Поток сожаления

— Снова ты. Цитра поприветствовала меня с такой печалью в голосе, что мне самому стало неуютно. Я даже забыл, зачем пришел к ней. Она обернулась на мою скромную персону. В ее глазах застыли слезы, а взгляд приобрел некую… старость. Каштановые волосы были несколько растрепаны. Кажется, она покраснела от возмущения и обиды. — Снова! — воскликнула она. Моя сестра с силой ударила по маленькой красной подушечке, лежащей возле нее. Ее подарил я. Это было довольно давно. — Цитра?.. — прошептал я, осторожно подходя к ней. Она посмотрела на меня, как на дикого зверя. — Убирайся! — рыкнула она, продолжая смотреть этим страшным взглядом. — Объясни мне, пожалуйста… Я зажал в руках кинжал, который принес специально для нее. Но показывать ей не решался. Из-за него мы ведь и поссорились… — Да что тебе объяснять? — произнесла она с надрывом, всхлипнув. — Ты всего лишь жалкий… ни на что не… Из нее разом вышел весь воздух. Она тяжело дышала, хрипя при этом. На секунду мне даже почудилось, как что-то темное перекрывает ее шею. Я почувствовал жжение в своих глазах. Что-то горячее прокатилось по моей щеке. Я провел по ней рукой и тихо засмеялся, но мне явно было невесело. Тут же я почувствовал, как мои глаза выделяют еще больше слез. — Я ведь не виноват… — мой голос надломился. Я почувствовал себя ничтожным. Ее плечи продолжали дрожать, но на долю секунды она перестала всхлипывать и посмотрела на меня. Вполне осмысленно. Шум праздника, с которого мы сбежали, почему-то показался мне особенно громким. Ракьят отбивали мелодии в барабаны и радовались чему-то. Это что-то — праздник в честь нашего с Цитрой дня рождения. — Да. Правда. Мне стоит злиться… на отца… Я посмотрел на то, что лежало перед Цитрой, и мне как-то стало самому обидно. И посмотрел на то, что держал я. На то, чтобы спросить у сестры, почему она расстроена, я решался недолго. — Цитр, — я медленными шагами подошел к ней. Она даже не смотрела на меня, а уставилась вниз. На свой глупый подарок. Глупый ловец снов… — Ты из-за него расстроилась? Я вытянул кинжал перед собой. Сестра сидела в той же позе, но я понял, что я угадал. Я осторожно положил его на кровать. Но Цитра даже не шелохнулась. Я смотрел на нее секунд десять, прежде чем развернуться и уйти. В комнате уже было темно — вечерело. Только желтые огоньки факелов могли помочь увидеть что-нибудь. Например, темную фигуру с блестящими ленточками на руках. Я почувствовал жар со спины. Руки одного человека обвивали меня, прижимая к себе. Я услышал тяжелое, прерывистое дыхание, обжигающее меня. — Ваас, прости меня, прости, пожалуйста, прости!.. Я замер на пару секунд, пытаясь понять, что мне делать. Я чуть выгнулся, отрывая от себя Цитру, и повернулся к ней лицом, когда она отпустила руки. Сестра повисла на моей шее, а я крепко обнял ее, поглаживая по спине. Будто надеялся, что я успокоил человека в истерике. Но она лишь разрывалась в рыданиях и говорила что-то невнятное; я даже не прислушивался к этому, ибо понимал ее без слов. Либо не понимал вообще. — Послушай, успокойся, — я пытался говорить убедительно и спокойно, но чувствовал, как что-то внутри меня ломалось. — Давай просто попробуем это решить? Не виноват никто из нас, ты ведь понимаешь? Я чуть развернулся и начал медленно идти к кровати сестры. Цитра не отрывалась от меня, но сейчас она подозрительно молчала. Я усадил ее на кровать, а сам присел на корточки, заглядывая в ее глаза. Помимо боли я увидел в них что-то вроде… удовлетворения? От этой мысли мне стало жутко. Я отогнал ее подальше, молча ожидая, когда Цитра успокоится полностью. Она смотрела на меня, не отрываясь. Я взял ее руку в свою. Крепко сжал. — Он видит во мне лишь способ сделать нового воина Ракьят, — пробурчала она, пытаясь говорить громче. Но я и так ее слышал. Про «сделать нового воина» — это не обучиться военному делу, а родить. Родить мальчика. Ведь девочки… Эх. И она, в принципе, права. Потому что мне и самому уклады нашего племени казались до жути неудобными. Неправильными. — Я не хочу. Ее мысль не продолжалась. И я решился спросить: — А чего ты хочешь? Этот вопрос, кажется, застал ее врасплох. Она чуть помолчала, прежде чем ответить: — Чтобы меня любили. Я встал с корточек и лег на кровать. Когда я наравне с Цитрой, мне становилось удобнее. Мы легли на бок лицами друг к другу. — А что для тебя любовь? — спросил я. На лицо Цитры упала кудрявая прядь, которую я поспешил заправить за ее ухо. В моей голове промелькнула мысль, что нас, наверное, уже успели потерять. Но если веселая музыка племени продолжала играть, то особо никто не беспокоится о том, что пропали виновники торжества. Я решил, что так значительно лучше. Потому что опухшие глаза сестры и ее настрой были совершенно непраздничными. — Уважение. Может, понимание того, что я такая же. Как и они, — отвечать мне она не спешила. Я мог бы сказать, что я понял, что ей движет. Порядки Ракьят были таковы, что мужчина — воин, женщина — хранитель очага. И моей свободолюбивой сестре эта система претила, наверное. Да и мне тоже она становилась неприятна каждый раз, когда я о ней задумывался. — Я не могу знать, уважают тебя другие или нет, — я пытался находить слова, но у меня получалось плохо. — Но я тебя люблю. Цитра как-то счастливо вздохнула, легко улыбнувшись. — Скажи мне, пожалуйста, — несмело попросил я. — Тебе так нужно подтверждение того, что тебя любят? Ее хорошее настроение, которое, казалось, появилось всего на миг, угасло с моим вопросом. Но что-то внутри меня подсказывало мне, что я сделал все правильно. Она чуть отодвинулась от меня и перевернулась на спину. Ее грудная клетка вздымалась в прерывистом дыхании. — Я могу сказать, что да. Я чувствую, что так мне спокойнее. — Я даже не буду спрашивать, почему, — ответил я, смирившись. Мой разум додумывал детали и мотивы за меня. Я очень-очень любил ее, но ей этого не хватало. Ей хотелось чего-то большего… — Ваас, — Цитра тихо произнесла мое имя. — А? — Прости меня, пожалуйста, — она как-то неуверенно взяла мою руку в свою. — Я не хотела. — Я понимаю, все действительно хорошо, — успокаивающе улыбнулся я ей. Ее глаза блестели совершенно не от слез. — На то мы брат и сестра, чтобы прощать друг другу подобные ошибки. — Вроде меня? — Что? — я попытался понять, что она имела в виду за этим вопросом, но тогда оказалось совсем мало времени для этого. — Погоди, — Цитра дернулась. Она вскочила с кровати и выглянула за дверь. — Ты чувствуешь что-то? Я прислушался — музыка уже не играла, зато были слышны крики людей и странный треск. — Гарью пахнет, — растерянно отметил я, принюхавшись. — Пошли со мной! — Куда?! — она ошарашенно на меня взглянула. Я ничего ей не ответил; схватил подаренный мне кинжал в одну руку, а руку Цитры — в другую, выводя из комнаты. Мы побежали по длинному коридору с каменными стенами. — Не бывает дыма без огня, так сказать, — только потом я подумал, что проронил эту фразу совершенно не к месту. Четырнадцатилетнему (с сегодняшнего дня) ребенку простительно. Но тогда я действительно не видел, откуда шел огонь. Мы бежали без остановки, и я даже отпустил Цитрину руку, ибо она достаточно сильная, чтобы бегать наравне со мной. — Это плохая идея! — почему-то она поняла это тогда, когда мы уже разворачивались к главному коридору. Я оборвал ее мысли простым, но емким: — Плевать! Мы уже были на углу. Буквально еще немного, и мы выйдем. Мы замедлились, чтобы оценить обстановку. Все вокруг было каким-то болезненно жёлтым. Людей здесь не было. Я ошибался. Стоило мне отвлечься, как кто-то схватил Цитру за руку, выйдя из узкого проема. Я точно его узнал — небольшая комната, в которой хранились травы и снадобья. — Вот это да! — восторгался чужой голос. Сестра молчала. Я отреагировал не сразу. Времени, что я тупил, было недостаточно для них. Я сжал оружие в руках еще крепче. Эти двое совершенно не похожи на Ракьят — они в красных футболках, на них навешаны чехлы для оружия, какие-то странные ремни. И красные тряпки на лицах. Я даже не думал отступать: в моей голове была одна мысль — спасти Цитру. И мне было все равно, что они были с оружием, что у меня у самого только жалкий ножик или пародия на него. Все равно. Я накинулся на одного из людей, как раз на того, кто удерживал сестру. Я занес руку с кинжалом над ним и воткнул в его глотку так резко, что, казалось, даже сам ничего не понял. Но когда понял — ужасно в себе разочаровался. Но сейчас не время для этого. Второй еще жив. Он заметался по маленькой комнате, совершенно забыв о том, что изначально хотел сделать. Когда я посмотрел на него, он даже, как мне показалось, тихо взвизгнул. Я так и не понимал, почему он ничего не предпринял. Испугался ребенка?.. Я снова занес оружие над уже раненым человеком. Второй что-то там пытаться сделать с сестрой, но она была достаточно умной. Просто ударила его. Цитра вырвалась из рук этого урода и сбежала, оставив меня наедине с двумя врагами. Я не был уверен, что тот, кого я ранил, выживет. Я был уверен в том, что я делаю все правильно. Пришедший страх накрыл меня волной и я оставил их вдвоем в этой комнате. Пусть. А сам побежал за сестрой. Еще быстрее обычного. Ее уже не было видно, но я очень обрадовался, когда увидел наших — группка людей в традиционной форме Ракьят. — Ваас! — крикнул мне один из них. Не дожидаясь моего ответа, он же продолжил: — Беги в машину! Деннис пригнал ее к вам. Я облегченно выдохнул — этот человек только-только вступил в племя, но доверять ему определенно можно было. Можно сказать, что он стал одним из близких друзей для меня. Я вышел из нашего Храма и увидел там парня, в котором узнал своего друга. — Ваас! — воскликнул Деннис. — Ты как? — Ты не представляешь, что я только что пережил, — расстроенно пробормотал я, обняв себя за плечи. Мне в один момент безумно захотелось разрыдаться. Перед глазами все еще стоит этот момент. Может, он не продлился дольше минуты, но в моей голове он точно застрял надолго… — Ты объяснишь все потом, — он подал мне рукой знак. Я послушно сел в машину. Парень ее завел. — Главное сейчас уехать побыстрее. Я сидел рядом со своей сестрой. Она выглядела довольно испуганной: ее глаза были широко раскрыты, а кожа раскраснелась от бега. Почему-то я подумал, что она выглядит несчастнее, хотя это ее хотели убить, а не она убила. И я на мгновение задумался, кто из нас прав. Никто. Определённо никто. — Все в порядке? — спросил я у нее. Я позволил себе хлопнуть ее пару раз по плечу, чтобы поддержать. — Да, — коротко ответила она, всматриваясь вдаль. Мы уже достаточно далеко отъехали от Храма. Я почувствовал то ли спокойствие, то ли тревогу тогда. Спокойствие от того, что смог защитить Цитру, успокоить ее и заставить хоть немного поверить в справедливость. А тревогу — от ее мрачного удовлетворения в то мгновение, когда мы находились в комнате. И от самой ситуации в целом. Наш страх витал в воздухе, не давая мне дышать даже сейчас.

***

— Примерно так я и убил в первый раз. Этот рассказ вызывал во мне столько противоречивых чувств, что я даже не знал, что делать. Обычно это бывал гнев по отношению к Цитре, но сейчас я ощущал лишь печальное опустошение. Но Нортон смотрел на меня весьма заинтересованно, будто не понимал того, что успел за столько лет понять я. — Ты все еще считаешь, что она поступила с тобой неправильно? Я принял более расслабленную позу, смотря на повзрослевшего сына. Возможно, в его глазах я вижу понимание по отношению… не знаю, к кому. Может, к нам обоим. Но я бы не мог понять ни себя, ни ее. — Да. Но понимаешь, Нортон, — я усмехнулся, но явно не от радостных чувств, — у людей бывают свои мотивы на разные поступки. — Хм, — глаза сына сверкнули в задумчивости. — А как думаешь, о чем она думала в тот момент? — Не знаю, как видела это она, но я видел это так: маленькую девочку обделили вниманием и не дали любви, а она доказывает им, что все может и она полностью… права. За счет унижения других людей, конечно же… Последнюю фразу я произнес чуть тише. Почему-то мне было тяжело это произносить. — А ты о чем думал? — так же непринужденно спросил сын. Я был удивлен его спокойствию. Я знал, о чем я думал: она просто имеет кучу расстройств и хочет, чтобы весь мир крутился вокруг нее. Вынесет весь мозг, но своего добьется. Но своему ребенку я бы вряд ли сказал такое. Кому угодно, но не ему. — Не много ли ты вопросов задаешь, малец? — взглянул на него я угрожающе. Но Нортон даже не пошевелился. — Келли, мать твою, как ты воспитываешь нашего сына? А о ней я тоже вспомнил совершенно случайно — последние несколько дней была только и занята своей тетрадкой и бубнила что-то про сны. Но пошутить можно было бы. — Да что я-то? — женская голова выглянула из-за дверного проема. — Я вообще молчу. — Да, и правда, — протянул я понимающе. Кажется, она восприняла это не всерьез. — Ты вообще молчишь. Келли исчезла так же незаметно, как и появилась. — Так о чем ты думал? — продолжал допытываться Нортон. — Ты же сам хотел рассказать о том, как… — Ладно-ладно, — отмахнулся я от него, как от мухи. — Я просто очень сильно ее любил. И сейчас люблю. Мой сын понимающе кивнул головой и продолжил затачивать нож. В моем доме воцарилось молчание. И где-то внутри меня — спокойствие. Я почему-то понял, что не совершил никакой ошибки, рассказав об этом. Давно пора было с этим разобраться.