***
Они все же заключили этот договор, условившись, что вторая сторона может считать себя свободной от обязательств при доказанном нарушении со стороны первой. Поначалу все шло совсем не гладко — Сюэ Ян часто срывался и обижал даочжана резкими словами или тычками, на что неизменно получал светлую, добрую улыбку с осколками боли и заверения, что все можно поправить и жизнь скоро будет куда лучше. Даос теперь был все время рядом, выполнял любое поручение без пререканий и со все той же нежной улыбкой, в которой Сюэ Ян нутром чуял фальшь, а от того бесился только больше и сильнее задевал безобидного и терпеливого даоса. Спустя пару дней Сюэ Ян ради смеха и собственного удовлетворения заставил даочжана стирать белье в реке почти половину дня. Убийца думал, что это будет забавно, но покрасневшие и мелко дрожащие от долгой возни в ледяной воде руки Сяо Синчэня почему-то вызвали у него только жалость к даосу и ненависть к самому себе. Даочжан беспечно улыбался и говорил, что все пройдет, но Сюэ Ян смотрел на его ладони, не отрываясь, а потом сам сделал ему чай и грубо пихнул пиалу в руки, чтобы мужчина смог согреться. В иной раз, задумавшись над очередным усовершенствованием печати, Сюэ Ян, выдернутый из своих мыслей даочжаном, поинтересовавшимся, чего бы тот хотел на ужин, накричал на даоса и с силой оттолкнул, но Синэчнь только улыбнулся этой долбаной всепрощающей улыбкой, встал и с легким поклоном извинился, пообещав зайти позже. Той же ночью Сюэ Ян впервые поцеловал даочжана, нависнув над ним на одной руке, благо спали они теперь всегда вместе, на неудобной, но более просторной кровати босяка. Синчэнь отозвался, даже ответно скользнул рукой по его шее, но Сюэ Ян всем своим жалким существом чуял, что что-то не так. Они не зашли дальше поцелуев в губы, поэтому на следующую ночь Чэнмэй попробовал целовать тонкую белую шею, оставляя на ней алые следы и болезненные укусы. Даочжан разрешил, покорно стянул ханьфу до пояса и только тихо-тихо вздыхал, когда младший, увлекшись, делал слишком больно. Синие и красные следы принадлежности на бледной коже дачожана приводили Сюэ Яна в восторг, он обожал кусаться и делал это много и часто, и Синчэнь всегда ему позволял, покорно снимая одежду или откидывая шею, но что-то глубоко в сердце легко, но неприятно екало при виде крови даочжана. — Оставь на мне следы, — приказал Сюэ Ян спустя пять ночей таких недостаточных и одновременно чрезмерных ласк, с последующими побегами в соседнюю комнату, дабы скинуть напряжение. Синчэнь робко сжал его плечи своими руками, потянулся к ключице и оставил небольшой легкий укус, который тут же зачем-то нежно поцеловал. — Хочу тебя. Сегодня, — не выдержав этой покорности, Сюэ Ян решил дойти до конца, но Синчэнь стерпел и это, попросив только время, чтобы вымыться и привести себя в порядок. Когда босяк из Куйчжоу вернулся после водных процедур, его встретил Сяо Синчэнь в нижнем белом ханьфу, плавно расчесывающий свои длинные густые волосы. Пряди пушились и распадались на отдельные ручейки струящегося как вода черного шелка. Он был без повязки, но с закрытыми глазами, и Сюэ Яна на миг оглушила мысль о том, насколько привлекателен и желанен его даочжан. — Что мне сделать? — спокойно уточнил Синчэнь, откладывая гребень. — Приласкай меня ртом, — бросил Сюэ Ян, подходя к низкой кровати. Синчэнь чуть-чуть поморщился, но послушно нащупал завязки его нижних штанов, аккуратно развязывая узлы своими длинными и тонкими пальцами. — Я никогда этого не делал. Направляй меня. Его руки легли на бедра Сюэ Яна, он немного подышал на член убийцы, а затем, решившись, раскрыл рот и впустил внутрь головку. Меж раскрытых розовых губ Синчэня оказалось ужасно горячо, влажно и приятно, и Сюэ Ян почти сразу же схватился за его волосы, вставляя глубже и не давая отодвинуться. Настойчиво, жестко покачал бедрами, стремясь довести себя до края, но вдруг заметил, как по лицу даочжана течет кровь из обоих глаз. Молодой мужчина задыхался, но даже не думал не то что вырваться, а хотя бы предупреждающе сжать руки, все еще спокойно лежащие на бедрах Сюэ Яна. С силой оттолкнув от себя старшего, парень со смесью отвращения и ужаса наблюдал, как светлый даос кашляет, механически стирая «слезы» и лишь сильнее размазывая кровь по лицу. Возбуждение пропало моментально, и едва Синчэнь прокашлялся, Сюэ Ян схватил его за волосы и поволок к бадье. Толкнул так сильно, что даочжан запнулся и наверняка очень больно напоролся грудью на край. — Приведи себя в порядок, — рявкнул Сюэ Ян, на ходу натягивая первые попавшиеся тряпки и вываливаясь в зимнюю ночь. Его не было три дня. Босяк и убийца просто ходил по лесу, рубил Цзянцзаем ни в чем не повинные деревья, сжимал зубы до скрипа и не мог дать точного определения жгучему, болезненному чувству в груди при одном воспоминании о покорности и кровавых слезах на лице даоса. Вернувшись в город, Сюэ Ян первым делом пошел на рынок, чтобы раздобыть еды, и неожиданно увидел светлую фигуру Синчэня, который метался от одного прохожего к другому, что-то выспрашивая. Люди в основном даже не останавливались, чтобы поговорить, хотя Синчэнь уже не раз и не два спасал их неблагодарные задницы на ночных охотах. В душе убийцы взметнулась самая настоящая ярость. «Демоны, да он себя чудовищу в моем лице отдал, позволил так над собой издеваться, только чтобы этих скотов защитить!», — мелькнула мысль в голове парня, когда он бросился в толпу, распихивая крестьян и не щадя локтей. Какой-то дюжий мужик грубо схватил даоса за руку, выламывая ее назад, но Синчэнь даже не попытался вырваться, поднимая к мучителю лицо и тихо о чем-то спрашивая. По его щекам опять бежала кровь, и медлить Сюэ Ян не стал, на ходу подлетая к замершей посреди образовавшегося живого круга паре и перехватывая уже занесенную для удара руку. — Если ты его хоть пальцем тронешь, клянусь, я отрублю тебе руки по локоть. Мужик испуганно отшатнулся, Синчэнь безвольно упал на колени, почти тут же запрокидывая голову вверх. На лице даоса была написана такая надежда, что Сюэ Ян почувствовал себя настоящей тварью. — А-Ян, А-Ян, ты вернулся! — Свали, — рявкнул убийца на мужика, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не вспороть ему брюхо. Наклонился, поднимая даочжана, но молодой мужчина упал обратно, неловко подогнув ногу, и Сюэ Ян с тяжелым вздохом подхватил его на руки. Синчэнь не мешал, только прижался ближе, руку через плечи перекинул, голову к шее склонил. — Молчи. Дома поговорим, — тихо шепнул А-Ян, когда Синчэнь открыл рот, чтобы что-то сказать. — И перестань реветь. — Прости, не буду. — Синчэнь затих, только сильнее сжал ладонь на его спине, собирая черно-зеленую ткань в горсть. — Когда ты ел? — Даочжан был легким и тонким, воин не должен быть таким худым. — Я не помню. Мне не хотелось. — Дома еда есть? — Да, я сварил для А-Цин суп. — Дурак. Едва он занес его в дом, даочжан тут же вырвался и убежал на кухню, греть ему еду, но Сюэ Ян бесцеремонно отобрал всю утварь, отправив старшего умываться и менять повязку. Приказав ему поесть, Сюэ Ян немного расслабился, наблюдая за тем, как даос чуть ли не через силу поглощает вчерашний суп, но тут же насторожился, когда Синчэнь подошел ближе и опустился перед ним на колени. — Что я сделал не так? — Ничего, отстань, — отмахнулся Сюэ Ян, не желая сейчас поднимать столь тонкую и опасную тему, но даос, на время отступив, так и не успокоился. Ночью он просто стянул с себя нижнее ханьфу, «забыв» надеть штаны и оставшись перед Сюэ Яном абсолютно обнаженным. Сам начал ласкать его, несмело и мягко изучая тело убийцы раскрытыми ладонями и губами. Следы зубов и губ убийцы еще не сошли с его кожи, став жёлто-фиолетовыми, и эти метки, которые, в общем-то, должны были разжигать страсть в Сюэ Яне, ее только притупили. Нажав пальцем на след от укуса на плече, парень услышал тихий вздох и тут же отдернул руку, как от огня. Синчэнь жадно его целовал, даже залез к нему на колени, но радости Сюэ Ян почему-то не чувствовал. Наоборот, ему все больше хотелось схватить даочжана в охапку и то ли отшлепать, то ли закутать в теплое ханьфу. — Еще раз такое сделаешь, и получишь по лицу, — угрожающе прошептал он, когда Синчэнь, приподнявшись, дразняще прошелся ягодицами по его напряженному члену. Даос закусил губу, поднял к нему лицо и повторил, прижимаясь еще сильнее. Пощечина обожгла ладонь, Синчэнь же лишь повернул голову по ходу удара да стер с лица ручеек крови из разбитой губы — все же Сюэ Ян попросту не умел бить слабо. — Тебе хорошо? — зачем-то спросил он, и этот невинный, но неожиданный вопрос, все та же милая и чуть услужливая улыбка, кровь, вновь натекшая из его губы, задели какую-то нежную и ранимую часть души жестокого убийцы и сумасшедшего. Сюэ Ян спихнул его на пол, и Синчэнь ударился копчиком, сильно ойкнув. — Не прикасайся ко мне, — бросил парень холодно, не умея иначе объяснить, что не желает причинять боль. Ночевал Сюэ Ян в одном из гробов, свернувшись клубком и потирая озябшие плечи и ладони. А через два дня полного воздержания и побега от любых прикосновений Сюэ Ян своими глазами увидел, как светлый даос заходит в весенний дом города И, в котором работали и жили две престарелые проститутки и парень лет двадцати с пустыми глазами и кривой рукой. Первым побуждением Сюэ Яна было зайти следом и вытащить Синчэня оттуда за волосы, но Сюэ Ян удержался. Даочжан вышел примерно через пять палочек благовоний, заставив босяка передумать все, что только было можно. Ночью он пришел к даосу, злой, как древний демон, и грубо придвинул к себе простоволосого мужчину, рывком опуская его на колени. — Скажи, Синчэнь, тебе не нравится, что я тебя не трахаю, и ты решил еще на чем-то члене поскакать? Или тебе девочку захотелось? Ты принадлежишь мне, даочжан Сяо, разве не так мы условились? — А-Ян, это не то, что ты… — Мне плевать на твои оправдания, шлюшка. Если так хочешь раздвинуть свои ноги — отлично, но не обессудь, если поведу себя с тобой так, как ты этого заслужил. Соси. Синчэнь послушно поймал его член губами, поднимая к нему лицо. На этот раз все было куда более правильно и умело — старший больше не царапал его, действуя аккуратнее и нежнее. — Вижу, тебе понравилось, когда тебя трахают в рот. — Сюэ Ян грубо притянул его к себе, загоняя так глубоко, что вершина ян уперлась в нежную глотку. Синчэнь закашлялся и попытался наконец отодвинуться, но Сюэ Ян не дал, наматывая на кулак его волосы и несдержанно вбиваясь. Даочжан издавал полузадушенные звуки, по его лицу потекла слюна, вперемешку с предсеменной жидкостью Сюэ Яна, из глаз вновь пошла кровь, но на этот раз убийца останавливаться не стал. — Надо же, моя шлюшка посмела удовлетворять себя кем-то другим. И хватило ведь наглости, а, даочжан? Синчэнь зажмурился, даже не пытаясь обхватить его губами, просто позволяя трахать свой рот. Толкнувшись особенно глубоко, Сюэ Ян кончил, и, наклонившись, прошипел ему в лицо: — Глотай. Синчэнь послушно проглотил и тут же закашлялся, сгибаясь на полу у его ног. — Если ты думаешь, что на этом мы закончили, то зря. Пошли. Подняв его за волосы, Сюэ Ян толкнул даочжана на кровать, развернул спиной к себе и тут же поставил в коленно-локтевую. Звонкий, сильный шлепок лег на ягодицу, оставив алый горящий след на бледной коже. — Мне нравится. Что скажешь, даочжан? Хочешь еще? Хотя кого я спрашиваю, ты же моя шлюшка. Буду бить, пока не надоест. И новый удар лег прямо поверх старого, заставив Синчэня вздрогнуть и чуть слышно простонать. Ярость кипела в Сюэ Яне, не находя выхода. Видя, что Синчэнь пытается что-то ему сказать, он грубо намотал его волосы на кулак, закидывая голову, приказал заткнуться и продолжил наносить сильные, обжигающие и руку, и ягодицы размеренные удары, даже не пытаясь их считать. Заметив, что член вновь начал твердеть, Сюэ Ян быстро облил его маслом и попытался толкнуться внутрь, но ему было очень тяжело и неудобно, будто даочжан был девственником и не скакал пару часов назад на чьем-то члене. — Тебя что, неуч какой драл? Почему ты такой тугой? — Я ни с кем не спал, А-Ян, позволь объяснить. — Сюэ Ян оттолкнул Синчэня, и мужчина тут же развернулся, инстинктивно поворачиваясь к нему лицом. — Я ни с кем не спал. Никогда. А в весенний дом пришел потому что… я же неопытный и не умею правильно ублажать тебя в постели. Вот я и заплатил знающему человеку за пару советов. Даочжан хрипел и сипел после грубого вторжения в горло, а Сюэ Ян чувствовал, как с каждым сказанным даосом словом дыра в его груди становится больше. — Клянусь, А-Ян, я никогда ни с кем не был. Только с тобой. Убийца посмотрел на Синчэня так, словно в первый раз его видел, подмечая и свежие красные дорожки на лице, и алую, как цветы мака, кожу ягодиц и бедер, и истерзанные губы, и синяки, засосы и укусы, щедро рассыпанные по всему телу. — А-Ян?.. А-Ян, не молчи. — Тебе очень больно? — помимо воли вырвалось у Сюэ Яна, он полностью замер у кровати, боясь приблизиться и коснуться. — Чуть-чуть. Но это скоро пройдет. Только дай мне немного времени, я себя растяну, и тебе будет легче и приятнее входить. — Тонкие пальцы потянулись к бутыльку с маслом, а в голове босяка издевательским эхом зазвучала фраза «дай себя растяну, и тебе будет легче и приятнее…». Он ни слова не сказал о своих желаниях или удовольствии, только об удовлетворении Сюэ Яна. Его светлый даос позволил трахнуть себя в рот, кончить туда же, отшлепать так сильно, что он вряд ли завтра сможет сесть, и сейчас хотел растянуть себя, чтобы ему, Сюэ Яну, было с ним приятнее. — Повернись спиной. Встань, как стоял. Синчэнь с тяжелым вздохом вернулся в прежнюю позу, отложив масло. Сюэ Ян подошел ближе, а затем встал на колени перед ложем, поймал ягодицы даочжана в свои ладони и принялся легко целовать и дуть на раздраженную кожу. Ласково погладил, успокаивая боль. Сходил к столу и вернулся с влажной тряпицей, которую тут же приладил на чуть опухшие половинки. Синчэнь хныкнул, выгибаясь, и Сюэ Ян, наклонившись, поцеловал трогательную ямочку на его пояснице. Прошелся мягкими касаниями губ по каждому синяку и укусу, зализал ранку на плече. Ушел к столу и вернулся с теплым чаем, щедро разбавленным медом, заставив даочжана встать и потихоньку выпить весь напиток. — Прости меня, — выдавил парень хрипло, уже привычно смывая кровь с красивого лица. Синчэнь дернулся, едва не вырвав подбородок из плена пальцев, несмело поднял руку, касаясь его щеки, и тут же отдернул ладонь, боясь поверить, что жестокий и грубый босяк из Куйчжоу плачет. — А-Ян, не надо, ты чего? Мне почти не больно, правда. — Прости меня, — повторил Сюэ Ян и, подчиняясь какому-то очень древнему инстинкту, сидящему внутри, подхватил даочжана на руки и сел вместе с ним на кровать, располагая даоса на своих коленях. Ткнулся носом ему в шею, нашел и там россыпь следов и обессиленно прикрыл глаза. Нежный, трепетный, бесконечно красивый даочжан был весь покрыт следами его жестокости и ревности, что причиняло Сюэ Яну почти физическую боль. — А-Ян, ну чего ты, милый? — Синчэнь нежно поцеловал его в лоб, потом в нос и наконец коснулся губ, не претендуя на глубокий поцелуй. — Я рад, что ты понял мою боль. И как бы странно это ни звучало, я рад, что ты ревнуешь меня, пусть даже и как свою вещь. — Ты не вещь. Ты мой… маленький. Слово пришло из самых дальних и темных глубин памяти босяка — так, кажется, отец ласково звал его мать. И, несмотря на то, что Синчэнь был выше, старше и в принципе сильнее, даос так и остался для Сюэ Яна маленьким, доверчивым, наивным и нежным существом, которое всякий норовит обидеть и пнуть. — А-Ян. — Синчэнь прижался крепче, пряча улыбку в изгибе его плеча. Сюэ Ян легко поднял его на руки и перелег, укладываясь по всей длине кровати. — Спи, даочжан. Это был трудный день. — Не уходи больше, пожалуйста. — Не уйду, — Сюэ Ян лег на спину, позволив Синчэню заползти к нему на плечо. Поймав ладошку даочжана, потянул к губам, целуя пальцы и еще раз извиняясь за всю боль, что так неосторожно причинил.***
Следующая неделя прошла в испытаниях новых талисманов, теплых посиделках у костра и совместных ночевках. Босяк из Куйчжоу не позволял себе касаться даоса как любовника, только мягко обнимал перед сном да изредка гладил по голове. Слепышка не могла не заметить, как изменились их отношения, но едва она попыталась подколоть Сюэ Яна, вступился Синчэнь, что-то тихо и мягко ей сказав. Девочка посмотрела на него с крайним удивлением, но пожала плечами и отстала, переключившись на городских мальчишек, что частенько ее донимали. Сюэ Ян взял даоса на ночную охоту, которая, впрочем, оказалась совсем легкой — если честно, убийца справился бы и один, но держать даочжана дома, не давая ему показать свою полезность людям, было бы слишком жестоко. Ночевать пришлось в лесу, они только отошли чуть дальше от озера, в котором еще утром обитали водяные гули. Синчэнь расстелил свою накидку, предлагая спать на ней. Сюэ Ян усмехнулся, подкинул веток в костер и с легкостью подвинул даочжана на ближний к пламени край, располагаясь за его спиной. Мужчина попытался возмутиться, но его быстро заткнули неглубоким поцелуем, и он поддался, только поворочался немного, сильнее закутывая спину напарника. — А-Ян? Я что-то делаю не так? — Тихий, неуверенный голос Сяо Синчэня с трудом пробился сквозь сухой треск горящих сучьев и шелест веток над головой, когда они наконец улеглись и полностью приготовились ко сну. — С чего ты взял? — Сюэ Ян улегся на бок и притянул легкое тело к себе, располагая голову даоса на своей вытянутой руке. — Ты больше не касаешься меня как мужчины. Я тебе неприятен? Как я могу это исправить? — Никак. Спи. — Сюэ Ян разозлился, но больше на себя, чем на него. Он действительно не прикасался к даосу в этом смысле, но не потому, что Синчэнь сделал что-то не так — а потому что сам боялся ему навредить. — Это из-за того, что я плакал? Прости, я больше не буду. — Перестань об этом говорить. — Но почему? Ты же молодой мужчина, тебе нужно удовлетворять свои желания. К тому же я знаю, что ты меня хочешь, я чувствую твою энергию ян. –Сяо Синэчнь очаровательно покраснел, говоря вслух о таких будоражащих и непривычных для него вещах. — Тебе мало было? Ты опять хочешь еще три дня хрипеть и кашлять? Тебе что, снова сидится без боли? — Сюэ Ян скинул его со своей руки и резко сел, с яростью глядя на открытое, встревоженное лицо даоса. — Но ведь… — Я не умею по-другому. Тебе точно будет больно, ты этого хочешь? Опять пожертвуешь собой, только чтобы всем вокруг было хорошо и удобно? — На парня накатила острая, резкая злость, зажигая под веками ржавые вспышки. — Но я… — Молчи, Сяо Синчэнь. Просто молчи и спи. И не лезь ко мне больше со своими нелепыми предположениями. Я прогуляюсь, вернусь поздно. Сюэ Ян встал и ушел в ночь, быстро скрываясь за деревьями. Остановившись у одного из вековых стволов вдалеке от их маленького лагеря, парень несколько раз крепко ударил по дереву, снимая напряжение самым привычным для себя способом — через боль. Устало прислонился лбом к шершавой, пахнущей смолой и сыростью древесине, не обращая внимания на кровь, стекающую из рассаженных костяшек. Синчэнь своим «разговором по душам» задел очень тонкие и опасные струны — Сюэ Ян вновь почувствовал себя жестоким монстром, не умеющим проявлять любовь и симпатию, как все обыкновенные люди. Он так часто причинял боль, так часто сам страдал от поступков других, что попросту разучился быть ласковым. А с даочжаном, который при всем своем благолепии и строгом воспитании решился пойти в весенний дом, только чтобы разузнать получше, как правильно ублажать босяка, хотелось творить только сладкие, приятные и совершенно безболезненные вещи, хотя бы просто из благодарности. Когда он вернулся к костру, даос уже спал. Сюэ Ян, несмотря на то, что изрядно продрог, пока гулял, не спешил залезать под теплый плащ, только улегся на самый край подстилки, скромно и невинно зажимая меж пальцами длинную, гладкую прядь чужих волос. Они молча вернулись в город утром, угостили А-Цин леденцом, который им выдали в придачу к денежной награде, едва Синчэнь обмолвился, что живет с ребенком. Сюэ Ян пошел на кухню готовить суп из остатков продуктов, но медитацию над едой нарушили теплые руки в белых рукавах, обнявшие его сзади. К спине прижалась неширокая, но рельефная даже сквозь три слоя одежды грудь, на левом плече удобно разместился подбородок даоса. — Можно я так постою, хотя бы чуть-чуть? — Замерз? — Сюэ Ян привычно потянулся к верхнему ханьфу, чтобы снять его и завернуть даочжана в лишний слой ткани, но его руку мягко перехватили длинные пальцы, останавливая на полпути. — Нет. Просто хочу так постоять, можно? Сюэ Ян честно не понял, в чем смысл этого действия, но уступил, возвращаясь к готовке. Синчэнь и правда ничуть не мешал, только стоял сзади, обнимал, совсем невесомо и мягко, да тихонько дышал в ворот его ханьфу. Разлив готовый суп по чашкам, Сюэ Ян грубо позвал А-Цин, и развернулся, намереваясь выбраться из теплых объятий. Синчэнь выглядел чуть расстроенным тем, что все так быстро закончилось, и младший не удержался — щелкнул старшего по носу и тут же потер это место, снимая боль. Синчэнь почему-то счастливо улыбнулся и прижался губами к его ладони, заставив щеки Сюэ Яна вспыхнуть от незнакомого, трепетного чувства. На ночь они вновь устроились вместе, на кровати Чэнмэя, и Синчэнь всю ночь жался к нему, будто в поисках тепла, на что Сюэ Ян охотно обнимал свернувшегося в клубок даоса и сам кутал его в плащ, не обращая внимания на собственную дрожь от холода.***
Постепенно их отношения стали по-настоящему выравниваться. Синчэнь исподволь, аккуратно и почти незаметно учил А-Цин манерам, а Сюэ Яна — нежности. Даос умудрялся невероятно вкусно готовить, плел корзинки на продажу и шинковал травы для местной травницы чуть ли не мешками, принося домой лекарские сборы, вкусные чаи и изредка сладости. Сам босяк тоже старался быть полезным — полностью починил крышу, сходил на настоящую ночную охоту и почти все время придумывал заклинания и талисманы, способные облегчить их сложную жизнь. Даочжан знал про его увлечение темным путем, но молчал, не помогая, но и не препятствуя, за что А-Ян был ему искренне благодарен. Засыпать, держа в руках болезненно-худую талию даоса, стало для молодого темного заклинателя насущной необходимостью. Синчэнь позволял себя обнимать, сладко целовать и мог приласкать вершину ян босяка рукой, но все попытки углубить их отношения строго пресекались Сюэ Яном, который уж очень сильно не хотел вредить светлому заклинателю. — А-Ян, а можно я тебя заплету? Невинный вопрос мужчины выбил сонного Сюэ Яна из колеи, но, подумав, что ничего плохо не случится, он уступил и сел спиной к Синчэню, предварительно вручив ему грубый гребень без украшений. Теплые пальцы зарылись в массу волос на его макушке, мягко перебирая и успокаивая. Синчэнь удобнее перехватил гребень и начал очень аккуратно расчесывать, разделяя пряди и начиная с самых концов. Прикосновения даоса передавали нежность, которая мгновенно переплавлялась в строй мурашек, пробегающих от корней волос босяка вниз по позвоночнику. Даочжан Сяо не спешил, наслаждаясь каждым движением. Заплел несколько косичек, соорудил необычную, но интересную прическу, закрепил украшением и наклонился, ласково целуя макушку убийцы. — Готово. Посмотри, я нигде не напутал? Из отражения в тазу на Сюэ Яна смотрел очень привлекательный двадцатилетний парень, с немного хищными чертами лица. Новая прическа делала его невиннее и мягче, и он невольно залюбовался собой. — Что-то не так? Тебе не нравится? — забеспокоился с ложа Синчэнь, встревоженно поворачивая голову туда-сюда в поисках Сюэ Яна. Парень бесшумно подошел к нему, опустился на колено и поймал ладони, протянувшиеся навстречу. Поднес к губам, осторожно целуя изящные пальцы. -У тебя золотые руки, даочжан. Мне все нравится. Синчэнь покраснел и смущенно отвернул лицо, и Сюэ Ян не сумел себя сдержать — прихватив даоса под щеки, поцеловал тонкие, чуть обветренные губы. Господин Сяо тихо выдохнул в поцелуй и оплел его шею руками, потянув на себя. Сюэ Ян и сам не заметил, как опустил даочжана на одеяло и навис сверху, опираясь на одну руку и лаская бок мужчины сквозь два слоя одежды другой. Синчэнь ласкался в ответ, целуя с не меньшим энтузиазмом и отдачей. Сам скользнул носом по щеке Сюэ Яна, погладил его по лопаткам, пролез за пояс одежды ладонью, притираясь еще ближе. — Не бойся сделать больно, А-Ян. Я не молодая изнеженная госпожа, ты мне не навредишь, — сквозь поцелуи шептал мужчина, не давая отстраниться. Но босяк из Куйчжоу изо всех сил сдерживал себя и свои собственнические порывы, стараясь касаться даочжана только нежно и осторожно, будто тот сделан из тончайшего фарфора. Бедро Синчэня смело легло на пояс Сюэ Яна, и парень сглотнул, накрывая его колено своей ладонью. Даос выглядел очень расслабленным и довольным, сам прижимался и обнимал, охотно отвечая на поцелуи и касания. — Ты правда этого хочешь? Не из-за уговора, не чтобы я не насиловал кого-то другого, а потому что я это я? — все же решился темный заклинатель задать волнующий его вопрос, со страхом, отчаяньем и легким проблеском надежды глядя на лицо даоса. Синчэнь уже открыл рот, чтобы ответить, но в комнату без стука завалилась А-Цин, тут же настороженно замирая, и попятилась, выдавая свою «слепоту» с головой. — Вы… вы что тут делаете? Даочжан… — Так и знал, что ты не слепая, — переключился на девушку Синчэнь, спихивая Сюэ Яна на ложе. — С тобой мы позже поговорим, я обещаю. — Он легонько провел кончиками пальцев по щеке парня, заправляя непослушную прядь за острое ухо. — Большой слепой и маленькая слепая должны держаться вместе, да? — передразнил он, нелепо и смешно подражая тонкому девичьему голоску. — Нехорошо обманывать людей, А-Цин. Мужчина поднялся и, прихватив девчонку за локоть, как ни в чем не бывало вышел из комнаты, на ходу читая длинные нотации расстроенной «слепой».***
Они не пересекались до самого вечера, и Сюэ Ян, чтобы не думать о том, что он так и не сказал, с головой ушел в работу и расчеты, очнувшись лишь тогда, когда рядом с правым локтем появилась большая дымящаяся миска с рисом. — Поешь. Голодный ведь. — Не раздумывая ни мгновения, Сюэ Ян поймал тонкое запястье и с силой потянул, располагая Сяо Синчэня на своих коленях. — Покорми меня. Даос послушно взял миску в руки, обернув ладони рукавом, чтобы не обжечься, и принялся кормить его, осторожно поднося палочки точно ко рту, будто и правда мог видеть. — Да или нет, Сяо Синчэнь? — тихо спросил босяк, едва сытный ужин подошел к концу. — Да. — Синчэнь рывком приблизился к губам и поцеловал, сразу же проталкивая язык в рот парня. — Подумай хорошо, я больше не позволю никому другому к тебе прикоснуться, — продолжил спрашивать младший, намертво сжимая свои ладони на хрупкой талии даоса. — Да. — Ты станешь только моим, навсегда, до самого конца нашей жизни, и все равно да? — Да. — Ты сам так решил, — Сюэ Ян подхватил мужчину на руки и отнес на кровать. Бережно опустил, сразу же принимаясь стягивать лишнюю ткань с плеч. Синчэнь не отставал, на ощупь находя все завязки и тесемки его одежды. — Где мелкая? — почти прорычал Ченмэй, разрывая на даосе пояс, чтобы поскорее добраться до нежной и теплой кожи. — Ушла к травнице, вернется утром, — Синчэнь задыхался и выгибался, елозя волосами и повязкой по кровати. Сюэ Ян подложил ему под затылок руку, наслаждаясь приятной тяжестью, лег сбоку от мужчины и стал более вдумчиво целовать и гладить, сдерживая себя. Синчэнь отзывался даже на легчайшую ласку, жадно тянулся за прикосновениями и спокойно позволил языку Сюэ Яна трахать его рот, послушно и жарко отвечая на вызов парня. Они оба достаточно быстро разделись, стаскивая с себя и друг с друга совершенно не нужные сейчас слои одежды. Сюэ Ян замер на вытянутых руках, любуясь прекрасным мужчиной, чудом оказавшимся в его вечно одинокой и холодной постели. Сяо Синчэнь казался небожителем с тонкой, фарфоровой белоснежной кожей, широкими плечами и поразительно узкой талией, с подтянутыми бедрами и длинными ровными ногами. Сюэ Ян на несколько мгновений забыл, как дышать, рассматривая стройный ряд чересчур сильно выступающих ребер, совершенно плоский живот и аккуратный, как и сам Синчэнь, не особо крупный корень ян, полностью готовый к любовной схватке. — А-Ян? Тебе не нравится? Что-то не так? — видимо, Синчэня смутил его горячий взгляд и бездействие, а потому он заломил брови и попытался прикрыться руками, стыдливо пряча грудь и низ живота. — Ты красивый, как цветок, никогда такого не видел. — Сюэ Ян наконец отмер и припал поцелуями к тонкой шее, собирая языком неповторимый солоноватый привкус даочжановой кожи. Левое ухо парня опалил вздох даоса, когда босяк осторожно втянул в рот кожу вдоль бьющейся венки. Руки Синчэня взметнулись вверх, но не оттолкнули, а наоборот, притянули ближе и теснее. Он развел ноги, позволяя А-Яну разместиться удобнее, и у младшего свернулся в животе огненный комок от того безграничного доверия, что к нему проявлял этот беспечный и кроткий мужчина. — У нас же есть масло, даочжан? — Конечно. Госпожа Цинь дала, в корзинке у стола лежит. Босяк поцеловал дернувшийся от неожиданности кадык, длинно лизнул вдоль плеча и встал, быстро вернувшись с небольшим флаконом. — Ты ведь остановишь меня, если тебе будет больно? — нерешительно спросил он, зачарованно глядя на Сяо Синчэня, привольно и расслабленно раскинувшегося на их одежде и одеялах, сбитых тугим комом. — Конечно, А-Ян. Не бойся, иди сюда. Синчэнь выглядел мягким и желанным, и Сюэ Ян не смог устоять. Растягивать его было боязно, но даос, казалось, совсем не испытывал никаких неприятных ощущений — покорно впустил в себя сначала один, затем два, а потом и все три пальца, сам насаживался на них, поймав ритм босяка, и нежно постанывал, когда подушечки пальцев парня ударялись о небольшой бугорок внутри. — Милый, я хочу больше, — Синчэнь поймал слегка увлекшегося А-Яна под скулы, рассыпая по юному лицу дюжину нежных, щекотных поцелуев, похожих на касание травинки или солнечного луча. Сюэ Ян плавился от нежности, ласки и принятия, в которые светлый даос старательно его укутывал, будто в большое и теплое зимнее одеяло. — Ты точно готов? — хрипло уточнил он, наклоняясь и целуя коленку Синчэня, от чего на лице последнего вспыхнул яркий, как цветы мака, румянец. Вместо ответа господин Сяо просто шире развел колени, приподнимая их и открывая себя полностью. Босяк гулко сглотнул, дотянулся до флакона и едва не пролил на постель половину — до того сильно у него дрожали руки. — Милый? Все хорошо? — Синчэнь, как всегда, чувствовал настроение А-Яна лучше самого А-Яна, и тут же забеспокоился, привставая на локтях. — Ты красивый. Такой красивый, что тронуть страшно, — признался Сюэ Ян, и та трепетная, солнечная улыбка, что появилась на губах даочжана после его слов, стоила всех тех усилий, которые босяк за это время потратил, обуздывая свою дикую и непокорную натуру. — Ты тоже очень красивый. Ты и подростком был весьма хорош собой, а теперь наверняка стал неудержимо красивым молодым мужчиной, — Синчэнь вновь улыбнулся, но на этот раз в уголках его покрасневших от жадных поцелуев губ таилась грусть. Сюэ Яна будто молнией прошило — он мгновенно закупорил обратно флакон и откинул его в сторону, укладываясь на спину и заставляя даочжана себя оседлать. — Изучай. Я подожду, даочжан, изучай столько, сколько тебе нужно, — твердо сказал он в ответ на непонимание, отразившееся на привлекательном лице светлого заклинателя. Синчэнь же, осознав, чего от него хотят, серьезно кивнул и протянул правую руку к лицу Сюэ Яна, опираясь второй о кровать. Прикосновения тонких, но сильных пальцев были невесомыми и мягкими, Синчэнь осознанно нежил его, совмещая изучение с лаской, и босяка в очередной раз с головой затопило непривычным, будоражащим теплом, от которого поджимались пальцы на ногах и дрожали руки. Синчэнь неспешно изучал его, разгладил густые черные брови, потер лоб и виски, скользнул костяшкой пальца по носу, погладил скулы, очертил губы самым кончиком пальца, который босяк тут же игриво втянул внутрь и прикусил клычком, вызвав у любовника смущенный смешок. Ставшие родными и знакомыми до последнего шрамика руки бережно огладили шею и плечи, пальцы слегка потерли соски, дразнясь, вырвав у парня короткий сдавленный стон. Синчэнь тут же прекратил воздействие, но, прислушавшись к дыханию босяка, понял, что все в норме, и продолжил изучать, погладив ребра с россыпью старых шрамов, впалый живот, поперек которого тянулась длинная рваная рана, прошелся чуткими касаниями вдоль рук, переплетая между собой их пальцы. Медленно, очень осторожно снял перчатку, и под тихий полустон-полувсхлип Сюэ Яна расцеловал поврежденную руку, грея своим дыханием. Вернулся к губам, оставляя на них мягкие, домашние и совсем не страстные поцелуи — успокаивая, обещая принятие и поддержку, выбивая из груди все более громкие и отчаянные стоны. Кончики пушистых волос даочжана пощекотали парню грудь, когда Синчэнь, вдоволь наигравшись с его языком, отстранился от тонких губ и вернулся к изучению, на этот раз оставив легкий укус на ребрах, от чего Сюэ Яна буквально подкинуло на кровати. Он кожей почувствовал довольную усмешку девственного даоса, когда этот хитрец подышал на его член и сразу же перешел к бедрам, покусывая косточки и заставляя парня шипеть и сдавленно материться. — Ты на кота похож. Дикого, лесного. Так же шипишь, но если покормить, ласкаешься, — в голосе даочжана Сяо не было ничего кроме душевного тепла, и босяк из Куйчжоу немного расслабился, осознав, что его только дразнят, а не пытаются зацепить всерьез. — Так покорми, — отразил поддразнивание Сюэ Ян, придерживая гриву Синчэня, чтобы она не мешала молодому мужчине целовать шрам на его бедре. Даос ввинтился в переплетение грубых линий кончиком языка, с нажимом провел по всей длине неровного сероватого бугра, и Сюэ Ян с трудом смог разогнать хоровод из цветных пятен перед глазами. — Прости. У нас закончилась еда, я завернул остатки для А-Цин. Ты голодный? Хочешь, приготовлю? — Синчэнь выпрямился, на его лице легко читались тревога и сомнение, и Сюэ Ян не сдержал слегка раздраженного вздоха. — Горе мое, иди сюда. Если не умеешь флиртовать, то попроси того, кто умеет, тебя научить. — Темный заклинатель вновь перекатился по постели, подминая легкого и тонкого Синчэня под себя, и тут же ткнулся носом в сладко пахнущую межключичную ямку. От даоса пахло чем-то похожим на голубику, которая не раз выручала мыкающегося по лесам и городам босяка, и этот знакомый, вкусный запах осел на кончике его языка вместе с солью от пота, когда А-Ян стал жадно вылизывать ребра и живот своего даочжана. — А-Ян? Что ты имел в виду, когда?.. Ох! — Синчэнь дернулся от неожиданности, когда Сюэ Ян одним движением втянул в рот больше половины длины его яньского корня. Ладони даоса легли на затылок, но он не пытался надавить или настоять, лишь придерживал и поглаживал, путаясь пальцами в гнезде на голове у парня. Сюэ Ян не любил, но умел ласкать таким образом. Все его предыдущие партнеры были либо слишком старыми, либо грязными, либо попросту отвратными на вкус, но Синчэнь, даже после целого дня на ногах оставался всего лишь слегка горьким и соленым, и Сюэ Ян смирился, полностью отдаваясь ласкам и теряя голову от грудных жалобных стонов, которыми его награждал Синчэнь. Много времени даосу не понадобилось — он выгнул спину, упираясь в постель затылком, пятой точкой и пятками, и попытался оттолкнуть Сюэ Яна, но парень не поддался, лишь усиливая давление на член. В горло брызнуло горячим и соленым, но парень послушно проглотил и крайне мягко вытащил полутвердый яньский корень изо рта, помня про бешеную чувствительность после пика. — Ты невероятно пошлый, А-Ян! — Синчэнь вытянулся на кровати, обессилено раскинув руки, но почти мгновенно подхватился, ощупывая руками воздух перед парнем в поисках его тела. — Тебе не больно? Я не навредил? — Даочжан Сяо, я рос на улице и дрался с собаками и крысами за объедки, поверь, мне было вкусно, и ты никак мне не навредил. — Мне очень жаль, котенок. Иди ко мне, — мужчина сел и обнял его, окружив теплом и запахом голубики. Сюэ Ян вжался носом в костлявое плечо, в глубине души все еще боясь, что Синчэнь поймет, какую змею на груди пригрел, и прогонит его или вовсе убьет. Только хорошие мальчики заслуживают такую любовь — бескорыстную, щемяще-теплую и трепетную, а Сюэ Ян хорошим мальчиком отнюдь не был. Но в руках даоса было уютно и правильно, он мог прижаться губами к жилке на шее, ощутить на языке пульс слепого заклинателя и поцеловать его губы, приоткрытые и даже на вид сладкие, и это казалось лучшим подарком, настоящим чудом, которое Сюэ Чэнмэй был готов защищать ценой собственной жизни. — Ой, А-Ян. Ты же все еще твердый! Давай, я?.. — Даочжан, ты готов зайти дальше? Синчэнь сглотнул, повернул к нему голову и медленно кивнул, «глядя» точно на Сюэ Яна. — Я хочу дойти до конца. Ты мне поможешь? — Ложись. Чэнмэй боялся сделать больно, поэтому вошел сначала двумя, а потом тремя пальцами, и только убедившись, что даос достаточно растянут, смазал себя маслом, приставляя покрасневшую от прилива крови головку к припухшему входу. Синчэнь под ним замер, даже не дыша, и Сюэ Яна снова накрыла бесконечная, широкая волна нежности и чего-то трепетного и полузнакомого. Желая высвободить это всеобъемлющее чувство, парень наклонился и нежно поцеловал даочжана, одновременно с этим толкаясь и заполняя мужчину собой. Синчэнь как мог старался расслабиться, и, едва Сюэ Ян вошел до конца, схватился за его плечи, прося подождать, но босяк и сам не думал торопиться, послушно замерев на вытянутых руках. Старший двинулся сам, осторожно отстраняясь и почти сразу же прижимаясь обратно, Сюэ Ян, поняв, что можно, поймал его ритм, беспрестанно поглаживая и лаская чувствительного и такого робкого сейчас даоса. Внутри было до одури тесно и влажно, Синчэнь сжимался на особо удачных движениях, что только добавляло парню удовольствия. Он понял, что долго не продержится, а потому просунул руку между ними и стал играть с сосками старшего, благо они у даочжана были крайне чувствительными. Босяк из Куйчжоу никогда не думал, что увидит светлого даоса, самого Сяо Синчэня, на пике страсти — с распахнутым в томном стоне ртом, который мгновенно захотелось зацеловать, с покрасневшими щеками и тяжелым дыханием. Сам Сюэ Ян кончил резко, но бурно, едва успев покинуть гостеприимное тело, от одного только осознания, что это он смог довести целомудренного и робкого даочжана до такого состояния. Свалившись поверх Синчэня обессиленным кулем, Сюэ Ян первое время только жадно дышал, да гладил мужчину рукой, не в силах оторвать себя от влажной кожи. Вспомнив, что он вообще-то тяжелый, и Синчэню наверняка жутко неудобно, он попытался встать, но мужчина не дал, силой заставляя его улечься обратно. — Полежи так, мне совсем не тяжело. — Тебе не больно? — Нет, котенок. Мне очень хорошо. Сюэ Ян приник к груди даоса, слушая сердечный ритм. Вжался губами в полюбившуюся ему ямку между тонких и острых ключиц, поймал ладошку и поцеловал, благодаря за игры. Когда у него появились силы встать, он помог даочжану почиститься и даже заплел ему на ночь простую косу. Синчэнь улегся на свежие простыни и прижался к А-Яну всей поверхностью тела. — Маленький, тебе же было хорошо? Я не навредил? — Перестань спрашивать, А-Ян. Не беспокойся, я в порядке. Ты у меня очень нежный, мне ужасно повезло. Сюэ Ян вздрогнул, понимая, что он повел себя с даосом так осторожно только потому, что провел с ним достаточно времени и успел сильно привязаться. И он не дал бы никаких гарантий, что если бы Синчэнь так рано не узнал в нем того ребенка, он бы не сделал с этим милым и доверчивым мужчиной что-то очень жуткое и непоправимое. — Спасибо, что пришел тогда ко мне, даочжан. Рядом с тобой мое сердце оттаивает, и я вновь становлюсь человеком. Это больно, сложно, но очень сладко. Только не бросай меня, даочжан, ладно? А то я совсем с ума сойду без тебя, — признался он в теплую макушку, когда Синчэнь в полудреме заполз ему на плечо в попытке согреться. — Не брошу, мой хороший. Ну чего ты, А-Ян? Я же пообещал, помнишь? Я теперь твой, а ты мой. Не смей даже думать иначе, котенок.***
Эти слова очень четко всплыли в голове у Сюэ Яна восемь лет спустя, когда к порогу их сильно преобразившегося дома в городе И подошел заклинатель в черных одеждах с огромным мечом за спиной. За эти годы Сюэ Ян с Синчэнем многое пережили — и ссоры, и взаимные обиды, в том числе, из-за темного железа. Были в их истории и светлые моменты — ночи, пронизанные мягким желанием, похотью или страстью, взаимопомощь, забота и вкусные ужины. Сюэ Ян стал совсем человечным, больше не кидался на любого, кто не так посмотрит или повернется, стал много времени уделять тренировкам и своему золотому ядру, благо из Сяо Синчэня вышел хороший учитель. Вот только быть человеком все еще было очень больно, и Сюэ Ян замер, как статуя, на пороге их крепкого, уютного дома — семейного гнезда, созданного ценой пота, крови и слез — наблюдая за тем, как размеренно и неотвратимо приближается к нему человек, способный положить всему этому конец. Позади мужчины в черном весело бежала А-Цин, показывая дорогу, и молодой человек едва ли не зарычал от ярко вспыхнувшей ненависти к девчонке, к чьему существованию смог притерпеться только из-за неустанных просьб любимого человека. — Кто это? — заметив его, Сун Лань остановился и выставил вперед руку, упреждая А-Цин от лишних движений. — А, это А-Ян, он живет с даочжаном, — беспечно отмахнулась девчонка, в чьих волосах задорно блестела вырезанная даосом шпилька в виде лисьей мордочки. — Что ты с ним сделал, тварь? — взревел Сун Лань и потянулся за мечом, одновременно с тем отталкивая А-Цин в сторону. Девочка упала, неловко подвернув руку, и Сюэ Ян на инстинктах бросился к ней, помогая подняться и заводя себе за спину. — Иди найди Синчэня, скажи, пришел даочжан Сун, — бросил он, не глядя на съежившуюся девчушку, резко осознавшую, что именно она привела беду в их дом и устоявшуюся жизнь. Сюэ Ян вытащил из рукава цянькунь Цзянцзай и повернул его в руке, выбирая лучшую позицию для защиты. — Что ты сделал с Синчэнем? Где он? — На рынке, еду покупает. Должны же мы что-то есть, в конце концов, — отозвался Сюэ Ян, не спеша нападать. Он знал, что рано или поздно наступит такой момент, когда ему придется сражаться с этим человеком, помнил он и о том, насколько сильно его возлюбленный скучал по этому напыщенному индюку, а потому нападать не спешил, растягивая время и выжидая. Сюэ Ян многому научился за эти годы, поэтому смог достойно отразить десяток быстрых, сильных ударов, однако нападать в ответ все еще не спешил. Ему было страшно, что Синчэнь отвернется от него, едва увидит Сун Ланя, но и скрывать приход последнего он не мог — мужчину уже видела и А-Цин, и добрая половина соседей. Оставалось только тянуть время и уходить от атак. Задумавшись, Сюэ Ян не посмотрел, что находится за его спиной, споткнулся о черенок метлы и полетел на землю, обидно и неприятно ударившись локтем. Сун Лань мгновенно прыгнул вперед, выбивая из его руки меч, и уже готовился опустить свое оружие Сюэ Яну на голову, как на ярком весеннем солнышке блеснула морозная вспышка, повеяло холодом, и Фусюэ был отбит ловким ударом Шуанхуа. — Цзычэнь, отойди. — Синчэнь, ты в порядке! Слава богам, я тебя нашел живым! Здесь Сюэ Ян, он опасен и он… — Твоими молитвами, Цзычэнь, только твоими молитвами, — непривычно-дерзкая, почти злая усмешка скользнула по губам мужчины, когда он вышел вперед и встал между противниками, помогая Сюэ Яну подняться на ноги. — Если ты пришел с миром, то убери меч, а если пришел воевать с моим мужем, то не обижайся, если на пути встретишь Шуанхуа. Я, может, и слепец, но все еще заклинатель, так что давай не будем ссориться на пустом месте. — М-муж?! — Сун Лань широко распахнул глаза, переводя полубезумный взгляд с Сюэ Яна на Синчэня и обратно. — Очнись, Синчэнь, это же Сюэ Ян, он вырезал храм моего учителя и клан Чан… — Муж. Уже шесть лет как, и не смей его оскорблять. С мертвого убийцы толку мало — живой он полезен обществу больше. А про мораль даже заикаться не смей, именно он твой храм вырезал, а бросил ты почему-то меня, слабого, без глаз и средств к существованию. А сейчас дружить пришел? — Синчэнь… — Нет, дорогой друг. А-Ян — моя семья, и я буду защищать его, как защищают возлюбленного супруга. А теперь убери меч и пойдем в дом, поешь и умоешься с дороги. Цзычэнь молча загнал Фусюэ в ножны, прожигая Сюэ Яна неприязненным, даже ненавидящим взглядом. Мужчины в полном молчании прошли в дом, где виновато понурившаяся А-Цин разогревала на огне вчерашний суп. Сюэ Ян, все еще находящийся под впечатлением от пламенной речи даочжана, механически придержал его за талию, помогая достать с полки запасную миску. Сун Лань поднял брови, глядя на это со сложным выражением лица, в то время как Сяо Синчэнь обернулся и чмокнул Сюэ Яна в нос. Босяк нежно погладил скулу даоса, возвращая ласку, и уселся за стол, расставляя приборы и ломая лепешку на четыре равные части. — Фату невесты надел я, если тебе это интересно, — спокойно улыбнулся Синчэнь, ставя тарелки перед двумя настороженными мужчинами. Он сел между А-Яном и А-Цин, успокаивающе погладил руку босяка, ласково ее пожимая. — Я люблю А-Яна, а он любит меня. Если ты не способен с этим смириться, значит, тебе лучше уйти сразу после обеда. — Я поверить не могу, что ты… с ним. Почему, Синчэнь? — Сначала это был простой договор: он не калечит людей, а я плачу ему за это телом. Кто же знал, что у убийцы и жестокого маньяка вдруг проснется совесть? — Даочжан безмятежно улыбнулся и плотнее накрыл своей ладонью чуть дрожащую руку Сюэ Яна. — С ним всегда было сложно, но я ни разу не пожалел о своем решении. — Решил контролировать его так же, как твоя наставница контролировала вас на горе? — прищурился на их переплетенные руки Сун Лань, задумчиво вертя в пальцах палочки для еды. — Решил побыть хорошим даочжаном и показать заблудшей душе путь к свету, — усмехнулся в ответ Синчэнь, и в уголках его губ таилось что-то откровенно сюэяновское, что заставило сердце босяка сбиться с и так неровного ритма. — А если сказать по правде, мне было больше некуда пойти. Сначала я просто его лечил, а потом решился раскрыть душу и, как видишь, не прогадал. У меня хорошая семья, Цзычэнь, что бы ты там себе ни думал. — Твоя наставница не одобрила бы… — Она и возвращение тебе глаз не одобрила. Ты сильно этим недоволен? — парировал Синчэнь, нащупывая миску на столе и будто нарочно демонстрируя бывшему лучшему другу свою слепоту. — Моя наставница сама ушла в отшельничество, я искренне благодарен ей за науку и помощь, но настала пора жить своим умом, в тридцать четыре-то года. — Сяо Синчэнь! — Чего ты от меня хочешь? Зачем ты сюда пришел? Пожалеть и вернуть все, как было? Прошлое уже не вернется, Цзычэнь. Я счастлив здесь, с этими людьми, и мне не нужна твоя жалость. Она нужна была тогда, когда я без глаз остался, а сейчас уже поздно. — Даочжан, а ты бы хотел изменить прошлое? Ну, не отдавать ему глаза? — обмирая внутри от страха, неясной тревоги и подавляющего волнения, спросил Сюэ Ян. — Я бы хотел вернуться на двадцать шесть лет назад и найти тебя раньше господина Чана, котенок. — Сюэ Ян крупно вздрогнул, и, не удержавшись, поцеловал мужа, ласково придерживая его рукой под затылок. Едва оторвавшись от его губ, Синчэнь нежно скользнул носом по скуле А-Яна, продлевая ласку, а потом повернулся к Цзычэню и невозмутимо уронил ему в лицо: — Но если бы та ситуация повторилась, я без колебаний поступил бы так же. На этот раз беспомощно и жалко вздрогнули широкие плечи Сун Ланя.***
Даочжан Сун остался с ними в городе И. Несколько раз уходил, но всегда возвращался, принося гостинцы для А-Цин и масло для Шуанхуа Синчэню. Он по-прежнему скрипел зубами, видя нежности, которыми обменивались женатые заклинатели, но с каждым годом становился все более терпимым, пока однажды не принес помимо подарков для друга и девушки еще и маленький мешочек хороших сладостей для А-Яна. А-Цин звонко и долго смеялась, когда выяснилось, что все неловкие и колкие замечания Цзычэня, направленные на нее — уже не просто бродяжку и воровку, а уважаемую травницу целого города — оказались неумелыми попытками мужчины флиртовать. Сюэ Ян, привыкший за совместно прожитые годы относиться к надоедливой девчонке как к неизбежному злу и младшей сестре, вызвал его на бой, который свел в ничью, предварительно хорошенько поваляв степенного даоса в придорожной пыли. Выдал ему подзатыльник и в коротких и весьма сочных матерных выражениях объяснил, как именно нужно проявлять симпатию, благо за добрую дюжину лет опыт проб и ошибок был у него выбит в сердце кровью и слезами мужа. Цзинь Гуанъяо, прознавший про то, что Сюэ Ян выжил, попытался сунуться к ним, но ушел не солоно хлебавши, напоровшись на дружный отпор троих заклинателей. Он снова вернулся через несколько месяцев, когда дома был только Синчэнь — Сюэ Ян отправился на ночную охоту, а Цзычэнь еще не вернулся из затянувшегося путешествия. Попытался насесть на даоса с тем, что Сюэ Ян ему очень нужен и «не мог бы прославенный светлый заклинатель повлиять на своего супруга», а когда Синчэнь совсем заартачился и настойчиво попросил его уйти, наконец сбросил маски и фальшь и открыто пригрозил, что как Верховный заклинатель не даст им жизни, если Сюэ Ян не будет работать с ним. К счастью, его угрозы услышала заглянувшая в гости к даочжану А-Цин и, нежно улыбаясь, заварила дорогому гостю чай, по старой памяти притворившись слепой. Отведав чудодейственного чайку, мужчина скорчился на полу, воя и держась за живот. А-Цин, с жесткой и непривычно взрослой усмешкой на похорошевшем лице, ласково пнула его в живот, переворачивая на спину, и, нависнув сверху как богиня мести, мягким и вежливым тоном уточнила, что да, чай был отравлен, и да, если не принять противоядие, Гуанъяо умрет примерно через палочку благовоний. Обессиленный и насквозь мокрый от пота и слез Верховный заклинатель взмолился о пощаде, и девушка все же сжалилась, правда, противоядие он получил уже на последних мгновениях жизни. — Не думайте, что все закончится так просто, господин, — девушка присела рядом с разогнувшимся и крайне злым Гуанъяо и помогла ему усесться удобнее. — Этот яд вступил в реакцию с вашей кровью, а крупицы зачарованного и сожженного над зельем талисмана повлияли на вашу ци. Если через три месяца не принять противоядие, вы умрете. Ждем вас весной, господин, и не задерживайтесь, у вас есть ровно три луны. Цзинь Гуанъяо, скрипя зубами и, теряя достоинство, удалился, а Синчэнь зааплодировал, не сдержав восхищения. — Даже от этого засранца есть польза, — рассмеялась А-Цин звонко, как колокольчик, и ушла к себе, пожурив даочжана за излишнюю доверчивость. Сюэ Ян, узнав о произошедшем, рвал и метал, а потом, осознав, что даос в порядке и беда обошла их дом стороной, принялся чуть ли не крепость строить. Пожив в практически осадных условиях несколько лун, Синчэнь не выдержал и громко заявил, что хочет детей и свой маленький клан. Сюэ Ян покрутил пальцем у виска, но видя грусть супруга после своего отказа, сдался, и они взяли на воспитание четверых детей-сирот от семи до четырнадцати лет. — Сяо шишу, почему ты не идешь обедать? Шифу сказал, что ждут только тебя, — маленькие ладошки самой младшей воспитанницы, А-Ли, семилетней девчушки с огромными светло-карими глазами и легкомысленными каштановыми кудряшками, нежно обняли искалеченную руку Сюэ Яна, перехватывая пальцами рукоять ножа в его руках. Девчушка восторженно уставилась на оружие, и у Сюэ Ян неприятно закололо в легких — он сам в детстве смотрел на оружие с таким же увлечением и восхищением, мечтая, что однажды станет настолько опасным и сильным, что сможет побороть любого, кто посмеет его обидеть. — Я научу тебя пользоваться оружием, если ты поклянешься, что никогда не поднимешь его против невинных людей, — тяжело вздохнув, пообещал мужчина, забирая у малышки нож и вручая счастливому ребенку вырезанную из вишни заколку с узором в виде ягодок. — Спасибо, сяо шишу! Шифу говорит, что совсем невинных людей не бывает, но я и не хочу нападать сама. Только защищаться, если меня обидят. — Ты умница, А-Ли, и хорошо слушаешь шифу, продолжай так и дальше. А теперь пошли обедать, боюсь, что если мы задержимся, твоя шицзе может откусить мне голову. Подхватив заливисто смеющуюся А-Ли на руки, Сюэ Ян спрятал нож за голенище сапога и почувствовал, как маленькая, немного липкая ладошка обхватывает его шею в жесте любви и доверия. В его жизни все было хорошо и правильно, пусть временами сложно, непонятно и тяжело, но рядом с ним был любимый муж, воспитанники, которые звали его — босяка, убийцу и психа — «сяо шишу», была вздорная и хитрая девчонка, заменившая младшую сестру, был нелюдимый и мрачный муж младшей сестры, готовый носить ее на руках и только поэтому получивший благосклонность босяка. Был дом, долгожданный и желанный, построенный своими руками вместе с возлюбленным мужчиной, однажды рискнувшим ради него всем. Сюэ Чэнмэй — теперь он все чаще откликался на это имя, оставив нежное и ласковое обращение «А-Ян» только для мужа, удобнее перехватил девочку-сиротку, их общими усилиями тоже нашедшую дом, и поспешил навстречу близким за обеденный стол, посылая небесам горячую благодарность за полученный второй шанс.