скрещены на спине. А младший как каменная статуя — застывший в неудобном положении, похожим на стойку смирно.       Хёнджин отстраняется и на секунду смотрит в глаза Ёнбоку, опускается на колени, голова его оказывается точно на уровне паха младшего. Хван, предвкушая, ухмыляется и аккуратно поддается к члену, берёт в рот полностью, заставляя Феликса дрогнуть. Сердце Ли бьётся так быстро, что готово разбить в крошки кости рёбер, но лишь только подслащает возбуждение, делая его невыносимым; в ушах звенит громче шума воды. Старший пухлыми губами двигается по члену, играет своим горячим языком, обводит им головку и приятно давит. Знает все любимые точки Феликса и отлично с ними справляется — тот закусывает тыльную сторону ладони, но даже так слышно постанывает, а ноги его уже заметно дрожат. Хван делает всё аккуратно, моментами дерзко — заигрывает; он видит и чувствует, что младший почти на грани, повышает интенсивность и заставляет Феликса безудержно вдыхать и выдыхать через рот, а его мозг буквально кипеть от удовольствия.       Ёнбок заканчивает Хвану в рот, и приятное блаженство окутывает его тело и затуманивает разум. Он опускает голову и впервые смотрит на старшего: по ярким бордовым губам того стекает белая сперма; Хван открывает рот, демонстрируя ещё более развратную и непристойную картину: рот его наполнен семенем, оно покрывает его язык, окутывает всё красное и уже течёт по подбородку. — Тебя бы сейчас сфоткать, — с отдышкой произносит Феликс, — потому что ты такой ахуительный красавец.

***

— Приходи завтра вечером, — на прощанье говорит Хёнджин, — я буду ждать. Береги себя. — Посмотрим.       Дверь с шумом закрывается, и Хван садится на ближайшую тумбочку, кладёт локти на колени и закрывает лицо ладонями. Горячие слёзы начинают течь нескончаемым ручьём.       Теперь покинутое помещение наполняли истерические всхлипы и громкие рыдания, прерывающиеся только откашливаниями и тщетными попытками отдышаться, что в высшей точке панического состояния были априори напрасными. Хван дёргает себя за волосы, пытается сместить внимание на физическую боль, но другая — пылающая и жгучая, будто ядовитая змея укусила точно в сердце, является неизмеримым, тянущим прямо к земле грузом в груди и ни на мгновение не отпускает. И эта боль мнёт и мнёт грудь изнутри, пока там не останется пустота.       А ведь когда-то и Феликс любил его. Так же чисто и искренне. И когда-то Ли даже отвращала мысль о сексе с Хёнджином, ведь их светлая любовь была выше этих пошлых извращений. И не было бы и дня, чтобы Хван не думал об этом, но каждый раз снова принимал младшего с его желаниями.