За гранью шуток

— Здравствуйте, уважаемый мистер Поттер! Прошу снова обратить внимание на поведение вашего сына Джеймса. В последнее время оно переходит все границы дозволенного. Я прекрасно понимаю, что тринадцать лет — очень непростой период, но мне кажется, в этом возрасте человек должен уже неплохо представлять, что такое хорошо и что такое плохо. Не хотела беспокоить вас, ведь у Джеймса хорошая успеваемость по школьным дисциплинам… Взгляд мистера Поттера наконец перестал буравить аккуратные строчки и медленно переместился на лицо напротив. Парень в тёмно-синих шортах и бежевой футболке сидел в кресле, подобрав под себя ноги и нахохлившись, словно воробей на морозе. Как только мистер Поттер прервал чтение письма, глаза сорванца против воли хозяина устремились посмотреть на реакцию родителя, который сидел на диване рядом с женой со строгим выражением лица. — Хоть что-то радует. Мистер Поттер поднял брови, кивая, пробежался глазами по следующим строчкам и осуждающе напряг губы. — Жаль, что такое предложение тут единственное. И знаешь, Джим, что-то мне подсказывает, что тебе слишком скоро тоже будет очень жаль. После этой фразы весь оптимистичный настрой Джеймса практически сиюминутно улетучился, заставив щеки побелеть, как скатерть на столе. Внутренности живота скрутило. Не то что бы Джеймс боялся отца, но когда на зимних каникулах у них состоялась не слишком приятная воспитательная беседа о поведении в школе, итогом которой послужило обещание мистера Поттера взять ремень, если ещё хоть одна жалоба придёт от декана Гриффиндора, парень в какой-то степени потерялся. Внутренний ребёнок умолял попросить прощения и поклясться, что больше такого не повторится, поэтому наказание ни к чему, а вот подросток твердил совсем иное: опуститься настолько — признак слабака. Подумаешь, ремень! Тринадцать лет — не пять, чтобы трястись от такого наказания. Не убивать же его отец собрался? И эти мысли ещё больше подстегивали природное любопытство, которому не терпелось проверить, действительно ли папа, который лишь пару раз для наглядности в детстве шлепнул и дал обидный, нежели болезненный подзатыльник, сдержит слово. Напустив на себя безразличный и независимый вид, Джеймс приготовился слушать дальше. — Но это, безусловно, не компенсирует его отношение к другим студентам, особенно к слизеринцам. Конечно, многовековая вражда факультетов играет огромную роль, но должны же соблюдаться хоть какие-то рамки приличия? Я закрываю глаза на безобидные шалости… — А вот не надо этого делать! — вмешалась миссис Поттер, мрачнея с каждым последующим предложением. Джеймс обиженно засопел. У родителей привычка была почти всё делать вместе. Поэтому даже ругань приходилось выслушивать сразу от обоих, что добивало похлеще стояний в углу или запретов. - …что они с друзьями только не вытворяли! И волосы слизеринцев красили в цвет гриффиндора, и к полу студентов приклеивали, и убирали им кости с помощью заклинания… Но это хотя бы не вредит здоровью и не угрожает жизни. А теперь посмотрите, до чего они дошли. На прошлой неделе произошёл вопиющий случай, мне неудобно даже о нем писать, но я не желаю его повторения и настаиваю, чтобы вы с сыном провели должный разговор. Декан Слизерина рассказал мне, что студент по имени Северус Снейп зашёл в мужской туалет… — Опять этот Снейп? — рассержено всплеснула руками миссис Поттер. — Да он первый начал! — А ты продолжил. — Мы не могли по-другому! — вспыхнул Джеймс. — Нюниус подбросил что-то в котёл Сириуса на зельеварении, даже взрыв был! А обвинили в этом нас. Мы потом на отработки две недели мотались. Мы должны были ему «спасибо» сказать? — Профессору Макгонагалл можно было правду сказать? — не отступала мама. — Мы говорили. Она не поверила! Мама всегда была против драк, мести и жестоких подколов. Она никогда не понимала, почему люди стремятся унизить другого, сделать больно и плохо. Папа понимал малую часть, так как тоже был за мир, хотя обычно в таких вопросах был на стороне сына. Но, к сожалению, не сегодня. — Джеймс, в этот раз ты действительно перегнул палку. От сурового взгляда, который появлялся у отца всего несколько раз на памяти Джеймса, по телу побежал неприятный холодок и заставил вжаться в кресло. Парень громко сглотнул. Кажется, сегодня его всё-таки убьют. — Что они сделали? — испугалась мама. — … Северус Снейп зашёл в мужской туалет, сделал свои дела и уже собирался застегиваться, как откуда ни возьмись появилась маленькая серая змея и заползла к нему в трусы, — Джеймс прыснул, вспомнив этот момент, но родители кинули такой строгий взгляд, что улыбаться сразу расхотелось. — Что она дальше делала, я описывать не буду, может, вам сын расскажет подробнее. — Вы… вы совсем с ума сошли?! —  голос миссис Поттер задрожал от гнева. Джеймс опустил глаза на свои ноги. Задница начинала уже неметь от одной позы, парень тихонечко поерзал, принимая удобное положение, и поймал себя на мысли, что уже сегодня вечером такой привилегии у него не будет. — За уровень магии — «превосходно», а за юмор — ноль баллов, — процедил Флимонт. — Ты иногда думаешь не тем местом. Ну ничего, мы это исправим. Наверное, если бы это было произнесено более дружелюбным тоном, было бы не так страшно. Хотя родители умудрялись даже тихим голосом делать внушения. — Также они взяли моду заклинанием приклеивать студентов, в частности слизеринцев, к полу в тех частях замка, где обычно никто не ходит, и выкидывать их палочки неподалёку. Один раз студент так всю ночь провёл… — А может, мы и с тобой так же поступим? — опасно тихо предложила мама. Джеймс кинул на неё сердитый обиженный взгляд. — Да нет, ему и получаса в углу хватит, я считаю, — откликнулся серьёзно отец. «Ну и постою, делов-то!» — подумал Джеймс, складывая руки на груди. — Случаев безнравственного поведения вашего сына немало, все перечислять здесь не буду, если хотите, расскажу при встрече. Хотя, я думаю, вы и так от меня много всего услышали за этот год. Отработки на Джеймса не действуют, он ходит на них, как на уроки, выговоры и нотации совсем не слушает. Другие преподаватели жалуются, что он то спит, то постоянно вертится, разговаривает с друзьями — мешает вести уроки. На зельеварении у них с ужасающей частотой взрываются котлы, горячее зелье летит в других студентов, прожигает мантии и кожу. На моих уроках они записки пересылают друг другу, если рассаживаю в разные концы аудитории. Джеймс всё больше вжимался в кресло, понимая, что отец за такое по головке не погладит. Будучи главой аврората и имея группу студентов, мистер Поттер любил дисциплину и требовал это от своих подчинённых. Не дай Бог, кто-то баловался во время занятий или опаздывал, тогда был страшный разнос. — Кроме того, недавно слышала, как они придумали для меня прозвище: «Маккошка», — Джеймс не отрицал, что ему могло показаться, как папа сдерживает улыбку. — Я вас очень прошу, мистер Поттер, на вашего сына никакой управы теперь не стало, так что я очень надеюсь, что вы окажете на него хоть какое-то влияние и он станет лучше себя вести. С уважением, Минерва Макгонагалл. Мистер Поттер медленно отложил пергамент на журнальный столик, прочистил горло и только тогда поднял строгий взгляд на сына. Миссис Поттер встала с дивана, подошла к высокому окну со светлыми шторами, чуть отодвинула их и облокотилась на подоконник, скрестив на груди руки, как будто давала мужу полное разрешение делать с сыном, что душа пожелает. Джеймса это встревожило. — Всё, что в там написано, — правда? — спросил отец. Почему-то именно в этот момент парень заметил на большом пальце заусенец и принялся его отчаянно сдергивать. — На меня смотри! Джеймс, не прекращая своего занятия, поднял волчий взгляд. Вот и как правильно ответить? Где-то должен быть подвох. Зачем спрашивать, когда на бумаге чёрным по белому написано? — Угу. — И ты действительно всё это делал? — Да! — не выдержал Джеймс, теряя терпение и добавляя в голос наглости. — Ты что, не доверяешь Макгонагалл? — Профессору Макгонагалл, Джеймс! — строго поправила его мама. Подросток закатил глаза. Велика разница! — Доверяю, — на удивление, спокойно ответил отец. — А ещё я доверяю тебе. Твоё слово так же имеет место быть для нас, как и слово твоего декана. «А, то есть можно было сказать, что Маккошка написала вранье, и ничего бы не было?!» Джеймс недоверчиво поднял брови. Надо ж было так лохануться! — Но я знаю, что Макгонагалл по пустякам писать бы не стала, — мистер Поттер замолчал, и Джеймс покрепче вцепился вспотевшими пальцами в футболку. Вот сейчас должно прозвучать: «Снимай штаны!»… Во взгляде папы промелькнул странный огонёк. — Я рад, что мой сын растёт честным. «Что? Серьёзно? Именно это говорят родители детям перед поркой?» Однако получить похвалу в неожиданный момент было более чем приятно, хоть и до ужаса странно. — Может, расскажешь поподробней о своих «подвигах»? — будто издеваясь, попросила мама. Джеймс помотал головой. Если мама узнает ещё что-то сверх того, что написала Макгонагалл, она возьмётся за ремень быстрее отца. Мистер Поттер встал, не отрывая глаз от сына. — Значит, после. Джеймс, иди в свою комнату. Я сейчас к тебе поднимусь. Подросток медленно встал с кресла и, стараясь унять бешено колотящееся сердце, направился на второй этаж. На верху лестницы он обернулся, отец что-то тихо шептал маме, та смотрела в сторону, потом она махнула рукой и, кинув сочувствующий взгляд на сына, ушла в кухню. Стукнула дверь шкафа, зазвенели какие-то склянки о стакан. Папа быстрым шагом направился туда, но, заметив сына, обернулся и бросил: — Джеймс, второй раз не повторяю! С этими словами он скрылся в кухне. Послышался тихий разговор. Побоявшись ещё больше испортить и так не сказочное положение, подросток поплелся к себе. Мама явно была против порки, хотя на памяти Джеймса у родителей редко были разногласия в решениях, особенно касаемо его воспитания. Очень захотелось подойти к ней, надавить на жалость, зная, что она в обиду не даст. Но мысль, что он, тринадцатилетний парень, как трус будет бежать «под мамину юбку», вызывала отвращение. Ещё и голову не покидала фраза папы про честность. И черт, если действительно быть честным, то наказание более чем справедливо. Может быть при плохих отношениях с родителями Джеймс бы выстроил кирпичную стену, обиделся и вообще не впустил в разум их слова. Хотя была подобная мысль, когда стало понятно, что ничем хорошим чтение письма не кончится. Но маленькая похвала разрушила весь колючий настрой. И Джеймс был этому, в общем-то, рад. Разговаривая на тему наказаний с Сириусом, Джеймс узнал, что друга бьют тростью, и не удивился, когда тот с неимоверной злостью прорычал, что ненавидит их. И с тех пор мысль об этой цепочке преследовала Поттера. Он не представлял, как родители могут настолько жестоко обращаться со своими собственными детьми. Такое отношение казалось донельзя диким. И сейчас Джеймс ожидал почувствовать ненависть или хотя бы злость на родителей. Но ни того, ни другого не было. В глубине души застряли страх перед неизвестностью и обида не только на самого себя, но и на отца, который придумал всё это. Раньше ведь как-то обходились… На лестнице послышалось шаги. От сумасшедшего биения сердца Джеймсу показалось, что ходят ходуном ребра. Примерно в том же районе застрял непонятный комок, который передавал болезненные импульсы в живот и заставлял толпу неприятных мурашек пробегать по спине. Ладони стали мокрыми. Чтобы это исправить, Джеймс схватился за простынь, таким образом ещё и чуть-чуть удалось унять непрошенную дрожь. Может, получится слиться с кроватью и тогда папа не сможет отодрать? Складывалось такое впечатление, будто отец поднимался по лестнице не несколько секунд, а целую вечность. В этот момент Джеймс перестал себя понимать. Хотелось, чтобы папа поскорее вошёл и вся эта канитель закончилась, а душа где-то в глубине отчаянно желала и молила всех богов, лишь бы только он сюда вообще не приходил или успокаивающе сказал бы, что прощает и бить не будет. К сожалению, выбрать оптимальный вариант Джеймсу не дали. Папа всё-таки вошёл. В руках у него был толстый кожаный ремень с золотой пряжкой, который сразу же вошёл в список врагов подростка. Этот аксессуар теперь можно было считать живым и очень злым существом, которое при помощи папы собирается причинить ненужные страдания. Да кто вообще придумал, что людей можно этим бить? Джеймс затаил дыхание. Молчание пугало. Наконец папа отлепил одну ногу от пола и сделал шаг вперёд. Парень до побеления костяшек сжал простынь, ища в ней поддержку. Но спасти от тяжёлой участи она была не в силах. — Джеймс, не смотри на меня так. Я тебя убивать не собираюсь. — Сомневаюсь, — ляпнул подросток и тут же прикусил язык. Папа хмыкнул. — Ну и сомневайся дальше. Только шорты сначала сними. И ляг на кровать. Именно в этот момент Джеймс понял, что ни за что на свете не сдвинется с места, пока отец держит в руках ремень. В доказательство парень испуганно замотал головой и вжал голову в плечи, когда папа приблизился на шаг вперёд. Мистер Поттер тяжело вздохнул. — Давай разбираться. Я предупреждал? Подросток промолчал, сверля отца темно-карими глазами. Мистер Поттер взял из-за письменного стола стул, поставил его в нескольких шагах от кровати, опустился на него и, подняв взгляд на сына, вопросительно вскинул брови. Джеймс с вызовом угукнул. Как же он ненавидел эти ненужные анализы поступков! — Правильно, — не обращая внимания на интонацию подростка, спокойно продолжил отец и, подумав, положил ремень на пол. — Как думаешь, я прав буду, если скажу, что твоё поведение в школе не всегда бывает хорошим? Парень засопел, но всё же согласился. — Молодец, что понимаешь, — без издевки похвалил сына мистер Поттер и помолчал, собираясь с мыслями. — Джеймс, ты прекрасно знаешь, что я никогда не бываю против действительно смешных розыгрышей и шуток. Я не запрещаю тебе отстаивать свою честь или заступаться за друзей, даже если ты вступаешь в драку или дуэль. Но везде должна быть грань, которая отделяет адекватность от жестокости. Очень легко переступить эту грань. Но настоящее мастерство заключается в том, чтобы суметь поставить на место другого, не теряя самообладание и человечность. — Я не могу не ответить жестокостью на жестокость! — вспыхнул Джеймс, не понимая, как можно спокойно реагировать на действия противника. — Особенно слизеринцам. Они заслужили это! — И чем ты тогда будешь отличаться от них? Парень задумался, и мистер Поттер, видя, что сыну нечего пока на это ответить, продолжил: — Ответь мне на один вопрос: ты хочешь, чтобы в тебе было больше хорошего или плохого? — Хорошего, конечно! — Тогда не опускайся до уровня Снейпа, Крэбба и всех остальных, кто сам сидит в грязи и пытается поливать ею тебя. Раскрой невидимый зонт. Не дай чувстам злости и мести завладеть тобою. Это сложно, но вполне возможно. Мало тех, кто так умеет, и, если ты научишься держать себя в руках и одновременно не давать себя и своих друзей в обиду, это вызовет только восхищение и прибавится в твою копилку плюсов. Джеймс заинтересованно слушал, не смея перебивать, и желал только одного: лишь бы отец и дальше оттягивал неприятный момент. Всё-таки обычный диалог (был бы ещё и спокойный, если бы не ремень рядом) намного приятнее пожара на заднице. — А если у меня не получится? — скептически пробурчал подросток. — Получится. У тебя язык острый. — А за неудачные попытки мне что будет? Мистер Поттер внимательно посмотрел на сына. — Ничего. Просто поговорим, разберемся, как исправить ситуацию. Только обещай мне, что будешь честным, что бы ни случилось, договорились? На сердце отлегло. Хоть какая-то хорошая новость за сегодня. — Хорошо. Отец кивнул и помрачнел. Джеймс, догадывась, к чему идёт дело, сглотнул. — Я дал в прошлый раз слово, что выпорю тебя. И я его сдержу. Знаю, что многие вещи ты делаешь не со зла, знаю, что у тебя подростковый возраст, что ты ещё учишься, как надо себя вести. Но, знаешь, я уже скоро начну прятаться от совы профессора Макгонагалл. Хотя я рад, что моя угроза на зимних каникулах возымела небольшой эффект. Письма стали приходить с промежутком не в неделю, а в две-три. Хвалю, — в глазах мистера Поттера заплясали добрые искорки, и Джеймса это немного успокоило — значит, убивать его сегодня не собираются. — Правда, я обещал наказать тебя сразу за следующее после того письма на Рождество, но пристыжать тебя перед друзьями и отвлекать от учёбы я не стал. Хотел побеседовать с тобой на Пасху, но ты остался в Хогвартсе. Знаешь, сколько писем мне пришло от профессора Макгонагалл с января? — Сколько? — без особого интереса спросил Джеймс. — Девять. По сравнению с цифрой ноль, много? — Угу, — пробубнил подросток, разглядывая бежевый ворсистый ковёр. — Вот и я так считаю… Пугающе звякнула пряжка, и парень вскинул голову. Отец крепко сжимал ремень, будто боялся его выронить, и сочувствующе глядел на сына, по телу которого побежала неконтролируемая дрожь. — Ложись. — Пап… — Ложись! Подросток, побледнев и кинув отчаянный взгляд, заставил себя оторвать пальцы от простыни, подняться с кровати, подлезть под футболку и потянуть вниз шорты. Тело, а особенно пальцы, слушалось плохо. Движения повторялись, словно за куклой, шарниры которой давно пора было поменять. То голова опустится вниз, будто её дёрнули, то руки застрянут на уровне талии и не захотят дальше опускаться. Хотя нет: руки «опустились», как только огласили приговор. Благо, отец не торопил и давал возможность хоть капельку собраться с мыслями. Правда, было совсем неприятно, когда он находился за спиной да ещё и с ужасной полоской кожи. Джеймс кинул шорты на пол, рядом с кроватью, медленно лёг и поёрзал, косясь в сторону папы и не зная, что от него ожидать. — Готов? Джеймс опешил. Кто задаёт такие тупые вопросы?! Ежу понятно, какой ответ будет. — Нет. «Почему голос прозвучал так тихо и испуганно? — ужаснулся Джеймс. — Наверняка из-за того, что нос увяз в подушке…» — Тогда снимай трусы. «Что-о? Нет! Это уже издевательство какое-то!» — Я не собирался, конечно, — продолжал мистер Поттер, тряхнув рукой с ремнем. — Но раз ты настаиваешь… — Я готов! Готов! — тут же выпалил Джеймс, оборачиваясь и перекрикивая на несколько тонов отца. Мистер Поттер жестом показал отвернуться и задрал повыше футболку на спине сына. По пояснице пробежала толпа мурашек и холодок, хотя до чтения письма было желание вообще догола раздеться. А теперь Джеймс и на мамину шубу был согласен, лишь бы не лежать тут кверху задницей, ожидая своей тяжёлой участи. А она не заставила себя ждать. Первый хлопок прилетел, как фейерверк посреди белого дня: неожиданно и пугающе-громко. Вдобавок ко всему всю задницу прошила боль. Джеймс взвился, судорожно глотая воздух в попытке не закричать, и потянулся правой рукой назад. — Куда? — задал риторический вопрос отец, перехватывая тонкую кисть и выворачивая её в обратную сторону. — Руки под голову. Джеймс, обиженно зыркнув, медленно выполнил приказ и запыхтел в сгиб локтя: — Неудобно! — Неудобно ходить по потолку, а вот за свои поступки держать ответ надо! Последнее слово заглушил следующий удар, и парень спешно сунул руки под грудь, сцепляя в замок пальцы, чтобы не было соблазна прикрыться. Знать бы ещё, сколько всего ударов влетит… — Вот скажи: тебе не надоело? — строго спросил отец. — Что? — Хулиганить, уроки срывать, учителей не слушаться, издеваться над другими студентами? Каждый пункт сопровождался сильным ударом по самому центру ягодиц, заставляя подростка вертеть бёдрами и сучить ногами в попытке унять непрекращающееся жжение. Мистер Поттер остановился, пару секунд переводя дух, и Джеймс взвизгнул: — Надоело! — Врешь! — спокойно ответил отец, снова опуская ремень и слушая болезненное шипение. — Если б надоело, нам Макгонагалл письма бы не слала. Я всё-таки встречусь с ней и побеседую обо всем, чего она не написала в письме. Сердце Джеймса ёкнуло. — Не надо! — В том и проблема, что надо, — ремень опять звонко хлопнул, но попал по самому низу ягодиц, заставив Джеймса против воли вскрикнуть и вцепиться до боли ногтями в кожу. — Мне нужно знать, что исправлять в твоём поведении. По поводу драк со слизеринцами мы с тобой договорились. Пороть не буду. Но твоё отвратительное поведение во время уроков я просто так не прощу. Я тебя научу, как себя вести. — Я на словах пойм-а-ау! — Не верю. У нас с мамой языки скоро отвалятся от повторения прописных истин. — А вы не повторяйте! — процедил Джеймс, за что тут же поплатился: ремень впечатался ещё ниже, по ногам. Парень, заорав не своим голосом, повернулся на бок, подогнул к животу ноги и стал яростно тереть место укуса чертова куска кожи. — Ляг на место! — рыкнул отец. Джеймс замер и испуганно замотал головой. От смеси боли и обиды на глаза навернулись слезы. — Я жду. Мистер Поттер отошёл назад и сел на стул, сурово глядя на сына и держа перед собой в руке ремень. У Джеймса перехватило дыхание. Да неужели из-за одной фразы можно так рассвирепеть? Родители, конечно, всегда требовали проявлять к ним уважение и ругали за какие-то неосторожные слова, но тут-то вроде ничего обидного не было сказано. Вот и будь после этого честным! Зад и ноги пульсировали, боль казалась запредельной. Да там, наверное, живого места теперь нет! Зачем продолжать бить, если и так больно? Джеймс попытался состроить на лице злое выражение, но с рвущимися рыданиями это казалось сложнее, чем он предполагал. Нахмуренные брови то и дело становились «домиком», глаза заполнялись позорной влагой, которая, к тому же, начала струиться по щекам; стало жарко. От бессилия неконтролируемо родился всхлип. Чтобы совсем не сгореть от поглощающего стыда, Джеймс с усилием вернулся в прошлое положение, одну руку просовывая под грудь, а в сгибе другой пряча покрасневшее лицо. От одной только мысли, что по настрадавшемуся заду снова будут лупить, становилось до дрожи больно, хотя пульсация уже уменьшилась. С укором скрипнул стул, когда встал отец. Джеймс каждым миллиметром кожи слышал мягкие пугающие шаги, не видел, но догадывался, что отец занёс руку с ремнем на уровне головы. И поэтому вздрогнул, когда, вместо боли, прозвучал приказ: — Дай руки. Джеймс, напротив, сжал кулаки и крепче прижался к кровати, тихо сотрясаясь в плаче от безысходности ситуации и понимания, что из хватки взрослого вырваться не сможет. — Ты меня слышишь? — Пап, пожалуйста! — всхлипнул Джеймс, не имея представления, как изменить решение отца. Мистер Поттер наклонился и взял сына за локоть, стараясь вытащить руку из-под груди. — Не надо! Пап! Прости! Слезы катились градом, не переставая. Страх, казалось, проник в каждую клеточку. Сердце замерло в надежде, что отец пойдёт навстречу. Но он был непреклонен: — Джеймс, повторяю в последний раз: дай руки! Я же всё равно их вытащу, хочешь ты этого или нет. Окончательно разревевшись от своего бессилия, Джеймс очень медленно вывернул по очереди дрожащие руки назад, уже не пытаясь упрашивать отца. Мистер Поттер придавил кисти к пояснице, не давая ни единого шанса выкрутиться. По ощущениям ремень ударил по бедрам намного сильнее, чем в прошлые разы, вырывая из горла хриплый от слез крик и выбивая из головы все мысли. Руки непроизвольно стали дергаться в попытке вылезти из железной хватки, бедра отчаянно, но безуспешно старались повернуться. Отец, послушав несколько секунд плач сына, хлестнул с такой же силой ещё два раза и отпустил кисти рук, оставляя на коже розовые следы от пальцев. Джеймс глотка свободы словно и не почувствовал, продолжая давиться рыданиями. Лишь спустя пару десятков секунд он пошевелил пальцами и опустил руку чуть ниже, на ягодицы, став к ним аккуратно дотрагиваться. Казалось, что вся задница представляла собой один большой нарыв, который забыли залечить. «За что так больно? — думал Джеймс, потихоньку нормализуя дыхание и отчаянно стараясь не дать новым позорным всхлипам пробраться наружу. — Зачем вообще он это придумал? Пусть только попробует заговорить — я ему ни слова больше не скажу!» — Джеймс… Пружины кровати мягко скрипнули и прогнулись под весом отца, отчего-то еле тёплая и мокрая рука легла на влажную поясницу и заботливо погладила её; потом медленно опустила футболку ниже. Сил помешать не было. Джеймс спрятал лицо в сгибе руки, вытирая слезы, чтобы, не дай бог, не вызвать жалость и, если что, успешно суметь состроить обиженное выражение без соплей. Сделать это помешал всхлип. — Ты же можешь хорошо себя вести, я знаю, — тихо продолжил Флимонт, перенося руку на черную макушку сына. — Обещаешь хотя бы постараться? Джеймс промолчал, шумно сопя и дёргая носом. — Обиделся? — тихо спросил отец, вороша беспорядочные пряди в разные стороны. Джеймс тряхнул головой, пытаясь сбросить руку. — Да ладно тебе. Это не так больно. Джеймс протестующе фыркнул. Флимонт вздохнул и задумался. — Вот скажи: что тебе на уроках не сидится спокойно? Хлюпанье носом прекратилось. Но парень голос подавать не спешил. — Джеймс, не строй трагедию. Ничего страшного не случилось: поболит и перестанет. Зато в голове хоть что-то отложится. — По-моему, между задницей и головой связи нет, — тихо буркнул Джеймс между затихающими всхлипами, боясь снова обрушить на себя гнев отца. — Есть, — в голосе мистера Поттера слышалась улыбка. — Вот увидишь. Я по личному опыту знаю. Сквозь обиду сумело протиснуться недоверчивое любопытство: — Тебе тоже ремня всыпали? — Где ты таких слов набрался? — удивился папа, легонько потеребив ухо сына. Джеймс ничего не ответил, а вместо этого заинтересованно повернул раскрасневшееся и мокрое от слез лицо. Флимонт вздохнул, глядя в карие глаза напротив, и грустно улыбнулся. — Меня в отличие от тебя, друг мой, наказывали тростью. Плюс в том, что сразу понимаешь, что можно, что нельзя. Но я больше люблю, когда всё выражается словами, а не через заднее место. Мой отец объяснять и спокойно отчитывать не умел. Мне это очень не нравилось. И я себе ещё в юности пообещал, что никогда в жизни не буду бить тростью своих детей. — Да, поэтому ремень — это хорошая замена! — Так говоришь, будто я тебя за любой проступок наказываю, — укоризненно покачал головой мистер Поттер. — Джеймс, я очень не хочу с тобой так поступать — жалко мне тебя. — Жалко у пчелки! — не удержался подросток. — Поговори мне ещё тут! — нарочито сердито пригрозил отец и в доказательство, несильно схватив за волосы наглого парня и потянув на себя, потрепал. — Ай! — тут же театрально вскрикнул Джеймс и потёр ягодицы. — Больно! Теперь я чувствую связь между головой и жопой. Мистер Поттер, ласково погладив сына по голове, по-доброму рассмеялся: — Балбес! После с минуту в комнате царила умиротворяющая тишина. Джеймс окончательно успокоился и теперь прислушивался к непривычным ощущениям на заднице, пытаясь понять, катастрофически ли больно или жить можно. Склонившись ко второму варианту, парень решил ответить на отцовский вопрос: — Мне на некоторых уроках просто скучно. Знаешь, как бубнеж Бинса усыпляет? Там весь класс спит! — Хорошо, историю магии я тебе прощаю. — Зельеварение я вообще не понимаю! Пытался однажды разобраться, стал задавать вопросы, а мне ответили, что всё надо было на уроках слушать. Поэтому и котлы взрываются у нас. Там же куча похожих ингредиентов: у лапы одного жука есть маленькая точка, которую фиг разглядишь, а у другого нет; у одного корня сок лиловый, а у другого светло-фиолетовый — издевательство какое-то! Флимонт хмыкнул. — А чего ты к нам с мамой за помощью не идёшь? Джеймс пожал плечами. — Ладно. Наверстаем. Лето впереди. Ну неужели и на трансфигурации скучно? — Нет! — горячо воскликнул Джеймс. — Это самый лучший предмет, не считая ЗОТИ! Я объяснения Макгонагалл послушаю, выполню задания, получу баллы, а потом делать нечего, и мы с Сириусом можем чуть-чуть поразвлекаться. — Да без дела же неинтересно развлекаться. Ты мне, если что, пиши, — мистер Поттер подмигнул. — Я тебе задницу набью, как сегодня, и уже оправдано не сможешь сидеть на месте. Джеймс посмотрел на отца полушутливым-полуобиженным взглядом и закатил глаза. Флимонт улыбнулся и глубоко вздохнул. — Ну что, давай поднимайся и иди умываться. А то в углу лучше на свежую голову стоять… — В углу? — Джеймс, который перевернулся на бок и начал вставать, пораженно плюхнулся обратно. — Пап, не надо! Зачем? — За тем, чтобы ты хорошенько подумал. — Мне и на кровати неплохо думается! — Так, — серьёзно обрубил сына мистер Поттер. — Ну-ка отставить разговоры. А то сейчас подумаю-подумаю и исполню желание мамы: будешь стоять всю ночь. Джеймс кинул на него обиженный взгляд и, решив, что лучше не спорить, снова стал крутиться, чтобы слезть с кровати. Специально громко ойкая и кряхтя, он опустил ноги на пол и проворчал: — Не исполнишь: ты меня слишком сильно любишь. Папа рассмеялся и, встав вслед за сыном, притянул его к себе. — Люблю, конечно, куда ж я денусь! — Я тоже тебя люблю, пап, — пробурчал в рубашку отца Джеймс и ещё тише добавил: — Но сегодня несильно. Мистер Поттер хмыкнул, оценив подкол, и обнял сына крепче. — А я тебя люблю сильно всегда.