король

      Если бы Усоппу платили каждый раз, когда его слабое сердце выписывает пируэты, похлеще цирковых акробатов, при взгляде на Санджи - он бы стал богатейшим человеком во всëм мире.       Если бы Усоппу сказали, что у него есть шанс, а сердце Санджи стучит в унисон с его, танцуя и замирая в грудной клетке - он бы стал счастливейшим человеком во Вселенной.       Но даже если ты пират, нарушивший не один закон, существуют правила настолько нерушимые, что о них даже не говорят вслух. Например, не брось своих товарищей - это очевидно, как то, что ночью темно, а днëм светло. Например, шуты не пара королям, хоть разбейся в лепешку, переломай каждую кость себе.       А Усопп Шут. Немного депрессивный, ночами плачущий и задыхающийся от растущего кокона где-то в груди, но всë ещë Шут. Актëр отличный, надо признать, так и хочется кричать: - Верю!       Усопп себе, конечно, давно не верит. Когда Санджи смеëтся - у снайпера в животе вылупляется новая бабочка, хватается лапками за внутренние органы и тонким хоботком потягивает кровь, как нектар. Его бабочки не знают цветов, но отчаянно рвутся наружу, не зная, что на воздухе умрут - приходится выпросить себе отдельную каюту.       У Санджи Винсмока улыбка сияет поярче солнца. И весь он от ног до кончиков золотых волос - изящество, сила, красота. Если открыть словарь комплиментов или лестных эпитетов, каждый без сомнения подойдëт. И Король он не только по крови, но и...       Усопп захлопывает очередной альбом и криво улыбается, утирая кровь с губ - ярко-синяя бабочка уже покоится в листах книги, хотя стоило бы сжечь. Санджи проходит в полумрак комнаты кошачьей походкой, почти не слышно ступая, но Усопп давно научился выделять его шаги из общего гама корабля. - Тебя не было на ужине. Что-то случилось?       Случилась ядовитая сколопендра, опутавшая сердце тысячей ножек. Случился выводок разных бабочек прямо в желудке - для еды места нет. Случились розовые губы Санджи и серо-голубые глаза. Усопп смеëтся. - Прости, засиделся. Думаю, как улучшить оружие для Нами.       Винсмок ставит тарелку на свободное место - горячая картошка с жареной рыбой, только со сковородки, хотя ужин и был около часа назад. Бабочки в животе дают о себе знать, двигаются, словно привлеченные запахом еды. Или сухими тëплыми руками Санджи на голых плечах Усоппа. Снайпер судорожно втягивает носом воздух, а по позвоночнику бежит электрическая рябь, словно Нами наслала Зевса. - Как напряжен. Нельзя так долго сидеть за столом, да ещë и согнувшись в три погибели.       Усопп внутренне скулит и кусает внутреннюю сторону щеки до крови. Бабочка раскрывает крылья и оглушительно громко хлопает ими где-то под сердцем. Санджи, конечно, заботится о своëм накама, переживает, но стоит его шагам затихнуть где-то на кухне, в дверь летит тарелка, а со стола скидываются бумаги. - За что? За что мне это?       Осколки впиваются в ладони - Усопп сжимает их, ломает стекло стакана, как шоколад, и сворачивается в клубок прямо на полу. Шрамы на пальцах уже не заживают, снайпер режет их за неосуществимое желание касаться Короля. За желание омерзительное, грязное, вызывающее отвращение до тошноты. Зеркал в каюте давно нет - не получается смотреть на своë отражение, мерзкомерзкомерзко.       А утром снова играет в Шута, катается по траве с Луффи и Чоппером, почти искреннее смеясь. Санджи смотрит с высоты кухонной двери и у Усоппа сердце снова вкручивается в прутья грудной клетки, исчерчивая себя новыми длинными ранами.       Склониться и поцеловать руку Королю, ловя глазами его величественный взгляд. И замереть в этой позе навечно, преклонив колени, и если Король захочет послушать очередную историю, Шут расскажет сотню весëлых и не очень.       А вечером Усопп сжигает рисунки вместе с полудохлыми синими бабочками. С рисунков улыбается Санджи, даже когда его целует, сминая, огонь - улыбается ярко, но криво, до настоящего Санджи ему далеко. И руки, и губы, и глаза: всë криво-нелепое, до боли родное, но слабо похожее на оригинал. Не передать то, что внутри, не передать его изящество и львино-королевскую походку на мягких подушечках. Там прячутся когти, острее любого кинжала, острее катан Зоро, острее лески, обнимающей сердце Усоппа - Санджи выпускает когти, хватает ими лëгкие снайпера, выцарапывает все органы, оставляя после себя кровоточащую пустоту с опаленными краями.       Усопп плачет над исписанными листами бумаги и чернила плывут, окончательно уродуя очередной портрет. Шутам не дано быть вместе с Королями, лишь остаëтся дальше притворяться, заталкивая ненависть и любовь в клетку.       Но увлекшись игрой в нелюбовь, Шут не замечает, что Король играет ту же роль, собирая в гербарии свои жëлтые мëртвые цветы для мëртвых синих бабочек.