вспышка

— Я ужасно устала, Марк, — сказала она, хотя задор в голосе и спокойная улыбка на губах заставляли сомневаться в сказанном. Щёлкнул замок двери, и он открыл ей дверь, а девушка не без удовольствия перешагнула порог квартиры, уверенная в том, что парень тоже следовал за ней. Фигуристом быть трудно без стальной выдержки и внутреннего стержня. Алиса Бестужева знала, что силы воли и сдержанности, коей обладала ещё с малых лет, хватит на добрый десяток спортсменов. Однако отказываться от своих качеств было бы равноценно смерти: ранее девушка и представить не могла, что позволит без сопротивления держать её за руку, ласково обнимая. Что будет улыбаться в ответ, рассказывать свои секреты и переживания. Что будет не бояться быть истинной собой, не утруждаясь каждый день всё выше возводить стены в душе. Фигуристы обладают одной стихией — лёд. В ней же и льда было сполна: резные черты лица, бледная кожа, тонкая, словно алебастр, движения, выточенные до идеала. Что она творила на катке! «Алиса Бестужева — главная надежда Олимпийских», — трубили на каждом углу. Признаться честно, и она была не идеальна. И соврала бы, сказав, что её душу не тревожили тысячи восторженных взглядов во время её выступлений, миллионы глаз, что с восхищением следили за этой утончённой юной девушкой со всех уголков мира. Ей было, безусловно, приятно общее внимание. Но то — лишь иногда. В глубине души она, собственно, как часто и бывает у людей востребованных публикой и знаменитых, желала хотя бы один день побыть неизвестной никому обычной девочкой. Пройти хотя бы раз по Московским улочкам родного района так, чтобы по пути не подарить нескольким людям автограф и не ответить на их вопросы — как бы ни была холодна Алиса, но и в ней горел огонь, толкающий её на такие поступки. Она была мягка, как бы не хотела, не училась с раннего детства быть холодной фигуркой изо льда — и не могла отказать ни в просьбах, ни в помощи. Было ли то плохо, она не знала. Но ни за что бы не хотела залатать эту маленькую брешь в своей броне невозмутимости и холодности. Ещё одной брешью был Марк Кондратюк. Он же был и единственной темой, на вопросы о которой девушка молчала и лишь улыбалась загадочно: «Не кажется, что не совсем правильно преступать границу чужой личной жизни?». А ещё... Он был тем, с кем не существовало обычных правил. За пределами льда редко Алиса позволяла себе быть другой: сохраняла то, что хрустально было выточено в каждом элементе её программы, в каждом сложном прыжке, в стремительном скольжении. Она доверяла свои эмоции льду, с другими будучи скрытной и недоверчивой. Мало говорила. Хранила в движениях сдержанность, в карих глазах — лёд. Наверное, она так долго скользила по родному катку, что его частичка навсегда срослась с сердцем — не растопить, не отделить. Она не привыкла делать исключений. Но в этом случае оно было. И появилось в её жизни под стать характеру этого парня: вспышкой. Огненно и внезапно, озарив серые грани её былой жизни — рано встать-наспех позавтракать-тренировка-быстрый обед прямо там, на катке, не возвращаясь домой-и вновь тренировка до вечера. А там уже ужин, жалкие пару часов, которые девушка привыкла тратить только на учёбу, и сон без сновидений. Её распорядок дня был строго выверен до каждой секунды, не поддаваясь ничему — лень и слабость были исключены из жизни юной девушки, призвание фигуристки для которой стало и мечтой, и приговором. Однако её устраивала собственная жизнь. Правила и трудолюбие — вот величины, что были главными для Алисы все те долгие годы неустанной работы. А потом была вспышка. Марк Кондратюк появился в её жизни внезапно. Показал, что не всегда нужно строго следовать графику. Что порой некоторые правила можно нарушить. Что иногда выше льда, работы и принципов бывает кое-какая важная вещь, что была так нова и непривычна для этой юной девушки — любовь. Пламенная истина, ровно горящий костёр нежности и доверия, или полыхающий неустанно и внезапно от страсти. Доверять. Открываться. Открывать новое в себе. Разве знала когда-нибудь Алиса, что может быть такой? Что что-то может стать для неё даже важнее, чем вся жизнь, что была ранее наполнена только льдом, коньками и элементами? Говорят, что порой за мгновение можно забыть жизнь. Для неё это стало отныне аксиомой, вечной константой. Но говорят и то, что иногда за всю жизнь нельзя забыть мгновение — с этим тоже Алиса была знакома. А сейчас они возвращались с этапа Гран-при в Москве. Марк выступил ещё вчера, разумеется, поразив весь мир красотой и чувственностью своего катания и заслуженно заняв первое место. Но для него было важнейшим вовсе не это — впрочем, свой мир, у которого карие глаза, в которых пляшут чёртики и пламя задора горит в каждой улыбке, к нему обращëнной, он тоже поразил до глубины души. А сегодня настала её очередь. Что же, со своей задачей Алиса тоже справилась легко — она была уверена в себе, ведь пик её карьеры нёс в себе не одну победу и блеск золота на груди. Приятная усталость, истомой разливающаяся по телу, чувство выполненного долга, того, что она сделала свой максимум, и, конечно, улыбки, полные любви тех, кто искренне любит её катание и болеет за девушку на стартах, стали для неё наградой. Но и для неё всё вышеперечисленное не значило бы ничего, не встречай её после окончания проката родная улыбка и тепло знакомых ладоней. А искры восторга в глазах любимого человека, что были похожи на переливы медовых солнечных лучей на глади синего чистого озера, были дороже и мест, и медалей. Стены квартиры, совсем недавно ставшей и ей родной, встретили приятной прохладой, что немного остудила боль в ноющих натруженных мышцах. Пальцы её бледных рук всё никак не желали перестать дрожать — но точно ли от усталости то было? Однако родной запах дома заставил наконец на время забыть о всех своих проблемах и волнениях, отрезав их дверью квартиры. Улыбка медленно появилась на губах, когда Марк подошёл, заботливо помогая снять верхнюю одежду. Она посмотрела в его лицо — то отражало такое же счастье, что ясно горело и в ней. Теперь можно было расслабиться, наконец в кои-то веки не боясь быть ни слабой, ни нежной. Алиса знала, давно выучила — ему она доверяет. Перед ним может обнажить собственное сердце и быть уверенной, что его тёплые руки не причинят боль ни на мгновение. — Ты поразительна. Катаешься каждый раз, словно последний, — вдруг выпалил Марк, с улыбкой заглянув в её лицо. Алиса сделала шаг к комнате, пытаясь не дать окрасить румянцу щёки. Это не было похоже на неё. Что же он с ней делает?.. — Льстишь. Но, если честно, — она улыбнулась, и от эмоций, плескающихся в её глазах и не поддающихся разгадке, у Марка побежали мурашки. — Кто знает, какой раз станет последним? Я ещё помню то, что мне сказали на одной из первых тренировок: каждый раз катайся так, будто завтра льда никогда уже не будет. Алиса прошла вперёд, останавливаясь у дверного проёма, ведущего в спальню. Её лица не было видно, но отчего-то он н сомневался — сейчас на её устах играла приглашающая улыбка. Марк обнял её со спины — признаться, она ненавидела, когда кто-то подходил сзади, но он был для девушки исключением. Вообще, в её жизни Марк сам стал одним большим исключением: кому ещё она могла довериться так же сильно, улыбаться столь часто, не бояться осуждения и не скрывать слабости? Девушка расслабилась в его надёжных руках, с замиранием сердца ощущая, как по позвоночнику бегут мурашки от его дыхания, что касалось её кожи. Осторожно девушка выскользнула из кольца его объятий и развернулась лицом. Он был прав — уголки её губ были подняты так задорно, лукаво и... маняще? Всего один маленький шаг, и между ними — меньше пары сантиметров. Между ними — столько дней откровений и того, что подтверждало взаимное доверие. Какие узы смогли связать их так крепко, что даже лёд в её строгих карих глазах сменился на тёмное всепожирающее пламя — тревожущее самые потаëнные глубины. Зовущее преодолеть те жалкие сантиметры между ними. — Могу я?.. — Можешь, — отрезала она резко, но в глазах горели искорки нежности и доверия. Алиса не переставала улыбаться, смеясь про себя. И когда Марк наконец поймёт, что она никогда не скажет «Нет»? Когда наконец осознает, что уже пересёк ту черту, до которой ещё требовалось её позволение?.. Рядом с ним она могла не быть больше Алисой Бестужевой — девочкой, что всегда держит голову ровно, эмоции — внутри, глубоко за стеной холодности и недоверия, а свою жизнь и принципы выстраивала так же тщательно и выверенно, как свое филигранное катание. Но слишком тонкий лёд оказывался всякий раз под её ногами, стоило лишь увидеть, почувствовать его тепло и его улыбку. Слишком легко карточным домиком, разрушенным порывом ветра, падали многолетние правила и ограничения. Она больше не была ни ледяной, ни сдержанной — её выдержка крошилась на куски от одного только прикосновения родных рук. Пламя разгоралось в душе с искры, вызванной одним только словом родного голоса. — Ты можешь... — хрипло повторила Алиса, закрыв глаза и каким-то глубинным чувством зная, что произойдёт в следующий миг. И, конечно, не ошиблась. Она смеëтся, но её смех тут же растворяется в воздухе, стоит только губам Марка накрыть её собственные. Алиса пытается извернуться, но, признаться, не уверена в том, что хочет это сделать, и она улыбается в поцелуй, который всё стремительнее переростал из нежного и лëгкого в настоящий огонь чувств, срывая с уст первый рваный вздох. Парень, не теряя горящего в глазах задора, обхватил её руками и немного приподнял над полом, отчего Алиса встала на носочки, глухо смеясь в поцелуй. Что же Марк делает с ней, Господи, если она готова дурачиться и смеяться, дразнить в ответ и вести себя так, чего бы не позволила себе ещё парой месяцев ранее? Однако главным было то, что девушка совсем не была против. Это чувство для неё было новым — желание быть слабой и нежной, чтобы её могли защищать. И она прекрасно знала, кого единственного бы желала увидеть в роли своего защитника. Привыкшая полагаться лишь на себя, теперь девушка с удивлением (но не без сладкой радости где-то в районе сердца) отметила и то, что могла бы позволить Марку делать с ней всё, что только тот пожелает. И, более того — знала, что доверяет ему настолько, что могла бы с уверенностью заявить, что делать бы он так ни за что не стал, чутко узнавая то, что хочет она сама. Комфорт и доверие девушки были для того превыше всего, а собственное удовольствие — лишь приятным дополнением, без которого можно легко обойтись. По спине мурашками пробежало наслаждение, стоило только поцелую приобрести более настойчивые и пламенные краски. Ситуация грозила перерасти во что-то большее, чем невинное дурачество и осторожные ласки. Была ли против Алиса? Конечно, нет. И знала, что её желание ясно отражается в глазах. Знала и то, что Марк обязательно прислушается к любому её слову — даже тому, которому будет не дано сорваться с бледных губ, так и оставшись лишь росчерком в карем взгляде. Марк, немного покружившись с девушкой на руках, ни на секунду не прерывая торжественный момент полного покорства и стремления ещё выше воспарить к пику удовольствия, вскоре медленно опустил её на землю. Его взгляд, заботливо говорящий без слов «Если хочешь, ты можешь отказаться». Её пламя, кричащее безмолвно «Ни. За. Что!». Она делает шаг назад, но далеко не для того, чтобы отступить. — Ты вовсе не обязана, — мягко говорит он. — Чтобы Алиса Бестужева принимала добровольное поражение? — смеётся она сладко, а пальцы ложатся на первую пуговицу застëгнутой чёрной рубашки. Движение, полное храбрости и одновременно так открыто обнажающего каждую её слабость — по одной пуговице Алиса расстегивает и стягивает ткань, а мысль о том, что сейчас только она разделяла их, волновала что-то внутри. Сердце трепетало так сладко и певуче. Решительным движением руки девушка отправляет снятую одежду в полёт по широкой дуге, ухмыляясь небрежно: то, куда приземлилась чёрная ткань, волнует её в данный момент меньше всего. «Потом, потом!», — с биением сердца стучит внутри, и вслед за рубашкой летит куда-то в неизвестность в спешке стянутая через голову светлая футболка. Как белый флаг, она становится своеобразным символом её очередной слабости — и куда пропала отработанная выдержка? И куда делись выверенные движения, стальные нотки в голосе? Два шага вперёд. Её ловят руки Марка, прижав к себе. — Если это — проигрыш в войне со сдержанностью, то я никогда ещё не была так счастлива проиграть, — жарко шепчет на ухо любимому она, вздрагивая от ощущения тёплых рук на своём обнажённом теле. Она тянется к его лицу с целью испить ещё один огненный поцелуй, и парень, не разрывая его, осторожно опускается на стоящую у стены двухместную кровать. Прохладная постель, за день забывшая тепло чужой кожи, холодила плечи и спину, теперь не закрытые тканью одежды, а тяжëлое от нарастающего возбуждения дыхание девушки окончательно сбилось, когда Марк проник языком ещё глубже, продлив поцелуй. Она попыталась отклониться, но затылок упëрся только в мягкий матрас, и Алиса смогла только приглушëнно и коротко простонать в рот парня. Он быстро прервался, смотря на неё встревоженно и спрашивая о самочувствии, а девушка в ответ только доверительно прильнула ближе, принимая цепочку быстрых касаний чужих губ, покрывших её щëки и шею. Она снова улыбалась, чувствуя, как внизу живота растëт тëплая искорка наслаждения, и обвила руками любимого, шепча дрожащим голосом «Да. Я люблю тебя, очень, слишком...». Потеря любой сдержанности. Да и как можно сохранить хотя бы частичку холода, когда пламя горит-горит так близко — только руку протяни, и обожжëшься? Танец по краю. Грань между сознанием и бездной, где есть только наслаждение и приятный жар сладкой истомы — ничего кроме. — Я тоже, — смеëтся Марк немного хрипло и прерываясь на тихие вздохи, когда ладони его скользят по плечам, а поцелуи с нежностью касаются чувствительной тонкой кожи на шее и ключицах. Она и сама едва держится от того, чтобы удерживать внутри каждый судорожный вздох и тихий стон, стоит только ему коснуться её так... Так нежно и чувственно, заставляя все мысли уйти из головы, оставив лишь его имя. — Всё хорошо? Мне... остановиться? — Нет, нет, — на грани слышимости шепчет девушка, боясь только предположения о том, что же будет, если эта сладкая пытка закончится. Что это — испытание её выдержки или вожделенная награда? Отчего кажется, будто, если Марк отстранится, весь мир треснет на маленькие осколки? Алиса перемещает руку на затылок парня, перебирая волосы. Тот улыбается и тянется к своей футболке, ловко стягивая её одним движением и ещё одним отправив куда-нибудь подальше — та остаëтся белым комочком сиротливо лежать на полу рядом с её собственной забытой где-то далеко в другом углу комнаты одеждой. — И куда же пропала твоя извечная сдержанность? — дразнящим тоном хихикает Марк на ухо девушке, что покорно принимает беспрерывную волну ласковых поцелуев и поглаживаний от любимого. — А тебе сейчас она нужна? — в ответ мягко улыбается Алиса, и тот снова смеётся, с хитринкой шепча ей куда-то в шею: — На данный момент мне нужна только ты. Воздух вокруг, кажется, буквально наполняется теплотой и нежностью; её сердце гулко бьëтся в ушах, а кровь в венах бежит с удвоенной силой, добавляясь ещё и дрожащими руками к уже и так дрожащему дыханию. Нежность и любовь... Алиса будто бы плывëт среди пылающего ласкового огня, что совсем не сжигает, а только дарит уверенность и силу — огонь, который сейчас с трепетной улыбкой гладит её по лицу, по судорожно вздымающимся в такт сбившемуся с этого самого такта дыхания обнажëнным плечам, нежно целует в нос и в бледные дрожащие в улыбке губы. Кто и за какие такие благие деяния подарил ей этот самый драгоценный для Алисы огонь по имени Марк Кондратюк? Мир погружается в сладкую пелену: девушка знает, что в эти минуты, в эти долгожданные мгновения, наконец можно не переживать ни о чём. Можно просто отдаться пламени, слушать Марка, что продолжает покрывать бережными поцелуями и касаниями, кажется, каждый сантиметр её тела, и слышать, как он говорит ей на ухо что-то ласковое и успокаивающее. Как приятно расслабиться после тяжёлого дня, оставить за порогом все волнения и отдаться — сильным рукам и нежным ласкам. Зная, что наконец можно быть слабой. Не место силе и сдержанности тут, где горит-горит её пламя, вселяя в каждую ноющую мышцу исцеляющую силу. Алиса и не замечает, как, словно мантру, молитву, будто только она может ей помочь в данный момент, повторяет только его имя — просит о чём-то, обещает, чтобы доверился. Обещает, что может довериться ему. Что хочет этого больше всего на свете. Из истомы забвения её выводит только внезапная боль внизу живота — она открывает глаза и видит лицо Марка, склонившегося над ней и выражающего такую заботу и нежность, от которых невыносимо щемит сердце. — Ты как? — мягко спрашивает он, поглаживая костяшками пальцев её щёку. Она знает, что сперва будет больно. Но куда сильнее она уверена в том, что сможет это пережить, должна — кому, в конце концов, как не спортсменам, терпеть боль? Та стала неотъемлемой частью их жизнью ещё с ранних лет. Однако... «Эта боль, наверное, будет отличаться от того, что мне доводилось испытывать ранее», — думает Алиса, отчего кровь приливает к щекам. Но ничто не мешает ей не колебаться ни долю секунды. — Я в порядке, Марк, — ласково шепчет она, успокаивая его кроткой улыбкой. — Прошу тебя, не останавливайся. Ты не навредишь мне, обещаю. Она знает и то, что бояться совершенно нечего. Знает то, что если и придётся ей перетерпеть такую боль, то лишь с ним. У него дыхание перехватывает от её доверия, у неё щемит сердце от его заботы и переживаний о ней. — Пожалуйста, не бойся сказать мне, если будет слишком трудно, если я зайду слишком далеко или нужно будет остановиться. Алиса кивает в ответ, и сердце сладко сжимается от осознания того, как же он о ней волнуется. С ней такое впервые, ей очень непривычно — но эти новые эмоции внутри далеко не неприятные. И он медленно и осторожно входит в неё, пытаясь отвлечь от боли ласковыми поцелуями и нежными словами. У Марка это удаётся сполна — дрожащая смесь удовольствия и боли так нова для юной девушки, но заставляет едва ли не плакать от бушующего вихря противоречивых чувств в душе. Алиса не может понять, приятно ли ей, больно? Гложет наслаждение или разрывает на кусочки? Только одно она знает совершенно, без сомнений точно. — Я не хочу, чтобы ты останавливался, — доверительно выдыхает на судорожном вздохе Алиса, и уголки её губ дрожат в улыбке, когда с нежностью Марк смахивает с её ресниц солёные капли, не давая прочертить тем мокрый след на щеках. — Хорошо, — произносит неуверенно он, однако, как и просила, не останавливается — разве может парень ослушаться просьбы своей любимой? Хоть и знает, что, наверняка, ей больно. И старается отвлечь её от этого чувства, как может, желая, чтобы боль поскорее сменилась на солнечное удовольствие — такое же, какой он сам ощущает всякий раз, стоит нежно поцеловать тонкие губы девушки или обнять её тёплое открытое тело. Она доверяет ему — и он не представляет, как можно предать доверие этой поразительной девушки с карими глазами, в которых блестит задор, и самой пронзительно-красивой улыбкой на свете. Она стала частью его сердца, а её образ навсегда оставил неизгладимый след в его судьбе с самой первой встречи. Алиса знает о его чувствах, ведь сама испытывает такие же. И не может представить, как бы отныне жила так, как раньше — без этой вспышки в её жизни, внезапной и пламенной? Наконец боль отступает, заставляя девушку удивлëнно вздохнуть от необыкновенных чувств. Ещё никогда ей не было так сладко и хорошо. Ещё никогда, никогда... И вновь бессознательно она шепчет его имя, что единственный указателем в её сознании осталось, ни на миг не покидая мысли. Она знает — захочет, и может выбраться по этой ниточке тепла из горячих глубин наслаждения. Но нужно ли? Ей не хочется покидать сладкую обитель нежного удовольствия, ласковых касаний и поцелуев — только эти ощущения ещё связывают её с внешним миром. За спиной будто раскрываются два крыла, а прилив сил помогает воспарить все выше и выше, достигая самого далёкого пика наслаждения. Вспышка. Вспышка ощущений срывает с её губ звонкий стон, а каждую мышцу тела пронизывает сладкой усталостью. Алиса, обессиленно откинувшись на подушки, ещё несколько мгновений смотрит в потолок, пытаясь унять дрожь в теле и собрать хоть какие-нибудь мысли. — Марк, — ожидаемо хватает только на это, но этого хватает. Он, лежащий тоже рядом с ней, мгновенно переворачивается набок, взволнованно её оглядывая. — Алиса, — нежно шепчет на ушко ей, бережно обнимая и стараясь не причинить неудобств своими прикосновениями к открытым плечам. — Милая, ласковая... — быстрый поцелуй в висок. Девушка, тяжело дыша, тоже переворачивается лицом к Марку, и лицо её озаряется улыбкой, стоит только прильнуть к его широкой груди, будто в поисках защиты. И она находит её там — надёжную и заботливую защиту в его ласковых руках. — Как ты себя чувствуешь, солнышко? — спрашивает он, и дыхание перехватывает от нежного обращения. — Всё хорошо, — продолжает улыбаться она, и от знакомой улыбки сердце Марка тает, с облегчением убеждаясь — в порядке. Он больше всего боялся, что сделает что-то не так. Причинит ей слишком невыносимую боль или потеряет над собой контроль. Однако... Кажется, всё вышло так, как и нужно было. — Это было поразительно! — восхищëнно говорит она, в ответ получая только крепкое объятие. — Как... Как вспышка. — Я так тебя люблю, Алиса, — с нежностью говорит он, гладя её по спине. Алиса тянется к нему, срывая с горячих уст чувственный поцелуй. Ласково шепчет: — И я тебя, Марк. Моя вспышка.