Инсулинки

Антону четырнадцать, когда в класс заходит новичок. Новичок в самом ублюдском смысле этого слова. Никто его не видел, никто не о нем не слышал, никто не знает, кто его родители и почему он ошивается на пороге провинциальной школы. Новичок носит синий костюм, синий галстук и-о боже! -синие ботинки. Его белая рубашка отглажена тошнотворно идеально, волосы отвратительно аккуратно уложены, глаза, обрамленные по-девчачьи длинными ресницами, смотрят кошмарно заинтересованно. Антону четырнадцать, когда новенький садится к нему за парту и протягивает ладонь для рукопожатия. И Антону все еще четырнадцать, когда он видит, что глаза новенького тоже синие. Антон пахнет дымом, лавровым листом и мятной жвачкой. У него дома все стены- сумбурная война музыкальных групп и футболистов. Антон встает в шесть, чтобы покурить за гаражами и засыпает только к середине ночи, забыв выключить свет и ноутбук. Он смешной, долговязый и нескладный- на голову выше остальных. Он не носит пиджак, потому что ему коротки рукава и не носит шапку, потому что у него подростковый бунт. У Антона колени в синяках, а ладони в ссадинах из-за дворового футбола. У Арсения педантичный порядок на парте, в сумке, дома, но не в голове. Арсений- сборная солянка из каламбуров, умных фраз и цитат из литературы. Для себя он- литературный герой, по ошибке оказавшийся в двадцать первом веке, в теле худощавого мальчугана с косой улыбкой и нахальными глазами. Ему одному семь вёрст не крюк. Он делает все, только бы не стоять на месте: ходит в театральный кружок, рисует, по вечерам бегает в бассейн и на стрельбу из лука. От Арсения за милю несет веселыми авантюрами с хорошим концом и яблочным соком.

***

Антону пятнадцать, когда они собирают школьную команду КВН. Теперь их четверо, как и положено по законам симметрии. Они кажутся себе достаточно веселыми и находчивыми, просиживая часы в каморке за актовым залом, миллионами расшучивая шутки, которые никогда не покажут на сцене. Их четверо, когда команды других школ показывают, что их шутки ничего не стоят и что им нечего делать на сцене. Антону пятнадцать, когда он понимает, что никакой заготовленный текст не сравнится с импровизацией.

***

Антону шестнадцать, когда он понимает, что попал. Увяз как муха, севшая в пиалку с медом. Синие глаза на том конце сцены смотрят насмешливо, а в его зеленых, цвета болотной тины, точно видна паника. Антону шестнадцать, когда он выбегает из зала посреди репетиции и опускает голову под ледяную воду крана в мужском туалете. Телефон разрывает звонок и на экране светится косая улыбка. Антону тошно до слез, стыдно и неправильно. Антон прогуливает школу, прогуливает репетиции, делает все, чтобы сбежать от вопросов и обеспокоенных взглядов. Ему плохо, тоскливо и мерзко. Мерзко от себя, от ситуации и от нежелания признаваться самому себе. По вечерам он стоит у зеркала и смотрит на лохматое отражение. Отражение глядит в ответ, ведь у отражения нет выбора. Хотя Антону кажется, что дай ему шанс, оно бы стыдливо отвело глаза. Антону шестнадцать, когда он напивается в стельку. В дрова. В стеклышко. Он напивается и говорит Димке, что тот может с ним больше не общаться, только пусть выслушает. Он выкладывает все как на духу и бросает взгляд на дверь, ожидая увидеть там Димкину спину. Но видит только смеющееся до слез лицо и новую бутылку пива. Антону шестнадцать, когда он слушается совета Димы и идет с повинной к человеку с синими глазами и о-боже-блять-какой-улыбкой. От Антона пахнет страхом, перегаром и сигаретами, а от Арсения солнцем, черной смородиной и зелеными мандаринами. Антон задыхается и путается в словах, а глазами рыщет в поисках подвоха. Антону шестнадцать, когда он впервые целует парня. Поцелуй на вкус как неловкость, счастье и шалфей с щепоткой отчаяния. Антону шестнадцать, когда он впервые готов упасть в обморок.

***

Антону с Арсением семнадцать, когда они строят до безумия амбициозные планы и целуются за кулисами актового зала. Им семнадцать, когда Дима с Серегой изо всех сил пытаются скрыться от них за кипой листов с наметками, лишь бы не видеть, как эти двое светят. Им всем по семнадцать, когда мечты о Москве начинают облачаться в идеи. Арсений- неугомонный сгусток чистой энергии, от него шкалит статическим электричеством вперемешку с огнем в глазах. Если в этой голове возникла идея, то пиши пропало, беги до самого крайнего севера и прячься от греха подальше, только бы не зацепило. Арсений молчит днями, а потом взрывается осколочной гранатой, цепляя всех вокруг в новую авантюру, вытаскивая откуда-то новые форматы и шутки. Они придумывают «меняй», покатываясь от смеха на пыльных сиденьях актового, случайно, из-за сонной несообразительности Сереги появляется «суфлер», найденная в закромах закулисья шляпа дарит им «сцены из шляпы». И к середине одиннадцатого класса из зала непрерывно доносится смех и ругань, а дома у Антона все чаще играет громкая музыка.

***

Антон сидит на видавшем виды диване и в упор смотрит на арсеньевскую спину напротив. Арсений что-то ищет в компьютере и мурлыкает себе под нос песню, покачивая ногой, а у Антона глаза сердечки и в животе энтомологический справочник: бабочек столько, что хватит на пару выставок. я держу тебя за руку и не болит У Арсения спина всегда прямая, осанка идеальная, сам он весь- совершенство, пока не присмотришься внимательнее. Антон знает его до мелочей: что улыбка у него чуть косит, в глазах среди синего моря черные крапинки, на плечах звездное небо и в голове потрясающий бардак. Арсений совершенен в своем несовершенстве и Антон тонет. и вообще ничего больше не болит Арсений как лиса хитрый и увертливый, делает вид, что занят поисками информации, а сам поглядывает на Антона через настольное зеркало. На кудрявого смешного Антона в безразмерной футболке, с руками, унизанными кольцами и родинкой на носу. На Антона от которого тепло, на Антона, который как теплое майское солнце пригревает, нагоняет дрёму и желание лежать на траве, подставив лицо под солнечные лучи. и в груди вместо сердца динамит динамит динамит динамит.