Старые загоны

Когда из Мондштадта забрали всех лошадей, загоны для них опустели и, в скорости, стали использоваться для других целей. Сперва там играли дети. Уходил из города Шалфей и сидел с книгой, восторженно перечитывая любимую историю. Пару раз приходили Тимми и Артур: первый наблюдал за голубями, свившими гнездо на крыше, второй по этой крыше лазал и голубей гонял. Вскоре дети нашли себе новое место для игр и на загоны набрели монстры. Была проломлена крыша, сломаны несколько стойл, выломана часть досок из стены, но здания устояли. Стены их обвил вьюнок, на крышах снова свили гнездо птицы. Когда под крышей старого загона для лошадей столкнулись капитаны кавалерии, в прошлом и настоящем, ни один из них не стал отчитываться перед другим, для какой цели сюда пришел. Темное небо рассекали вспышки молний, ярился ветер, пытаясь сдуть все вокруг, но всего лишь заставляя трепыхаться ветки деревьев. За порогом с отсутствующей входной дверью до самых небес высилась стена дождя; крупные капли с высоты врезались в землю и образовывали лужи. Обстановка была не самой приятной. Кэйа бросил на Дилюка косой взгляд, и Рагнвиндр, поняв его без слов, безэмоционально произнес, не определившись с тоном: «Где я сейчас возьму хворост». Кэйа без лишних слов выломал из покореженной стены несколько досок и швырнул в центр пространства, где не капало с крыши и редкая от недостатка света трава была сухой. Поняв по этому резкому жесту, что Кэйа раздражен, Дилюк решил ассимилироваться с его настроением и, придав лицу умеренно суровое выражение, нарочито небрежно развел из добытых материалов костер и опустился на землю, скрестив руки на груди, в стороне от костра. Спиной он прислонился к стене здания, и доски возмущенно скрипнули, встревоженные чужим давлением. Альберих не торопился садиться. Встав возле костра, он поднес к нему ладони и некоторое время держал, согревая. Носки его сапог были в опасной близости от костра, и Дилюк поймал себя на том, что следит, чтобы огонь не перекинулся на Альбериха, пока к нему не пришло осознание. Хмыкнув, он отвел взгляд. Отвык, отвлекся. Привык к тому, что его пиро магия может быть опасна для окружающих, и не принял в расчет, что имеет дело с Кэйей. Сжечь крио мага было затруднительно, как и заморозить обладающего огненным даром. В этом плане они с Кэйей были созданы друг для друга: извечное соперничество, обреченное на ничью. Разве что забыть о магии и мериться воинским мастерством: Дилюк был уверен, что своим двуручником обойдет Кэйю в схватке если понадобится. Его сила, его мастерство… Дилюк моргнул и поджал губы, поняв, что смотрит на Кэйю слишком долго — пусть, на самом деле, его взгляд и расфокусирован, и он заглядывает в собственные мысли, а не смотрит на Альбериха, им его взгляд мог быть расценен, как возможное желание беседы. А говорить с ним он не хотел ничуть. О чем им говорить? О прошлом? Да гори оно огнем. О настоящем? Да ему совершенно все равно, что составляет настоящее Альбериха. О будущем? Нет у них никакого будущего, и приведи дорога Кэйю хоть в Бездну, хоть в пекло, хоть в Селестию — Дилюку нет до этого никакого дела. Но если выбирать, лучше бы все-таки в пекло. Чтобы он там вечно использовал свой крио дар и не мог одолеть окружившее его пламя, но вместе с тем не мог и выбраться… Дилюк глубоко зачерпнул ртом воздух и шумно выдохнул, поняв, что мысли завели его в его извечный кошмар. Кошмар, преследующий его с дня знакомства с Кэйей, кошмар, в котором Альбериха окружает столп пламени, в котором он находится до конца сновидения, и Дилюк никак не может его спасти, не может до него дойти, не может докричаться… — Что с тобой? — Кэйа обратился к нему с таким же нечитаемым выражением, с каким он сказал ему про отсутствие хвороста; словно тоже не выверил тон, не определился, какое настроение передать голосом. — Ничего, — Дилюк ответил без раздражения и недостаточно твердо, чтобы дать понять, что тема закрыта. И Кэйа после недолгого размышления продолжил расспросы. Не напрямую, а так, что Дилюк рассказал сам. Потому что эта была единственная обозначенная тема для разговора, а начинать другую в подобной ситуации… Дилюк предпочел не начинать. Кэйа шагнул к нему и сел рядом, так же привалившись спиной к стене и вытянув ноги. Подошвы его сапог были на достаточном расстоянии от костра. Его плечо коснулось плеча Дилюка. Дилюк замер, застыл, слился со стеной, перестав дышать. Кэйа потер ладони друг о друга, подышал на них и тихо произнес: «Крио маги ощущают холод так же, как и все, отличие лишь в том, что мы можем противостоять ему лучше. Рядом же с тобой теплее, чем у костра». За спиной Дилюка громко скрипнула доска от двойного веса их с Кэйей. Рагнвиндр согнул ногу в колене. Разогнул обратно. Стиснул пальцы в кулак. Кэйа подсунул под его кулак пальцы, и Дилюк ощутил, что его ладонь холоднее льда. Он стиснул его пальцы своими, передавая тепло. Альберих издал тихий благодарственный стон, и Дилюк едва сдержался от того, чтобы стиснуть в объятиях его всего, прижать к себе и согреть, согреть со всем жаром, со всей пылкостью. Он приоткрыл губы и бесшумно выдохнул. Кэйе это не нужно, достаточно только тепла его руки. Все пламенные чувства должны быть похоронены в нем, обречены выжечь все внутри и обратиться в пепел. Дилюк зажмурился и негромко произнес: — Мне снится сон, где тебя окружает пламя. Я вспомнил о нем сейчас, когда тебя увидел. — Снится? — переспросил Кэйа. Дилюк распахнул глаза и, уже поняв свою промашку, чуть повернул голову, переводя на Альбериха взгляд. — Регулярно? — настойчиво уточнил Кэйа. — Не один раз? Дилюк усмехнулся и признал: — Да, регулярно. Видимо, подсознательно я все еще думаю о тебе. Это было очень похоже на признание, но Дилюк произнес это совершенно спокойно. Боль внутри него захлестнула его до самых краев, он отчетливо понял, что Кэйа никогда не ответит на его чувства и никогда не будет с ним. Трещал костер, пожирая выломанные из стены сырые доски, шумел непрерывно дождь. Кэйа, которого Дилюк продолжал держать за руку, усмехнулся и прижался еще теснее, коснулся его бедром и ногой, волосами защекотал щеку. — А мне снишься ты. Все вокруг белое от снега, и небо тоже белоснежное и слепит глаза солнцем до самых краев горизонта, — Кэйа произнес это так, словно рассказывал красивую сказку, старую легенду о Тейвате, обнаруженную в рукописной повести. Дилюк улыбнулся. Близость Кэйи была такой приятной. Он не мог и рассчитывать на подобное, и их встреча в этой старой хибаре посреди дождя была совершенно незаслуженной им; словно бы кто-то из Архонтов решил подарить им эту встречу и позволить случиться этому странному разговору. — Ты это только что выдумал, — Дилюк чуть приблизился и коснулся виска Кэйа лбом; на одну только секунду, потом отстранился и выдохнул, радуясь позволенной себе прихоти, мимолетной близости. Он мог лишь мечтать о большем. — Не выдумал, — покачал головой Кэйа. — Это правда. Мне часто снится этот сон. Излишне часто. Мой извечный кошмар. У Дилюка не было причин не верить Кэйе, как не было и причин верить. Ему было все равно, что говорил Альберих, пока он не начинал ссору, а просто что-то рассказывал, Дилюк был готов слушать что угодно. — Значит, ты тоже все еще думаешь обо мне? — это вырвалось само, Дилюк расслабился, разомлел. И началось именно то, что он поспешно уточнил: — Подсознательно? — Да какое там подсознательно, — Кэйа фыркнул, а потом обернулся к нему лицом и внимательно заглянул в глаза, нырнул своим взглядом в глубину красной радужки. — Я думаю о тебе и просто так. Излишне часто. Дилюк прекратил на мгновение дышать. Воспринять сказанное Кэйей как-то иначе было трудно, но он искренне попытался дать себе и Альбериху шанс выйти из этой ситуации; отстрочить собственное признание. — Излишне?.. — Я имею в виду, — Кэйа перевернул ладонь и стиснул его руку в ответ. — Что мысли о тебе мешают мне работать. Я… люблю тебя, Дилюк. Всегда любил. Дилюк почувствовал головокружение. Все, что сейчас происходило, напоминало его сон. Не кошмар, а сон-мечту. Этот дождь, этот костер, этот старый лошадиный загон, из которого давно выветрились все запахи помимо запаха душистой травы, росшей повсюду. Этот Кэйа, признающийся ему в любви. — Я тоже люблю тебя, Кэйа, — выдохнул Дилюк. — Очень сильно. И любил все время нашего разрыва. — Правда? — Кэйа прижался к нему, защекотала шею меховая оторочка. — А ты не выдумал это только что? Ты не играешь со мной? Дилюк высвободил руку и обхватил Кэйю объятиями. И прижался к его губам своими. Губы Кэйи были мягкими и теплыми. Альберих раскрыл их, и Дилюк языком вошел в его рот, прошел мимо зубов, чтобы коснуться языка Альбериха, толкнуться в кончик и вплести Кэйю в поцелуй. Альберих ответил, и Дилюк ощутил себя самым счастливым во всем Тэйвате. Они целовались долго, никак не желая насытиться друг другом, и, когда, наконец, отстранились, оба тяжело дышали. — Я не хочу секса сейчас, — твердо сообщил Кэйа, огорошив Дилюка неожиданностью заявления. — Здесь холодно и мокро. Давай займемся этим у тебя или на моей квартире в городе. — Давай, — тихо согласился Дилюк и еще раз прижал к себе Кэйю, зарываясь носом в намокший мех, украшающий его костюм. — Я люблю тебя, Кэйа, я так сильно тебя люблю. — Что ты здесь забыл? В этом старом загоне? — когда Дилюк его отпустил, спросил Кэйа. — Просто гулял. И, когда меня застал дождь, пришел сюда. — А я целенаправленно шел именно сюда. Джинн попросила посмотреть, в каком состоянии загоны, и, в зависимости от моей ревизии, достроить или сломать оба. Знаешь, — Кэйа положил руку Дилюку на грудь и ощутил, как сильно бьется его сердце. — Нам очень повезло сегодня. Мы бы могли и дальше любить друг друга молча из-за собственных старых загонов, если бы не эти. Понимаешь, о чем я говорю. Дилюк кивнул, усмехнувшись, и снова притянул к себе Кэйю, чтобы поцеловать.