Перелепи моё лицо, скульптор! В ладонях мни его, как мнут глину... Поторопись меня лепить, скульптор, а то я снова убегу, сгину.
Дрожащие пальцы касаются белой простыни, готовясь скинуть её к чертям. Но что-то мешает, что-то тянет внизу ребер, пытаясь вывернуть легкие на изнанку. Что происходит с ним? Не уж-то это страх?.. Но чего ему бояться? Сейчас он больше жив, чем мертв. Это же много значит, правда? Он же точно жив. Он дышит, смеётся, плачет, шевелит ногами, руками, разговаривает. Это же принято называть жизнью? Разум скажет да, и будет чертовски прав. Но сердце на это утверждение лишь рассмеётся, горько и гнусно причавкивая и шепча: "Это скорее жалкое существование, присущие организмам. Так сказал бы Сириус, и так считаешь ты сам, хоть и не хочешь этого признавать..." И оно тоже будет право. Даже поверхностно заглянув в своё прошлое он не сможет назвать его жизнью. Да, верно. Он точно не жил ни одного дня! Он просто играл жизнь по написанному его матерью сценарию. И чёрт... Он так успешно играл свою роль, что вскоре поверил в неё сам.Белая простыня слетела с зеркала.
С этого момента всё пошло по другому.