— I hate everything about you. Why? Do I love you?
<<<<<>>>>>
— В последнее время, ты себе многое позволяешь, Чуя, тебе, наверное, следует вспомнить, что значит злить меня, — в ненавистном для парня голосе слышится непривычная сталь для собеседника, холод и сильное раздражение. Чуя поднимает свои пустые глаза, одновременно выплёвывая кровь изо рта на пол. Лёгкие жгут, рёбра болят, руки трясутся. Хорошенько он его ногой приложил. Давненько до такого не доходило. У Чуи снова выпал шанс сбежать, покинуть это злополучное место навсегда, и больше никогда не видеть причину его ночных кошмаров, но он облажался. Он с самого начала знал, что это только очередная издёвка со стороны его мучителя. Проверка на отчаянние. Очередная фальшивая надежда на свободу. И всё равно он повёлся. Поверил в свою удачу. Наивность ударила в голову. Поверил в чудо, сказки. С самого начала, всё было запланировано по самый настоящий день. Только Дазай мог менять, переставлять и покончить со всем этим, как кукловод в кукольном театре, где Чуя как раз и являлся той самой куклой. Сломанной куклой. — Тебе не кажется, Чуя, что я начал тебя жалеть с недавних пор? — задумчиво произнёс Осаму, — кстати, в первые дни ты был более податливым и рвался мне язвить в ответ, что такое? Чуя смотрел в пол. Ему нечего было говорить. Каждое его слово равнялось новой порции насилия со стороны шатена. Как физической так и моральной. Исход как оставался, так и остаётся один. Кто-то из них проиграет, и этот кто-то — будет именно Накахара. Он сломался. Он больше не видит смысла в жизни, даже если и сможет выбраться отсюда. Он не сможет залечить все те раны, которые получил за это время. Он не справится. Единственный человек, которому он смог довериться, открыться, и полюбить, предал его. Потоптался по нему как по подстилке, взял, и, пока что ещё не выбросил. Но выбросит скоро точно. — Чуя, ответь мне. — Что мне тебе отвечать? — голос на удивление даже не дрогнул. Осаму встал с дивана, подошёл ближе к стене, где был прикован рыжий. — Скажи мне, что мы будем делать с твоим плохим поведением? — Убей меня. Осаму усмехнулся. Конечно он выиграл. С самого начала, исход был таковым. И оба это знали. — Конечно, только мы умрём вдвоём, сладость моя, — он пропел это довольным голосом, попутно расстегивая пуговицы на своей рубашке. Чуя знал, что сейчас будет. Ему было плевать. Всё равно это последний раз. Если Осаму, конечно, не блефовал. — Не хочешь ли ты закончить тем же, чем мы начинали? В ответ тишина. Чуя не хочет этого. Но его мнение важно настолько сильно, как бантики на женских трусах. Дазай скинул с себя рубашку, оставаясь в бинтах, подходя к Чуе всё ближе и ближе. Он заглянул вглубь когда-то ярко-голубых глаз, в которых погасли все искры, все мечты на счастливую жизнь, надежды, оставляя след только отчаянию и равнодушию. — Удивительно. Я смог сделать это. Чуя хмыкнул, продолжая смотреть в темно-карие глаза. Когда-то такие любимые и желанные темно-карие глаза. Он спускается ниже, разводя тощие ноги в стороны, после чего протягивает руки к своим брюкам. — Ох, Чуя, знал бы ты до какого состояния меня доводишь, проказник. Шептал Дазай вбиваясь в его податливое тело, не обращая никакого внимания на болезненные стоны, слезы, и крики с просьбой прекратить. Кровь скатывалась не только с очередно порванного ануса, а ещё изо рта, носа, головы. Всё его лицо было побито, измазано в собственной крови, которой он захлёбывался во время процесса. А главное из-за чего? За сраные попытки, чёрт, сопротивляться. Спасти свою гребанную жизнь. Никому не нужную жизнь. Он был лишь куском мяса, которым удовлетворяли свои желания. Изо дня в день, каждый час ему делали больно. Не столько физически, сколько морально. Его просто ломали. Добивали. А главное, почему? Почему он делал это? Дазай потягивается к кобуре с пистолетом, вытягивая его оттуда. Значит не блефовал. Это действительно последний день из жизни Накахары. И Чуя даже не знает, страшно ему или нет. Будто услышав мысли рыжего, Дазай спросил: — Не передумал? В ответ отрицательный кивок. А потом удовлетворенный хмык. Кареглазый обводит руками нежную кожу, вбирая и посасывая её языком, оставляет болезненные укусы, от которых кровь скатывается по всему телу, под душевные всхлипы внизу. Он тянет рыжие вихри и резко насаживает ртом на свой член, удовлетворённо хмыкая от того, как партнёр подавился им, и сейчас громко откашливается. — Какой же ты жалкий. Дазай снимает штаны, придвигаясь ближе. — Давай ты мне сделаешь приятно напоследок? Добровольно. Добровольно? В их отношениях такого понятия даже не существует. Чуе хочется спросить о том, знает ли Дазай значение этого слова, но член уже упирается в подбородок. Чуя открывает рот и насаживается медленно на член. Что-что, а это для него уже привычное дело. Мерзость. — Сосёшь как шлюха, — Дазай шлепает парня по заднице, слыша в ответ громкий всхлип. Чуя плачет, уже не зная какой раз за все это время. А сколько времени вообще прошло? — Будешь, сука, знать, как меня не слушаться, — практически вдалбливаясь в рот, шипит шатен, до боли натягивая волосы. Всё что может делать Чуя, это только принимать член в себя, вместе с унижениями под ехидные смешки. Осаму наслаждался процессом. Ему нравилось смотреть на то, как когда-то дорогой друг страдает. Осаму болен, да, это так и есть. Чуя попался ему не в лучшее время жизни. — Сделай приятно, по особенному. И Чуя делает. Старается. Как никак, это его последний раз. Слезинки скатываются по худым щекам, отчего парень закрывает глаза. — Ну-ну.. не плачь, — шепчет Осаму, стирая слёзы с глаз. И когда это у него нежность проснулась? — Ты, блять, только рыдать и умеешь, сука такая. Кричит Осаму швыряя рыжего в стенку головой. Рёбра сломаны, руки тоже, ноги.. он не знает, он ничего не чувствует. — Вставай, тварь, давай, милый мой, любимый, — истерично кричит темноволосый. Накахару резко дёргают за волосы, отчего он вскрикивает. Осаму удивлено смотрит на клок рыжих волос у себя в руке, а потом перемещает взгляд на трясущегося парня. — Уже лысеешь, как жаль, — равнодушно проговаривает он, разворачивая парня к себе спиной. В тот день, Чуя потерял сознание сразу после первого толчка. Дазай кончает в рот, даже не заставляя глотать, Чуя сам инстинктивно это делает. — Хах, — грустно улыбается шатен, — как-то печально от осознания ближайшей смерти. Голубоглазый равнодушно смотрит на него, наблюдая за тем, как Дазай направляет дуло пистолета ему в висок. — Как я и говорил, ты умрёшь от моих рук, а я аналогично не от твоих, как в дешёвых романах, а от своих, ведь только… — Только я вправе распоряжаться тем, как мне умирать, — кричит Дазай швыряя нож в другую сторону, которым так отчаянно хотел убить его Чуя. Смешно. До истерики. Осаму смеётся, впивается в горло руками, сдавливая кадык. — Если не сдохнешь сегодня, будешь жалеть, ведь ты даже не представляешь, что я буду делать с тобой и с твоим жалким телом. В глазах горело безумство, оно поглощало рыжего, заставляя утопать в нём. Чуя болезненно выдавил улыбку, наблюдая за замешкавшимся выражением напротив. — Хуже уже точно не будет. — Если хочешь, можешь сказать последнии слова, там просьбы какие-то. — Осаму.. Дазай вздрогнул от упоминания своего имени, которое звучало с уст пару раз, но не по самой воли Накахары. Дазай попытался не подавать виду. Увы, Чуя уже и сам с лёгкостью может прочитать его. От этой мысли, рыжий криво усмехается. — Да? — Обними меня, пожалуйста. Это звучало так отчаянно. Кареглазый удивленно выгнул бровь, но все же подошёл к парню, заключая его в объятия. Чуя положил подбородок на его плечо, тихо всхлипывая. Всё-таки, умирать было очень страшно. Дазай не понимал, что происходит. После всего того, что он сделал, Чуя должен ненавидеть его до трясучки в пальцах, а он ещё и просит тактильность из стороны своего насильника. Они точно больные на голову. Оба. Точно психи. — Знаешь, я н-не хочу умирать, но.. — он вздохнул, — не уверен, что смогу простить и забыть всё то, что ты со мной сделал. Это больно, и.. Дазай внимательно слушал, обнимая его, но держа дуло всё так же возле виска. — Застрели меня сразу после того, как я договорю. Шатен кивает. — Я.. я люблю тебя, Дазай Осаму. Выстрел. Тело медленно расслабляется, и Дазай отпускает его из объятий. Ощущения странные. Кровь течет с головы парня, растекаясь по полу, и Дазай истерично улыбавшись, поднимает пистолет, направляя дуло себе в висок. А после нажимает на курок. Без всяких слов. Чуя уже не слышит его. И больше никогда не услышит. Выстрел.end