🚜
— Можно мне бомбочкой прыгнуть? — с яркими искорками в шоколадных глазах клянчит Рики, топчась на месте вокруг закатывающего глаза Сонхуна. — Ну пожалуйста. Я очень аккуратно, клянусь! — В прошлый раз твоё «аккуратно» превратилось в сильный ушиб щиколотки. Ответ очевиден: нет, нельзя. Уймись. — Хун вырывает руку из цепкого захвата младшего, получая в ответ обиженный бубнёж, разобрать который так и не удаётся, и отходит от плещущей воды, присматривая себе местечко на нагретой изумрудной траве. Разочарованный вздох слетает с губ, когда он вспоминает, что пятна травы практически не отстирываются, а портить свои любимые бежевые джоггеры как-то не хочется, во-первых, потому что другие виды штанов он не признаёт, во-вторых, идея быть убитым собственной матерью тоже так себе. «Эй, Сонхун-хён», — слышит голос Рики и рефлекторно поворачивается к нему, чтобы создать зрительный контакт, но что-то идёт не так, ведь вместо пары озорных глаз он наблюдает летящую в него скомканную футболку. — Я настоящий герой, — ухмыляется самодовольно младший, почёсывая рёбра, пока Сонхун старается переварить его слова и такой неожиданный презент в виде растянутой футболки, прилетевшей ему в лицо и пропитанной запахом мокрой древесины. — Теперь ты можешь не бояться засрать свою одежду, ведь весь удар на себя примет моя футболка. Даже не думай отнекиваться из вежливости, её всё равно на помойку надо бы выкинуть. Ну, так мама сказала. Рики шмыгает носом и переводит взгляд на вновь нахмуривавшегося Пака, облизывающего пересохшие губы, глядя то на кусок ткани в своих руках, то на завидный пресс Нишимуры, и пытающегося вспомнить, когда это мелкий так вымахал? Вроде, только год назад еле доставал ему до плеча, а сейчас уже вовсю светит кубиками. Кажется, феи-крёстные, исполняющие желания, всё-таки существуют. — Да, герой, — соглашается Хун как-то запоздало. Футболка оказывается расстелена на земле, и только тогда парень позволяет себе примоститься на ней, поджимая под себя ноги. Рики, беззаботно улыбаясь, приземляется рядом, чуть ёжась от накатившего предвечернего ветерка. Тёплые лучи абрикосового заката красиво обволакивают весь пейзаж и отражаются от журчащей речной глади, окрашивая ту в один из своих пастельных оттенков. Насыщенно зелёные кроны деревьев и цветы всех возможных сортов и оттенков становятся лишь красивей под убаюкивающими порывами летнего бриза. Красиво. Будь Сонхун художником, только бы и делал, что сидел за мольбертом с кучей холстов, красок и прочим необходимым для таких творческих людей арсеналом. — С тобой ужасно скучно, ты в курсе? — медленный и до жути наигранный страдальческий стон доносится до погрузившегося в чертоги своих мыслей Сонхуна, вынуждая того незаметно дернуться, словно от крошечного удара током. Рики закатывает глаза, когда получает лёгкий щелбан в лоб и слова: «Раз я такой плохой, зачем я тебе?». — Вот Джейк-хён весёлый, шутит постоянно, улыбается, а ты как потомок людей-камней, ей богу. — Люди-камни? — хмыкает Пак, внимательно слушая нытьё младшего. — Это ими тебя родители запугивали в детстве? — Именно. Говорили, что эти существа не выражают никаких эмоций, кроме загробного холода, тоски и прочего-прочего, и что с ними запрещено общаться. Но я бунтарь, потому что дружу с одним из них… Понял, понял, а? — фырчит со своей же шутки, толкая острым плечом такого же посмеивающегося Хуна. — Знаешь, я не люблю всякие розовые сопли… — тянет Сонхун, неловко разглядывая свои длинные пальцы, украшенные пятнами от сока чёрной смородины. — Но я рад, что всякий раз, как приезжаю, ты всегда тут и ждёшь меня. Я это ценю… — признание слетает с его губ удивительно просто, словно оно с самого начала ждало своего часа и было наготове. Если бы лицо Рики в эту секунду сфоткали и выложили в сеть, он бы стал знаменитым менее чем за час, ибо спектр эмоций на его удивлённом и немного растерянном лице просто великолепен. Японец молчит, глупо открывая и закрывая рот, будто намереваясь что-то ответить, а потом передумывая, и всё это лишь за пару секунд. Сонхун начинает чувствовать себя идиотом за излишнюю сентиментальность, вот так сидя и наблюдая за рождением нового мема. Наконец, не выдержав, он всплескивает руками, намереваясь уйти: — Иди ты! В жизни больше слова не скажу! — Нет-нет, хён! — неожиданно оттаивает Рики, быстро хватая того за хрупкое запястье, тем самым заставляя остановиться. — Ты чего? Я же просто удивился! Из тебя обычно больше двух слов не вытащить, а тут ты сам сказал целое предложение, так ещё и какое! — последнее слово специально тянет подобно оперному певцу, но сразу после этого кряхтит, ибо Пак беспрерывно брыкается, стараясь высвободить свою руку. — Да стой ты! Не дёргайся!.. Ладно-ладно, я тоже ценю твои приезды сюда! Пересилю себя и скажу, что порой даже скучаю по тебе! — с этими словами Рики отпускает запястье старшего, взрываясь порцией смеха, когда тот, не удержавшись, падает, приземляясь прямо на свою пятую точку. Сонхун смеётся вместе с Нишимурой, улыбаясь так, что белоснежные клыки становятся видны. Ладно, может лето не так уж и плохо, даже несмотря на ноющий тупой болью копчик и всё-таки запачкавшиеся травой штаны. — Веселитесь? Пак, словно по команде «ровнясь!», прекращает смеяться, услышав весёлый, чуть шепелявый голос человека, судя по всему, стоящего позади него. Как только ему удалось так незаметно прокрасться? — Джейк-хён! — радостно восклицает Рики. — Да, мы вот решили прогуляться у речки. Сонхун-хён мне, кстати, купаться не разрешает! — Правда? — усмехается Джейк, ровняясь с застывшим в одном положении Паком и переводя на него внимательный взгляд. — Правильно делает, ты ведь можешь простудиться, а уже вечереет и становится прохладно. Я прав, Хун-а? Тот в ответ лишь громко сглатывает, не забывая кивнуть. Что же, а это, собственно, третья причина, из-за которой Пак «ненавидит» лето — Шим, чтоб его, Джеюн. Он просто улыбается и с бенгальскими огнями в глазах рассказывает о том, как любит это время года, ведь (в отличии от Сонхуна) он сюда приезжает по собственному желанию, ради приятно душащего пекла, новой порции загара, Сонхун, кстати, не понимает, зачем его и без того карамельной коже нужен солнцепёк; ради редких, но потрясающих дождей и трактора, доставшегося ему от отца. Шим просто ерошит свои волосы цвета фундука, промокшие от пота, умывается студёной водой, да так, что её капли брызгают в разные стороны, а некоторые стекают прямо по крепкой шее, украшенной тонкой серебряной цепочкой и парой крошечных родинок, прикоснуться к которым пальцы Сонхуна желают аж до лёгкого покалывания. В конце-концов, он просто существует, — этого достаточно, чтобы сердце Сонхуна отплясывало пламенную чечётку, как его дед в молодости. — Сонхун-хён, осторожно, у тебя сейчас челюсть упадёт, — зевает Рики, подуставший наблюдать такую картину маслом. Это какие же грехи он совершил в прошлой жизни, что бог решил отправить ему в качестве наказания двух влюблённых, глупых и, кажется, ещё и слепых хёнов? Серьёзно, сколько бы раз он не пытался понять их, всё тщетно: в упор не замечают томных и чертовски нежных взглядов, направленных друг на друга. Кажется, заметила чуть ли не вся деревня, но только не они. — Пардон, кажись, уже упала, — фырчит от смеха подросток, когда замечает пятна смущения на шее Сонхуна и успевает увернуться от пинка под зад. — Ты всё не меняешься, Рики-сан, — улыбается Джейк, вздыхая. — А ты, Хун, с каждым разом становишься лишь красивей… Это городской воздух так влияет? — Эм, я… кхм, — смущённо мямлит Пак. — С-спасибо… — Бе! Фу-у-у! Долой телячьи нежности! Я, между прочим, ещё ребёнок, а вы тут со своими слащавыми фразочками! — Ну раз ты ещё ребёнок, то больше не приходи ко мне с просьбой научить водить трактор, — Джейк скрещивает руки на груди, довольно хмыкая, когда в глазах Нишимуры мелькает обиженный огонёк. — Обойдусь. Всё, хён, пошли отсюда, — японец вскакивает на ноги и хватает под локоть всё ещё сидящего Пака, без труда уводя того за собой. Рики успешно подавляет своё желание оттопырить средний палец прямо в лицо Шиму, напоминая себе, что приличные парни так не поступают. Сонхуну остаётся только вздохнуть и, подобрав с земли чужую футболку, следовать за младшим. Перед этим он, правда, оглядывается, чтобы в последний раз за день насладиться всей красотой Джеюна, но ему приходится резко отвернуться. Джейк, как оказалось, неотрывно смотрел ему вслед.🚜
Следующий день для Сонхуна проходит также спокойно и буднично, как и все предыдущие: огород, мелкие поручения по дому, провалившиеся попытки подсмотреть за работающим где-то в поле Джейком и, конечно же, гогочущий с этих попыток Рики. — Нет, чтобы просто подойти и поговорить, как все нормальные люди, — не унимается он, активно при этом жестикулируя, — Вместо этого ты, хён, воображаешь себя шпионом на секретном задании! — А что мне ему сказать, даже если я подойду?! — Сонхун раздраженно хлопает ладонью по деревянной столешнице, чувствуя себя до ужаса неловко от того, что его сейчас буквально отчитывает подросток. Но раз Рики сам начал, то пусть теперь будет так добр помочь вырулить из ямы, (олицетворяющей неуверенность Хуна), ввалившийся туда автомобиль, являющийся символом шанса на хоть какие-то отношения с Шимом. — Для начала можно поздороваться, — язвит младший, вальяжно развалившись на крошечном диване в кухне своего дома. — Ладно, шутки шутками, но я серьезно. Подходишь, здороваешься, спрашиваешь то, что обычно спрашивает мой отец у всех своих знакомых: «Как семья? Как дети?». — Как дети?.. — тяжёлый вздох — это единственное, на что Сонхун находит силы, прежде чем рассмеяться, да с так, что Рики сразу осознаёт свои же слова. — Короче, ты меня понял… Желание блистать прытким умом улетучивается быстрей скорости света, отчего Нишимура, подперев подбородок рукой, вновь просит старшего рассказать историю о том, как тот пару часов назад, прячась за углом разваливающегося по частям амбара, смущённо наблюдал за погружённым в работу Джеюном, а потом, испугавшись пролетевшего перед носом крупного шмеля, закричал, тем самым себя выдав. — Надеюсь, он меня не заметил… — добавляет в конце Пак, облизнув пересохшие губы. — Будь я твоим крёстным, сразу бы почувствовал ауру неудачника, исходящую от тебя, и назвал бы тебя лохом! — Ты не устал смеяться? — тянет Сонхун, когда оглашающий и не прекращаемый смех Рики начинает действовать на нервы. — Совсем капельку. — Ладно, я уже пойду домой. Спать хочется, — далее поясняет: — Из-за проклятых комаров я всю ночь вдуплял в потолок. — А короля комаров, случайно, не Джейк зовут? — Идиот. Уже стоя перед входной дверью, парни на прощание дают друг другу «пять», после чего Рики замечает, что такой жест уже давно устарел и что им надо бы придумать что-нибудь новое, ну а Сонхун фыркает, ибо «дать пять» — это нестареющая классика. Калитка двора Нишимуры открывается легко, почти невесомо. Сонхун мысленно сравнивает её со своей и понимает, что дедуля был прав, когда ругал его из-за несмазанных в ней петель. — Ой, х-ё-ён! Хён, стой! — неожиданно вопит младший изо всех сил, хотя Пак стоит лишь в паре тройке метров, вопросительно кивая. — Я сейчас пошучу, послушай, ладно? — Тёплая улыбка, полученная в ответ, и вот Рики проговаривает: — Скажи триста! Не говори ничего другого, просто скажи! — Ну триста. Выходит как-то недоверчиво и не зря. — Отсоси у тракториста! Пак прикусывает кончик языка, когда японец салютует ему и, довольно посмеиваясь, скрывается за дверью. Нишимура действительно ребёнок, и, пожалуй, единственный в своём роде, которого он не просто терпит, а подсознательно считает своим младшим несносным братом. Побродив добрых двадцать минут туда и обратно по аккуратной землистой тропинке, ведущей к дому, Сонхун останавливается рядом со своим двором, вглядываясь в незанавешенные окна. Свет горит, а значит дедуля успел вернуться со своих посиделок с друзьями, изысканным самогоном и колодой потёртых карт. Поток вечернего ветра проникает под растянутую футболку, пахнущую хозяйственным мылом, вызывая по его телу целое цунами из мурашек. Он охает, а его желание войти в тёплое, безветренное помещение делает прыжок аж на две ступени вперёд, опережая желание прогуляться в гордом одиночестве. Но не успевает он сделать и шага, как чья-то тяжёлая рука падает ему на плечо, а сбоку доносится: «Сонхун! Не ожидал тебя здесь встретить!». Сердце Пака, в ту секунду ушедшее в пятки от страха, теперь же быстро возвращается на своё место, колотясь при этом лучше любого машинного мотора. — Джейк, это ты… — выдыхает облегченно, прикладывая руку к груди, и театрально прикрывая глаза. От такого резкого перепада эмоций у него даже слегка начинает кружиться голова. — Я чуть своих умерших родственников от страха не увидел. — Прости, — виновато опускает голову Шим. Теперь он напоминает Сонхуну младшеклассника, которого преподаватель решил отчитать за невыполненное домашнее задание; нежели уверенного в себе молодого парня, одним дружелюбным взглядом способного выудить из человека всё, что только можно, будь то признание в любви или код от банковского счёта. — Просто у меня вода закончилась, и я пошёл к колодцу, а потом вспомнил, что на кухне где-то лежит полная пятилитровая баклажка… Сейчас вот тебя встретил на обратке. Кажется, это судьба! Довольно странная судьба, — думается Сонхуну, ведь рассказ Джейка плавно опускает факт того, что колодец находится уж точно не рядом с его домом, и если бы Джейк в правду решил пойти за водой, то он бы так и вернулся, совершенно не пересекаясь с Хуном, однако итог наблюдается иной. — Наверное, — всё же кротко соглашается он, позволяя себе улыбнуться в ответ. — Может… Кхм, может ты согласишься посидеть у меня? Дома одному скучно, а так повеселей будет. Джеюн облизывает свои искусанные губы, стараясь заглянуть в бурые глаза парня, которого он неожиданно и неловко встретил в общественной бане, будучи ещё подростком; парня, которого он потом вспоминал перед сном чуть ли не каждый день, и парня, благодаря которому он впервые ощутил чары влюблённости. Не проходит и дня без мимолётных мыслей о Сонхуне и его вечно смущённой улыбке, или же о его забавном смехе и привычке называть вездесущего Нишимуру ребёнком. Порой эти мысли непроизвольно перебегают в иное русло. Русло, где каждая клеточка разума Джейка поглощена в размышления о безупречной коже Пака, цвет которой Шим сравнил бы с морской пеной; о его вишнёвых губах, что по мягкости обыграют даже облако; и об его острых ключицах, на которых так и хочется оставить трепетный поцелуй… — Мама Рики с утра угостила меня своим фирменным миндальным печеньем. Я не успел его съесть, но теперь съем с двойным удовольствием, если ты составишь мне компанию… — делает судорожный вдох, осознав, что слишком долго пялился на объект своего воздыхания. А Сонхун и не против: заметив, что от чужой уверенности и след простыл, он чувствует её прилив внутри себя, отчего, усмехнувшись, соглашается. Всю оставшуюся дорогу Джейк без умолку рассказывает о том, как красочно прошёл его день: он сварил айвовый компот, починил протекающий топливный бак трактора и, зазевавшись, упал с лестницы, пока забивал книжную полку в гостиной. «Не волнуйся, я отделался синяком», — улыбается, демонстрируя едва заметную ямочку, а Сонхун качает головой. — В следующий раз позови меня, чтобы было кому лестницу держать или полку прибивать. — Спасибо за предложение, но лучше я позову тебя просто так, а не для работы, — Пак в немом вопросе вскидывает бровь, тогда Шим объясняет: — Не гоже таким аристократичным рукам испытывать на себе всю горечь тяжкого труда… Вычитал где-то, — неловко отводит взгляд, чему Сонхун несказанно рад, ибо его щеки от этих простых слов вспыхнули ярче утренней зари. — Вот мы и пришли. Джеюн перескакивает через ступеньки порога аккуратного деревянного дома и, недолго покопошившись в карманах штанов, звенит связкой ключей, пока Сонхун с интересом разглядывает стопку книг, лежащих на потрепанной жизнью скамейке. — Наконец-то, — присвистывает, отыскав нужный ключ. — Каждый раз забываю, как он выглядит, и стою тут как начинающий взломщик… О, эти книги родители отправили недавно. Сказали найти для них место. Я, собственно, из-за них и начал полку колотить. — Столько энциклопедий. Был бы тут Рики, сказал бы, что комиксы лучше, — усмехается добро Хун. — Не то слово… Вауля, проходи! У меня тут, правда, не прибрано, — Джейк тихо посмеивается, смахивая с глаз непослушные пряди, и пропускает Сонхуна вперёд себя, как подобает джентельмену. Прихожая, плавно перетекающая в коридор, действительно не сияет идеальной чистотой и порядком, но Сонхун про себя подмечает, что призрачная тень организованности тут всё же имеется, (пустые коробки, вероятно, спущенные с чердака, были ровно сложены у несущей стены). Пока Хун неторопливо разувается и разглядывает семейные фотографии Джеюна, тот уже вовсю хозяйничает на кухне, предварительно заехав плечом в дверной косяк. В первой рамке, украшенной покупными ракушками, находится фотография маленького Джейка, сосредоточенно играющего на скрипке, во второй, покрытой золотистой акриловой краской, он уже смотрит прямо в объектив, радостно обнимая своих таких же улыбающихся родителей. Третья и четвёртые фотографии идентичны, ну а пятая завладевает интересом Пака больше всего, ведь на ней красуется он сам, хмурящийся в попытках нарубить хоть каплю дров. Если ему не изменяет память, (и фантомные боли в мышцах плеч), то фотографии год, не меньше. — Сонхун, хочешь чего-нибудь? — гостеприимно воркует Джейк, выглядывая из кухни, а Сонхун кусает внутреннюю сторону щеки, лишь бы не ляпнуть: «Тебя». — Я как раз компот сварил, думаю, тебе понравится! — Спасибо, не откажусь. Отвечает, после чего мгновенно указывает на фотографию, интересуясь, откуда она тут взялась и что она тут забыла. На скомканное и чрезвычайно тихое «Ой, я совсем забыл её снять…», Хун заливается краской, так как в голову начинают лезть вспомнившиеся слова Рики о том, что «У Джейк-хёна в доме твоя фотография висит! Если ты и сейчас будешь отрицать очевидное, я обижусь!». Кстати, он тогда попросил младшего не выдумывать, и тот в итоге, как и обещал, обиделся: не разговаривал с Сонхуном целые сутки. — Если хочешь, — развеивает странную тишину Шим, — Я могу её снять… Хотя я сейчас вообще-то прощения просить должен. А то взял и сфоткал тебя без твоего ведома, потом ещё и на стенку повесил, как маньяк какой-то, — фыркает в конце, глядя прямо в пол, чтобы ненароком не столкнуться взглядами с Паком, на лице которого играет лишь глубокая задумчивость, а в глазах читается тайфун различных мыслей. Стоит ли сейчас поставить всё на кон и проверить многочисленные предположения Рики о взаимных чувствах Джейка? Определённо стоит. Сонхун сглатывает вязкую слюну, прежде чем сделать шаг в сторону Джеюна, затем ещё один, ещё и ещё… И вот он стоит так близко, как никогда раньше. Хун немигающим взглядом скользит по чужому мужественному, растерянному лицу. Он может видеть все волоски его густых бровей, даже поры на ровном носу. Джейк для Сонхуна — Лувр. Никак иначе, ведь каждая его частица является настоящим произведением искусства: покусанные ногти, белёсый шрам у крепкой груди, губы в форме сердца и… список вечен. Пак готов поклясться, что кроме учащённого дыхания Джеюна он слышит и биение его сердца, в котором ему так хочется поселиться, свить гнездо и остаться навсегда. Он понятия не имеет, что сделал это уже очень давно. Когда же их взгляды словно по велению чего-то свыше опускаются к губам друг друга, Сонхун понимает две вещи: что его сердце стучит громче раскатов грома и что лицо Джеюна оказывается в опаснейшей близости. — Сонхун… — выдыхает тому прямо в приоткрытые губы Джейк, при этом облизывая свои и не смея поцеловать. — Можно мне?.. — Поцелуй уже, джентельмен долбаный. Джеюн чувствует себя самым счастливым человеком на свете, когда касается чужой горячей щеки и вскоре чувствует чужие желанные губы на своих. Их тепло и мягкость, — полная его противоположность, но этот контраст заводит лишь сильней. Сладко-кислый смородиновый привкус оседает на кончике языка, подобно первому снегу, стоит ему мимолётно провести им по нижней губе Сонхуна, после принимаясь сминать любимые уста в поцелуе, полном чувств, таившихся слишком долго. Сонхун же улыбается в поцелуй из-за непередаваемой волны счастья, разлившейся в груди. Из-за неё спирает дыхание, создаётся пугающее впечатление, что всё это — лишь сон, и вот он в любую секунду проснётся в своей кровати с колотящимся сердцем и сладостной истомой в паху. Возможно в момент, когда их языки сплелись в одно целое, а тела оказались прижаты друг к другу на поверхности жесткого дивана, Джейк сумел подслушать сомнения Пака, — нет другого объяснения его словам, вырвавшимся в виде горячего шепота «Это не сон, Хун-и…». Пак окончательно теряет всякую связь с реальным миром, когда влажные поцелуи Джеюна опускаются всё ниже, задевая выпирающий кадык, вздымающуюся грудь, а после и лёгкие очертания пресса. Он не помнит, в какой момент их одежда оказалась валяющейся где-то в начале комнаты, но точно помнит головокружительный мускусный аромат, исходящий от разгорячённого Шима, дразняще мажущего языком по аккуратной головке колом стоящего члена. Дыхание сбивается, перед глазами размыто всё, кроме сосредоточенного на своём деле парня. Во рту Джейка тесно, горячо, влажно, одним словом — непередаваемо. Это не сравнится ни с одним из снов. Зарываясь пальцами в растрёпанные волосы Джеюна, последнее о чем думает Сонхун, прежде чем с блаженным стоном излиться в его кулак, так это о том, что безобидная шутка Рики воплотилась в жизнь, но немного наоборот.