Where's my love?

      Дазай не сказал бы, что его знакомство с Чуей Накахарой было каким-то особенным. Никакой схожести с историями о том, как судьба упрямо сводит людей, сталкивая их в самых непредвиденных обстоятельствах, раз за разом, чтобы "предназначенные друг другу" вняли гласу с небес и воспылали всеобъемлющим чувством любви на счастливое долго. Ничего подобного. Чуя – просто смазливый мальчик, болевший за Дазая, когда тот заменял заболевшего игрока в баскетбольной команде своего факультета, после пригласивший Осаму на свидание и предложивший начать встречаться.       Словом, история их отношений началась довольно прозаично и не являлась чем-то, что можно было бы вспоминать вечерами спустя много лет; Дазай даже не возлагал никаких надежд на то, что эти отношения продлятся долго. Не надеялся и на то, что они закончатся быстро – если что-то касалось отношений, он в принципе ни на что не надеялся: он не понимал, зачем они нужны, если люди итак могут ходить в кафе, спать друг с другом, хвастаться новой пассией в интернете, чтобы потом расставаться и искать новую. Он часто задумывался, чувствуют ли люди вообще хоть что-то друг к другу, когда говорят, что обоюдно друг другом заинтересованы, но попытки вникнуть в сборники чужих эмоций приводили его в тупик – начинало казаться, что в этом вовсе нет смысла. Какой смысл жить, быть несчастными, вступать в отношения в надежде обрести удовлетворение от жизни, заводить детей в попытке вырастить своих более удачливых копий и навязать необходимость протянуть эту цепочку в своё бессмысленное будущее? «Они все заводят отношения, потому что это делает их счастливыми, значит, это должно работать так, значит, и у меня всё будет в порядке, я должен только следовать инструкциям, следовать, следовать, может быть, так я умру счастливым». Дазай с этим не согласен, ему кажется, что каждый заблуждается, заведомо идя по бессмысленному сценарию, но он может ошибаться. Может быть, у всех действительно всё в порядке, а в нём одном что-то не так. Эти мысли имеют форму восьмёрки бесконечности – "все ошибаются, и ничто не имеет смысла, или все на самом деле счастливы и смысл есть, а я ошибаюсь, или все ошибаются, и..." Дазай старается не касаться этой темы в своей голове, проводя аналогию с лабиринтом вроде The Maze, где каждое прикосновение к препятствию вызывает пугающий скример или разрывающий черепную коробку писк. И без того полно факторов, вырывающих его из стабильного образа мыслей.       Возвращаясь к началу, Осаму не поклонник спортивных мероприятий, но сокурсники буквально умоляли его помочь, когда пацан из команды прямо накануне матча залетел в больницу с обострением какой-то лёгочной болезни, так что Дазай соизволил согласиться, хоть и не без фокусов. Вообще-то, идея заниматься подобной благотворительностью ради кучки здоровых лбов совершенно не зажигала в его замёрзшем сердце огонька энтузиазма, поэтому он решил, что следовало бы попросить у этих парней что-нибудь за победу команды – Осаму мог вытянуть их к ней, он не сильно сомневался в своих силах на этот счёт. Тактика, реакция, ловкость и высокий рост; с такими данными победа должна оказаться в его руках, нужно только поднапрячься. Но дело в том, что семья Осаму отнюдь не была обделена деньгами и, несмотря на слегка прохладные отношения с родителями (они были люди бизнеса, а не семьи), сам он совершенно не был брошен в денежном плане, и в отличие от многих студентов уже имел в своём распоряжении буквально всё возможное для комфортного существования, кроме автомобиля («Убьёшься же», – сказала как-то раз его мать и, в общем-то, была права, Осаму мог бы, поэтому довольствовался автобусом) – собственную квартиру, телефон последней модели, и, не смейтесь – умный холодильник и такую же сообразительную ванную. Милый женский голос звал его из ванной комнаты каждый вечер, сообщая текущее время, температуру набранной воды и требуя не забывать полотенце и тапочки. Ко всему прочему Дазай был ничуть не глупее современной техники в собственном доме, благодаря чему без малейших угрызений совести буквально зарабатывал на некоторых однокурсниках, которые были готовы заплатить за готовую курсовую или презентацию – кто-то платил даже за обычное объяснение правил составления документа по телефону, а Дазаю было совсем не сложно – мозги на месте, язык подвешен (он, пожалуй, был слегка или более чем апатичен, да, но не ленив). К тому же вечная спутница, ночная бессонница, обеспечивала его достаточным количеством времени помимо учебного дня, и хоть Осаму не мог поручиться за исправное состояние собственной психики, за выполненную работу он мог бы, для волшебной успеваемости не потребуется даже маховик времени. Никаких отвлекающих факторов, вроде друзей, младших сестёр/братьев, домашних питомцев, увлечений или хобби. Полы моет умный пылесос, посуду – посудомоечная машина, а еду "готовит" ближайший супермаркет.       Кратко говоря, не то, чтобы компашка подростков из баскетбольной команды действительно могла дать ему что-то, чего он не смог бы добыть себе сам (а того, чего он не мог достичь самостоятельно, уж точно не мог бы обеспечить ему никто), но покидать зону комфорта за "спасибо" было последним делом в списке вещей, которые он хотел бы сделать. Да, рациональное зерно в нём твердило, что необходимо отвлечься от малоподвижного образа жизни, хотя бы в качестве одноразовой акции; в то же время крошечный социофоб внутри него хотел бы, чтобы акция действительно оказалась одноразовой, а для этого следовало поставить условия, которым люди не хотели бы следовать каждый раз, когда им что-то потребуется. Помощь не бесплатна. Поэтому он выбрал нечто более гуманное и простое для обеих сторон, нежели "Ой, ребята, а пойдите туда, не знаю куда, и принесите мне то, не знаю что"; сошлись на том, что парни просто принесут ему к вечеру всё то, что посчитают достойной платой за помощь. В случае победы, конечно. Поразмыслив немного, Осаму решил, что не следует быть чересчур самоуверенным, но пообещал себе постараться, раз уж согласился – дополнительный груз в виде ущемлённой гордости от неудачи тащить на себе не хотелось, абсолютно точно нет. Чёрт, угораздило же вляпаться. Сейчас разгар ханами, поэтому нет ничего такого в том, чтобы встретиться в конце дня – так размышлял парень; пока цветёт сакура, никто не занят чем-либо настолько, чтобы к вечеру не суметь прерваться ненадолго, а отвлечься от созерцания уж точно можно постараться. Сам Дазай не привык радоваться летящим в лицо лепесткам, поэтому считал праздники отличным временем для того, чтобы немного потрудиться, пока остальные после учёбы предаются безделью; поэтому он решил, что подождёт ребят в парке, где они договорились о встрече, сидя под деревом, недовольным кошаком отфыркиваясь от тонких розовых лепесточков и готовясь к зачёту, что ожидает студентов в конце апреля. По традиции, готовился шатен не только к своему; он успел взять себе в нагрузку парочку чужих рефератов – многие уже хорошо знали его, как надёжного человека, умеющего качественно написать нужную работу на заказ, будь то диплом, презентация или курсовая, поэтому "клиентов" искать не приходилось: было достаточно тех, что сами к нему обращались.       В итоге, по его мнению, игра продлилась совсем недолго. Зрители кричали, задирали плакаты, которые никто из команд особенно не имел возможности прочитать, чтобы узнать, кого вообще поддерживают; каждый был сконцентрирован на игре. Да, Осаму всё ещё не был поклонником спорта, но это не значит, что он не был способен весьма эффективно и виртуозно уложить противника "на лопатки", орудуя мячом и метаясь по полю шустрым Соником. И всё же, едва выбив победу, парень несколько удивился, когда ярко-рыжее пятно из группы поддержки, всю игру мельтешащее у него на периферии взгляда, пригласило его на свидание. Также Дазай честно поразился тому, что им заинтересовался представитель сильного пола, но не то чтобы ему было не плевать как на пол партнёра, так и, в целом, на него самого. Однако последнее время он был слишком эмоционально нестабилен, чтобы принимать конструктивные и обдуманные решения, потому вышло так, что рыжий, назвавшийся Чуей, имел большее влияние на ситуацию. Таким образом, в конце матча Осаму обнаружил себя счастливым обладателем огромного плюшевого тигра, дополнительного уважения однокурсников, и симпатичного парня с забавным именем с другой параллели, чьи цепкие голубые глазёнки заприметили шатена с трибуны, и не то, чтобы Дазаю было, на что жаловаться; по крайней мере так это выглядело со стороны. Глядя изнутри собственного восприятия, сам Дазай ощущал себя куклой в руках какого-то скучающего божка, не вылезшего из пелёнок.

***

      Мягкое одеяло радушно приняло долговязую тушку хозяина квартиры, благополучно забившего на факт того, что он пропотел насквозь, так что влажным казалось даже нижнее бельё – что уж говорить про спину и, о Боже, носки. Дазаю, осознавшему, как сильно будет болеть его тело на следующий день, было глубоко плевать на санитарию в этот момент. Ноги уже пульсировали от перенапряжения, а правое плечо странно щёлкало при движении. Он знатно переоценил степень своей физической подготовки, если допускать, что там вообще было, чего оценивать. Осаму тихо заскулил, потому что мог себе это позволить; никто не услышит сей немужественный звук, а шатену необходимо было выплеснуть обиду наиболее безопасным для себя образом, а не как обычно. Он слегка подковырнул такие же влажные, как и его кожа, бинты на запястье – было мокро, противно и сильно щипало от пота всё то, что они скрывали. Решив проверить свой голосовой диапазон, Дазай попробовал заскулить ещё выше, чем до этого. Спустя несколько минут тихого отчаяния, юноша приподнял голову, чтобы встретиться взглядом с двумя необычными глазами, похожими на драгоценные камни. Всего лишь игрушка, глядящая на него с изголовья кровати, куда шатен забросил её с порога комнаты, но Осаму тут же протянул руку и подтащил трофей ближе, уткнувшись носом в мягкую шерсть. Он немного полежит так, а после нужно будет постирать зверька, чтобы можно было спокойно обнимать это чудо по ночам. Как бы это не звучало, но парень действительно не обнаружил варианта лучше, чем согласиться на такую оплату за "услугу" баскетбольной горе-команде – мягкий и пушистый тигр с красивыми стеклянными глазами в его кровати был тому доказательством.       – Вот, можешь выбрать что угодно. – Дазай фыркнул от смеха, когда ребята высыпали перед ним свои богатства: ими оказались марки, карточки, значки, видимо, ограниченной серии, коллекционные фигурки аниме–героев, которых Осаму и знать не знал, не будучи поклонником чего-либо подобного; среди всего обнаружился даже довольно большой белый тигр, игрушка, выполненная крайне реалистично. Парень протянул руку, попробовав на ощупь круглое ушко зверя. – Этот чей? – с лёгкой заинтересованностью спросил он, и тогда темноволосый паренёк с чрезвычайно бледным лицом поднял руку к лицу, кашлянув. – Мой. – Рюноске? – Дазай не помнил многих со своего факультета, но этот юноша был довольно запоминающимся – мертвенно бледный, с едва заметными очертаниями бровей на лице, на вид самый болезненный из ребят. Удушливый кашель всё время ходил за ним следом. – Это ведь тебя отстранили от игры? – Верно, врачи сказали, что повышенная физическая активность может спровоцировать очередной приступ, и я... – Понял, – перебил шатен, почему-то не желая вникать в подробности, и поднял тигра на руки. Удивительно мягкий, он имел необычный окрас глаз – чарующий градиент аметиста, переходящего в солнечный янтарь. – Почему ты решил отказаться от него? Рюноске вздрогнул, поджимая губы и немного враждебно глядя на игрушку, что Дазая позабавило. Как ребёнок, право слово. – Отчим привёз мне его из Америки несколько лет назад, когда ухаживал за моей матерью, – парень снова морщится, и вопреки тому, что ему, очевидно, следовало бы оказать какое-то сочувствие, Осаму даже немного жалеет, что вообще задал вопрос. Может быть, дело в этом юноше? Дазаю слишком жаль наблюдать его больной и затравленный вид, до того, что хочется оказаться где-нибудь в другом месте, где не будет собственной жалости. Шатен позволил себе прийти к выводу, что это всё вина этого паренька, а разбираться в ощущениях больше не хотелось. – Тигр выглядел совсем как настоящий, и ребёнком я жутко его боялся. Не думаю, что в моём доме кто-то будет против того, чтобы я от него избавился. Нет, я уверен, что никто и не заметит. – Тогда я забираю его, – Дазай ухватил чудну́ю игрушку, убирая подмышку, поскольку в сумку тот не поместился бы, даже если очень постараться. Может, будет немного неловко добираться до дома с большим плюшевым тигром наперевес, но ведь Рюноске как-то принёс его. Так что шатен постарается закрыть глаза на то, как странно это должно выглядеть со стороны – рослый детина, прогуливающийся по городу в обнимку с мягкой игрушкой. Но, во всяком случае, этот трофей казался ему получше коллекционных бумажек и карточек, к тому же Осаму привык быть предметом осуждений, так что ещё парочку косых взглядов можно смело проигнорировать. – Всем спасибо, ребята, вы все были очень хороши сегодня. И Рюноске, поправляйся, – попрощался Дазай, мельком взглянув на часы – в конце матча у него неожиданно нарисовалось свидание прямо сегодняшним вечером, и это уже через три часа. Чуя Накахара – тот рыжий мальчик с паралельного, – конечно, не любовь всей его жизни, но следовало бы вымыться после игры и одеться во что-нибудь, не идущее вразрез с понятием о приличии.

***

      Не сказать, чтобы Осаму когда-либо мог похвастаться осознанным проживанием каждого момента собственной жизни, поэтому неудивительно, что месяц пролетел незаметно, в привычном для него тумане. К его сожалению, или же к счастью, оказалось, что его новый голубоглазый бойфренд не всегда (вернее, никогда не) был зайкой-паинькой, и совершенно не желал соответствовать собственной безобидной внешности; это стало для Осаму своего рода открытием, неоднозначным в плане его собственного отношения, хоть он и не утруждал себя видимой бурной реакцией, предпочитая переваривать все новые события и мысли глубоко внутри, не вынося их на поверхность. От этого он многим окружающим людям казался холодным, но это имеет смысл, когда ты не можешь доверять не только миру, но и своим реакциям. В таком случае рационально держать многое в себе.       С какой-со стороны, сосуществовать в паре с обычной смазливой куклой, коей представлялся Накахара на первый взгляд, было бы невыносимо скучно, но с другой – Осаму сам не смог бы о себе заявить, является ли он бездушным роботом с набором функций и неисправностей или полноценным человеком. В какой-то степени бурный нрав рыжеволосого партнёра оживлял его, заставляя прикоснуться сознанием к факту того, что жизнь можно жить, но не более того. У Осаму не было чувств к этому комку энергии и любителю странных шляпок, и он не думал, что любовь можно взрастить из дружбы; сама дружба между ними была относительна, а искра страсти не затронула более высоких вибраций, нежели тяга к прикосновениям или навязанное картинками из фильмов удовольствие от поцелуев, которые обязана совершать время от времени каждая парочка, чтобы запечатать между собой подтверждение того, что их отношения всё ещё существуют. Дазай допускал, что где-то во вселенной существует понятие о настоящей любви, выходящее за рамки теории; не желал допускать только, что матрица миров сойдётся именно на нём, чтобы продемонстрировать это чудо света. Чем меньше ждёшь, тем меньше разочаровываешся – не то, чтобы шатен уяснил это путём набития многочисленных синяков на своём жизненном пути, скорее, так звучало его оправдание тому факту, что он никогда и ничего толком не хотел. «Найди нормальное объяснение своим порокам, и сможешь выглядеть частью нормального общества» – так гласила одна из его заповедей самонаречённого Неполноценного Человека; вторая гласила «Не демонстрируй свои пороки, и не придётся ничего объяснять».       ...– Представь себе, какой-то придурок в круглосуточном гипермаркете, том, что неподалёку от моего дома, додумался нахамить мне, будучи за кассой! – заявил однажды Чуя, развалившись на кровати Дазая и впившись странно блестящим взглядом в хозяина комнаты, стоило Осаму появиться в дверном проёме собственной комнаты, держа в руках две кружки спонтанного кофе. Спонтанного потому, что это был один из тех разов, когда Чуя без предупреждения "заваливался" – иначе и не скажешь, – в квартиру своего нового парня, как к себе домой. На самом деле, он довольно быстро включил в понятие своего личного пространства и пространство Дазая, не особо интересуясь мнением его хозяина. Это стало пунктиком к голове Осаму, который тот запомнил, чтобы попробовать отреагировать на него позже. – Он был кассиром! Как думаешь, его начальство обрадуется, если станет известно, как халатно их сотрудники относятся к своим базовым обязанностям? – это был не первый раз, когда пальцы рыжего вот так бегали по клавиатуре смартфона, манипулируя людскими чувствами на просторах интернета. Дазаю было немного интересно, показались ли бы ему эти всплески глупыми или же действительно обидными, окажись он на месте одной из "жертв". Бывший партнёр Чуи, чьего имени Осаму не запомнил из рассказов рыжего, также оказался вовлечён в эту воронку, которую Накахара устраивал то ли в попытках подпитаться негативными эмоциями задетых его словами людей, то ли действительно вымещая собственную боль от обид и ссор, которых у этого вспыльчивого создания за плечами было предостаточно. Возможно, имеет место быть и то, и другое, или вовсе нечто третье – Дазай не понимал Чую и считал, что если попытается, действительно попадёт в список "жертв" и проверит на практике, больно оно или же нет. В этом "списке" уже побывали парочка бывших друзей рыжего, расставание с которыми как-либо ущемило его гордость; девчонка, которая нечаянно налетела на Осаму в кафе самообслуживания с полным подносом еды, когда у них с Чуей было свидание (Чуя бранил её по чём свет стоит, обвиняя в полностью испорченном вечере, после чего пребывающий в неловкости Дазай выловил её возле санузла и оплатил почивший ужин девушки, надбавив ещё и за причиненный моральный ущерб. Не то, чтобы ему было не плевать, но щекотливое пёрышко тревоги где-то под сердцем и навязчивое чувство "так было бы правильнее" были последним делом, на которые ему хотелось бы тратить нервы); даже бывший начальник рыжика угодил в этот список, когда вспыльчивого голубоглазого работника ресторана SubWay уволили за бутерброд, налепленный на нос слишком нетерпеливого клиента. «Отношение к работникам должно быть подобающее, я делаю вам грёбаную еду, а должен выслушивать, как какой-то жопастый офисный нытик опаздывает на работу!» – возмущался Чуя, а Дазаю было нечего ответить; он этого не понимал. Осаму замечал, что всякий раз Накахара буквально светился от возможности поучаствовать в конфликтной ситуации, спровоцировать развитие какого-либо скандала или унизить кого-то, кто по каким-то причинам показался ему хотя бы немного заслуживающим ощутить на себе всю разрушительную силу урагана, мысленно именуемого Дазаем "рыжей бестией". – Я считаю, что этот выродок имеет право лично узнать, какого я о нём мнения, помимо мой жалобы в их магазин. И знаешь что? Я запомнил его имя на бейджике и нашёл его в сети! Как считаешь, стоит ограничиться только его личкой, или пробить номер телефона и накидать бомберов? Или всё сразу? Осаму, немедленно помоги мне выбрать формулировку побольнее! Этот ублюдок должен знать, что он не был прав! Дазай только со вздохом качает головой и ставит чашки на прикроватный столик, ложась рядом с рыжим горюшком. Почему-то Чую не заботили обязанности работника, когда сам он однажды влепил заказ в лицо покупателя, а теперь же его праведному негодованию нет предела. Шатен прикрыл глаза, даже не пытаясь эмоционально включиться в процесс очередного скандала – не ему кого-то осуждать. Возможно, дело в том, что парень не чувствовал себя достаточно живым, чтобы понимать и ощущать эмоции как нечто большее, чем их отголоски сквозь мутное стекло. Это похоже на попытку вникнуть в суть песни на незнакомом языке, когда ты можешь интуитивно уловить, что песня о любви, но понять смысл слов не представляется возможным, потому что для этого в тебе... чего-то не хватает. Знания, навыков, уверенности, желания.       Поэтому Дазай привычно запускает пятерню в пламя волос Накахары, понимая – тот уже забыл, что сам просил сварить остывающий теперь кофе. Осаму кладёт голову на чужое плечо, изображая доверие, и открывает ленту в своём Твиттере. Среди публикаций в его рекомендациях чаще всего встречаются атмосферные фотографии, иногда чьи-то личные истории из жизни, отрывки из литературы или стихи, порой – любительская поэзия.

«Что могло бы интересным стать,

Будь мир хоть немного тебе милее?

Будь ты чуточку себя живее,

Мог бы луч в листве зелёной теплее стать?

Отчаянно ищешь краски вовне,

Но лишь становишься бледнее.

Кажется, чтобы проснуться утром, недостаточно покинуть кровать.»

У них одни из тех отношений, когда оба партнёра находятся в смартфонах даже во время свидания, и никто не жалуется, потому что никто и не ждал ничего большего. Обычный студенческий роман, ради нормальности. – И знаешь что, я принципиально буду ходить в гипермаркет подальше, – добавляет Чуя, когда Дазай уже и думать забыл, о чём речь. Он кивает, не потому что согласен, а потому что лучше согласиться, а Чуя удовлетворён согласием, не потому что он переживает о мнении партнёра, а потому что согласный партнёр удобнее того, кто будет с чем-то спорить и что-то доказывать. – Поцелуй меня? – Дазай целует, и Накахара тихо стонет напротив его губ, потому что Дазай может быть подавляюще хорош в поцелуях. На пару минут они выпадают из реальности, чтобы ненадолго превратиться в комок напряжения и сбившегося дыхания, но когда всё заканчивается, Дазай не жаждет продолжения. Возможно, он не так представлял себе настоящую любовь, но кто сказал, что она когда либо его настигнет? Рыжий демонстрирует Дазаю экран телефона, раскрытого на каком-то диалоге, и по тому, сколько там отборных оскорблений, шатен понимает, что это ЛС того неудачливого кассира. Он делает вид, что внимательно читает, многозначительно поджимая губы и кивая головой, и Чуя ворочается под его боком, явно довольный собой. В такие моменты лицо Накахары становилось хищным, взгляд – колючим, а голос властным, и Дазай не был уверен, очаровывает его это в нём или отталкивает.