Сон в жаркую ночь

      Хуа Чэн позволил себе задремать. Ночь была тихой, будто с Небес спустился Будда. Ночной сумрак только сгустился, и в иной день в те же мгновения за распахнутыми окнами пели бы птицы, но сегодня первая летняя жара по-настоящему накрыла город. Ветер уже не ждали, даже звезды сверкали на ночном небе с усталостью, пытались себя пригасить, чтобы не превратить землю в один из огненных адов. Он дремал, оставшись в одних тонких нижних штанах, чтобы не смущать Его Высочество наследного принца. И пока что дремал в одиночестве, окруженный только прохладным ароматом сандала. Говорят, на Западе (в Индии) от этого запаха даже замерзают.       Призывающий прохладу колокольчик звякнул и умолк, когда Се Лянь осторожно зашел в спальню. С волос еще капала вода — после купальни они еще не успели высохнуть, а он, привыкший к любым лишениям, уже успел вспотеть. Сань Лан лежал неподвижно, даже не дышал, только волосы, как дикие змеи, кольцами свернулись на подушке. Тонкий лучик Луны проник за полог кровати и осветил изящное бледное лицо. Босые мокрые ступни шлепали по натертым до блеска доскам. Се Лянь приблизился, рядом с дремлющим Сань Ланом было прохладней всего.       Он потер переносицу. Сань Лан лежал так, что беспокоить его не хотелось. В редкие мгновения сна он выглядел умиротворенным. Не хмурился. Не натягивал широкую улыбку. Не пытался очаровать или умолять. Среди всех его «настоящих» лиц правдивым было только это. Безмятежное лицо успокоившегося демона. Се Лянь кончиками пальцев дотронулся до его лица, похожего на белый нефрит, откинул упавшие на высокий лоб пряди, поправил чуть съехавшую повязку на глаз. Сань Лан так и не проснулся, только перехватил руку и притянул Се Ляня к себе.       Се Лянь оказался в крепких объятиях, мог бы выпутаться, приложив чуть силы, но не захотел, только попытался удобней лечь. Уткнулся подбородком в плечо, а носом — в шею Сань Лана, и теперь медленно им дышал. Сандалом, заполнившим воздух от него не пахло, не успел еще пропитаться. На коже еще остался тонкий дух яблонь и вишен. От самого Се Ляня шел запах сосен, такой же незаметный, только горьковатый, совсем не мягкий и сладкий. Смешавшиеся запахи убаюкали его. Тело Сань Лана не было похоже на подушку, не было мягким, но лежать на нем было удобно. В мыслях появилось и тут же исчезло одно воспоминание. Тело прижалось к телу, одежды почти непристойно смешались, а сердце пришло в безобразный хаос. Из гроба тогда было никуда не деться, как и из этих объятий.       Но сон завладел сердцем Се Ляня первым.       После дневной жары прохладное тело было бесценным сокровищем.       Утром Се Лянь проснулся от щебета птиц. Постель рядом с ним была пуста.       Сань Лан преобразился. Вот так, когда он выглядел юношей, беззаботным молодым господином немного младше Се Ляня, как в их первую встречу, в сердце появлялась тоска. Сань Лан стоял полностью обнаженный среди развевающихся на свежем, предгрозовом ветру полупрозрачных полотен, пытался подвязать волосы, но то одна прядь, то другая вылезали, и все приходилось начинать с самого начала. Он точно встал так, чтобы рассветное солнце выразительно подсветило тело, добавило живого цвета белизне камня.       — Давай я завяжу, — тихо произнес Се Лянь, отрывая голову от подушки. Она была в разы мягче тела, на котором он провел ночь, но теперь эта мягкость казалась неудобной, излишней. Неужели он теперь будет хотеть так спать каждую ночь?       Сань Лан медленно подошел и опустился на колени перед постелью. Он положил на нее локти, опер на них голову и теперь с хитрым прищуром разглядывал пытающегося подняться Се Ляня. Белые нижние одежды распахнулись, обнажив грудь и никак не успевающие сойти следы. Красные пятнышки ожерельем украсили шею там, где уже давно не было проклятой канги. Засосы покрыли его тело, как диковинные узоры. Се Лянь заметил, куда Сань Лан смотрел, и попытался прикрыться.       Сань Лан сейчас был похож на большого лиса. Только не фырчал и не облизывался, а разглядывал Се Ляня с хитрой улыбкой.       — Точно?       Се Лянь одной рукой попытался завязать полы одежд, пока другой прикрывал шею, ленты поддались с трудом: пальцы вдруг стали не такими ловкими, как раньше. Он точно покраснел, щеки обдало жаром.       — Я завяжу.       Сань Лан повернулся и теперь положил на край постели голову. В волосах лента запуталась, повисла, схваченная ими, как змеями. Се Лянь сел рядом, скрестил ноги. Ленту он выпутывал долго, даже гребень не помогал. Сань Лан не просил быть быстрее, даже не дергался, когда тонкие зубцы распутывали очередной узелок. Он правда почти мурлыкал, так, едва слышно.       Лента лежала в стороне, а Се Лянь расчесывал волосы и любовался, как они блестели и переливались на солнце. Этот цвет был похож на ожившую тьму. Он зарылся носом в волосы, с шумом втянул воздух. Макушка пахла точно так же, как и все тело Сань Лана. Аромат цветов пьянил.       — Гэгэ? — голос Сань Лана был с идеальной каплей иронии. У кого-то другого получилось бы только неприкрытое издевательство.       Се Лянь нехотя оторвался и повернулся, пытаясь найти ленту, которая вот только что лежала рядом. Но алой змейки на алом шелке не было. Прохладные пальцы перехватили запястье, завязали на нем эту ленту. Се Лянь, вздыхая, покачал головой.       — Гэгэ, не хочешь? А вот так? — Голос в одно мгновение стал взрослее.       Сань Лан, нет, Хуа Чэн приобнял его со спины, продолжил шептать в ухо:       — Гэгэ такой красивый с утра. Всю ночь терся о меня бедрами, шептал, какой я ледяной.       — Правда? — Се Лянь откинулся, позволил себе опереться на его грудь.       Сань Лан только лизнул его ухо.       Они сидели так долго, будто были в странной медитации. Се Лянь прикрыл глаза и медленно дышал, пытаясь не распаляться и не замечать кое-чего, упирающегося в поясницу. Сань Лан же прикусывал губы. Не решился даже поцеловать. Еще немного и начнет фырчать, как большой и недовольный лис.       — Гэгэ, я хочу… — произнес он так тихо, что половинка фразы оказалась слышна только Се Ляню.       Се Лянь только сдержанно кивнул и охнул, когда Сань Лан в один миг прижал его к постели, стягивая рубаху. Лента связала оба запястья и прикрыла их изящным бантом. Сань Лан поцеловал его затылок, убрал прикрывшие шею пряди и лизнул ее. Еще и еще. Влажная кожа от легкого ветерка из открытых окон заледенела, Се Лянь изогнулся. Сань Лан чуть прикусил кожу, а позвоночник уже пронзило молнией.       Сань Лан целовал спину все ниже и ниже, медленно опускался, оставляя следы. И те, которые быстро пройдут. И те, которые останутся на несколько дней темными пятнами. Се Лянь дышал чаще, с шумом вдыхал и задыхался, не в силах выпустить воздух. Широкие ладони почти обхватили талию, и он чуть слышно всхлипнул, поджимая живот, отчего ладони теперь обхватили талию до конца.       — Гэгэ прекрасен.       Се Лянь не смог ответить. От жара все плыло, член встал и теперь оказался сдавлен узкими нижними штанами. В голову лезло только дурацкое сравнение с верительным нефритовым жезлом чиновника, и непрошенный смешок перешел в стон. Сань Лан стянул штаны и укусил его бедро.       Се Лянь смог повернуться, попытался отпихнуть Сань Лана ногой, но крепкие руки ее перехватили. Захвачен в наполовину стянутых штанах. Ни сбежать, ни спрятаться. Взгляд Сань Лана обжигал. На дне глаза разгорался огонь, что еще жарче вчерашней жары.       Се Лянь от этого взгляда замер, застыл. Штанов на нем теперь уже не было, а сил двигаться так и не появилось. Сань Лан навис теперь над ним, поймал, не дал отвернуться и жадно поцеловал. Язык, как огонек свечи на ветру, двигался. Вроде бы без особого порядка, но Се Лянь не смог сдержать стон, хотя пытался. Пытался даже не дышать, но не хватило сил. И теперь он таял и задыхался. Зубы чуть сжали нижнюю губу, язык ее облизал, надавливая с силой, и Сань Лан наконец отстранился, кажется. Чтобы только посмотреть на Се Ляня.       На раскрасневшееся лицо. На волосы в беспорядке раскинувшиеся по шелку. На прижатые к груди руки, которыми пытался оттолкнуть, но силы мгновенно уходили. На припухшие и блестящие от слюны губы. Влажные глаза смотрели на него из-под полуприкрытых век.       Сань Лан ждал. Облизал палец и вырисовывал на груди Се Ляня влажные узоры, стараясь задеть затвердевшие соски. Сердце Се Ляня никак не хотело успокаиваться, быстро билось, но жар схлынул, оставив нежное тепло. Он распахнул глаза, изогнулся, попытался растянуться, принять удобную позу. От ладони, чуть надавившей на живот, попытался изогнуться сильнее. Почему-то каждое движение так получалось слишком игривым, что бы он не делал. Ладонь давила на натянутый струной живот, ногти едва задевали кожу, каждым касанием призывая мурашки.       — Можно?       Голос Сань Лана был возбужденным. Он будто окутывал все тело, проникал под кожу, оставался в костях. Пальцы надавили на губы Се Ляня, и тот открыл рот, облизал их, пытаясь сделать как можно влажней. Пальцы имели его рот, терлись о язык, касались нёба. Се Лянь обхватил их губами, пытаясь сосать.       Сань Лан погладил его по щеке, вытянул пальцы и слизал с губ Се Ляня капли слюны. Влажные, в густой слюне, пальцы мягко надавили там, между бедер. В голову снова пришло что-то неприличное и тут же растворилось в укрытой поцелуем улыбке. Пальцы без боли проникли внутрь и теперь невыносимо медленно подбирались к нужной точке, мягко растирая все вокруг и заставляя Се Ляня ерзать. Он хотел было свести ноги, прикрыться, но не мог, захваченный жаром Сань Лана.       — Гэгэ хорошо? — Сань Лан произнес с заботой.       Сегодня он был слишком сдержан, хотя каждое его действие Се Лянь мысленно называл непотребством. Раньше он бы уже вбивался в него, крепко сжимая, входил снова и снова, а сейчас только нежно пытал удовольствием.       — Так хорошо?       — Х-хорошо, — со стоном выдохнул Се Лянь, когда Сань Лан наконец задел нужную точку.       Теперь сдержать стоны не получалось. Пальцы проникали все глубже, сильней растягивали. Иногда только игриво терли рядом со входом. В какой-то момент Се Лянь начал насаживаться сам, и тогда Сань Лан убрал пальцы.       — Гэгэ помнит, что разрешил?       Та еле слышная фраза.       Он помог Се Ляню подняться, теперь руки, перевязанные лентой, обнимали шею, а два тела прижимались друг к другу. Теперь нависал Се Лянь, едва ловя баланс. Все ниже поясницы казалось ватным, даже согнутые ноги еле держали. Он прикусил губу и попытался опуститься на член. Тот, истекающий смазкой, только скользил. Заставляя с каждым касанием сжиматься. Сань Лан положил ладони на бедра, растянул его, надавил.       От этого Се Ляня закружилась голова. Член вошел в него полностью. Сань Лан коснулся живота, заметной выпирающей точки. Се Лянь повис на нем, сил двигаться не было. Любое движение, даже едва заметное, отзывалось волнами жара, от которых внутри все сжималось. Он едва не кончил.       — С-Сань Лан, помоги.       — Если гэгэ хочет…       Пауза оказалась издевательски долгой.       В мгновение Се Лянь оказался на спине. Сань Лан навис над ним. Теперь, как и тогда, он почти его терзал, двигался, прижимая к постели, вдавливая в нее, выбивая стон за стоном, когда задевал нужную точку. Уже распаленный, Се Лянь излился почти мгновенно и теперь едва не кричал, когда наслаждение путалось с болью. Он скрестил ноги, пытаясь прижать Сань Лана еще крепче, будто не замечал, что от этого тот вбивался сильнее. Слишком чувствительный, он готов был кончить во второй раз, но Сань Лан почему-то остановился.       Губы столкнулись с губами.       Се Лянь жадно пил поцелуи, тянул крохи силы, которые искорками загорались внутри, заставляли вздрагивать, как от касаний там. Сань Лан развязал ленту, отбросил ее и, не вынимая, сменил позу, помог Се Ляню вновь сесть себе на бедра.       — Гэгэ обещал.       Се Лянь пытался двигаться медленно. Так для него слишком глубоко. Сань Лан прижимал его сильнее. Заставлял опускаться глубже каждый раз. Се Лянь прикрыл глаза и прикусил нижнюю губу. Вниз — стон. Вверх — тоже.       Он не выдержал тех звуков, которые издавал, сжался, застыл.       Они кончили одновременно, и Се Лянь, утомленный, больше не мог пошевелиться. Собственная сперма стягивала кожу на животе, сперма Сань Лана осталась внутри. Се Ляня унес сон.       Он очнулся, лежа на Сань Лане. Обнаженное тело было свежим, на спине еще остались капли воды. И закрыл глаза вновь. Телу было бы лучше, если бы все то оказалось сном, а сердцу хотелось только быть рядом с ним.