И все же он исполнил его последнюю просьбу

— Есть такая забавная традиция у людей. Перед смертью, они жалуют последнюю просьбу. У разных разное, само собой. Кто-то пьет последний в жизни бокал вина, кто-то доедает свой последний обед, но честно признаться таких как ты, я ещё не наблюдал. — С едкой усмешкой искренне удивился фашист. Италия ждал хоть какой-то реакции, на как ему казалось, невероятно смешной анекдот. Но нацист не проронил ни слова. Он даже не собирался. Сидя в своем широком кресле из натуральной кожи, достоин его внимания был лишь разыгравшийся огонек. Он трещал и разгорался, плясал и чахнул. Пламя было готово выпрыгивать, бросаться и обжигать всех кто попадётся, но камин никак не позволял вытянуться дальше чем на десяток сантиметров. Рейх непоколебимо всматривался в пространство, не замечая, или по крайней мере стараясь не замечать надоедливую рожу, некогда своего приятеля. Голова была опущена на широкий кулак, покрытый глубокими ранами отчаинья. Глаза так же были прикрыты под десятитонной усталостью, накопленной за эти несколько мучительных лет. — А-а-а... — вновь послышалось за спиной — я кажется понял, ты думаешь о миллионах евреев, который сжог? — Нет, — томно, но твердо все же прозвучал долгожданный ответ — я думаю о том, как ты будешь мучаться в огонии, сгорая до тла. — хрипло добавил он не отводя взгляд от пленящего огня. — Ох, я и не знал, что ты верующий. — Я им никогда и не был. — отчеканил ариец. — Очень жаль, по скольку сейчас самое время раскаяться. — с натянутой улыбкой, итальянец машинально кинул взгляд на стрелку наручных часов, медленно и все же решительно приближающихся к одиннадцати. Подойдя ближе, королевство тоже принялся любоваться пылом и жаром сгорающей древесины. — Они уже на подходе, ты в курсе? Еще немного и... — мужчина кратко хихикнул так и не опустив взгляд на немца. Тот в свою очередь медленно сжал свободный кулак. Черт, конечно, он знал! Еще бы ему не было об этом известно! Уже некоторое время назад он успел сообщить солдатам отступать, спасая жен и детей. Да, он знал об этом, но почему то вместо того что бы куда-то бежать и скрываться, он выбрал исполнить последнее желание. Свое, последнее желание. — Да уж, кто бы мог подумать, верно? – все никак не унимался бесстрашный Ита. — могучая армия третьего рейха после стольких лет потерпит поражение, кто бы мог подумать... Не успел он и закончить начатое, как почувствовал цепкие пальцы на шее. Он попятился назад и ударился головой о каменную стену, не так давно, родного ему Рейхстага. — Заткнись! Заткни свой поганый рот, паршивец! Тебе, предателю ничего не понять! — процедил сквозь зубы Германия и с каждый словом все сильнее сжимал тонкую шею мужчины. Дуче попытался что-то ему сказать, но из-за недостатка воздуха смог лишь пробормотать бессвязные окончания. Рейх слегка ослабил хватку, не спуская с наглеца разъярённого взгляда. Получив возможность дышать, фашист жадно глотал драгоценный кислород, наслаждаясь каждым вздохом. Но не смотря на такое терпкое положение, на лице его замелькала ехидная улыбка. Руки осторожно обвили его кисть, как бы подкрадываясь и сжимали почти до онемения. Да, наконец у него получилось расшатать эту глыбу вечно мерзлого льда! Пусть растопил ее жгучий огонь ненависти, но это даже и к лучшему, ведь итальянец знал, как ему повернуть всё в свою пользу. — Хах, мог бы быть полегче с союзником, я ведь единственный, кто у тебя остался. В ответ он ожидал ощутить очередное сжатие горла, но как оказалось, все было не так очевидно. Ариец злобно оскалился и приблизившись к Дуче, прошипел тому почти на ухо: — Ты. мне. не. союзник. — выделяя каждое слово цедил он. Однако королевство совсем не задело ни недружелюбный тон, ни воспылающая неприязнь, ведь он знал настоящего рейха. За несколько лет их безукоризненной дружбы он узнал о каждой привычке, о каждом желании и предпочтении своего фюрера. Он так же хорошо знал его тело и повадки. А еще он знал, что диктатор больше всего в жизни ненавидел предательств. Ох, если бы он только знал, что из-за одной нелепой ошибки может лишиться его навсегда, он бы ни за что в жизни ее не допустил. Но теперь он снова здесь. Он здесь в надежде побыть с ним в последний раз. И по этому, фашист воспользовался идеальной возможностью их близкого положения. Когда лицо третьего было совсем рядом, он вытянулся и завладел губами мужчины. В душе итальянец ликовал. Все же провернуть подобное было не так уж сложно. Однако, лишь он один это мог. Лишь только его был этот глупый, грубый, но до опьяняющего притягательный немец. Сам же рейх на миг потерял контроль над ситуацией. Эта неприятная мысль потери контроля моментально привела его в чувства, и отстранившись, он старался отдышаться и упорно сопротивлялся любым попыткам КИ овладеть им снова. Однако Дуче отступать совсем не собирался, а лишь набравшись сил, он поменялся местами с диктатором, и вот уже фриц был пришвартован к стене собственного убежищя, словно чей-то корабль. А Ита тем временем бессовестно гулял по излюбленному до предела телу фюрера, не стесняясь залезать под рубашку и касаться перебинтованного, израненого тела вождя. Конечной точкой стал пах третьего. Аккуратными движениями, он приводил Германию в экстаз, заставив его откинуть голову и почти застонав удариться затылком о бетонную стену, как и фашист ранее. Все же нацист соврал себе, если бы признал, что действия ему совершенно неприятны. Скорее ему был неприятен сам Королевство Италия. Ведь рейх был зол и обижен на жизнь, которая безжалостно и нечестно с ним поступила, он был ужасно зол и обижен на Италию, который бросил, предал его, и оставил на едине с жестоким миром, когда он так в нем нуждался. А теперь он приходит и таким странным способом пытается попросить прощения? Пытается согладить вину? После всего того, что он сделал, он пришел к нему назад, в виде заблудшего сына и пытается показать, что ничего не изменилось! Нет, он никогда бы не смог взять и отпустить обиду, словно воздушных шар к небу. Это было выше его сил. И даже перед кончиной, он принял решение остаться один. Фриц выставил руки вперед и как можно сильнее оттолкнул от себя бывшего друга, пытаясь выровнять давно сбившееся дыхание. Сначала, Дуче подумал, что действие было спровоцированно возбуждением, но как только он увидел глаза мужчины напротив, то немедля отступил. Отступил, ведь они были наполнены ничем, ничем кроме боли и ненависти. — Я не стерплю тебя ни секунды больше, ты мне отвратителен. Убирайся, убирайся прочь и наконец оставь меня в покое! — сорвался на крик ариец, и выпрямившись в полный рост, четко смотрел Италии в глаза. — Да, мой фюрер. — непоколебимо, но все же с ноткой печали в тоне, и с фирменной полуулыбкой отчеканил заученную фразу королевство. — И никогда больше меня так не называй.— холодно, в последний раз пренебрежительно кинул он Дуче и направившись к излюбленному креслу, практически упал в него от бессилия. КИ оставался на месте и на несколько секунд просто напросто выпал из мира задумавшись о своем. Однако не прошло и пяти секунд, как он вернулся в реальность и всматривался в то самое кожаное кресло, где ему самому когда-то выпадала честь посидеть. Машинально повернув голову в сторону, мужчине попался на глаза одинокий немецкий револьвер. Это был личный револьвер фюрера, который подержать он давал лишь ему. Не задумываясь, он двинулся к мебели и поднял увесистое оружие со стола. Рассмотрев его получше в голову врезались теплые воспоминания об их совместной стрельбе, когда они и знакомы толком не были, и все же сейчас основная мысль была на первом месте и отбросив все прочие, фашист приблизился к Германии встав за его спиной. Немец, конечно, почувствовал его присутствие и уже хотел что-то сказать, как вдруг еще неначавшуюся речь перебил слащавый, совершенно неподходящий голос итальянца. — Будет не красиво, если конец сказки окажется таким примитивным. — казалось, пропел мужчина вкладывая в руку тот самый револьвер. Направившись к выходу, страна в последний раз окинул взглядом своего вождя. Тот лишь восседал на месте в немом молчании, как и в прежние времена. Кратко улыбнувшись, Ита все же исполнил последнию просьбу горячо любимого фюрера. Он наконец оставил его одного.