Чернила памяти

Пальцы у де Сарде короткие и суставчатые, привычные к рукояти рапиры и рывку даги под гарду. А ещё очень любознательные. Пригладили рассечённую надвое бровь и нашли все лучики-морщинки вокруг глаза: противник оказался ушлым и всё пытался ослепить его. Поплатился ударом в кадык. Мазнули по носу – кожа уродливой щелью продавилась до самой кости – и спустились к губам, чтобы найти почти изящный росчерк чьей-то шпаги. А губы Курта нашли её пальцы – и легонько поцеловали. Очертили звёздчатый островок около пупка – кожу стянуло и перемешало, как тесто, надавили на точки-маковки на периферии. Болезненное напоминание о том, что гранату не следует тискать точно девку в борделе. В темноте им не удалось найти след долгой, страшной беспомощности на груди, когда подставился под выстрел аркебузы. Ночами, полными горячечного бреда и запаха гноя, мерещилось ему лицо кормилицы-проститутки. Круглое и скуластое, оно защищало тогда уже взрослое дитя от вида схватившейся кровью корпии и блеска хирургических инструментов. Казалось бы, их лоск и плавные изгибы должны пробуждать в страждущем ликование – но только не когда прикован к постели, слабый и немощный. От палаша можно увернуться, меч – парировать, а что прикажете делать с хищным корнцангом или крюками-ранорасширителями, на которых только бычьи туши и подвешивать?.. Наверное, он напрягся; де Сарде потёрлась носом о его шею и приласкала живот. Милый, прелестный котёнок с белоснежной шубкой и розовым бантом на шее. Его радость, его славная ученица, которая в чём-то даже превзошла своего мастера – превосходная техника, отличный замах, прекрасно поставленный батман… И все её шрамики знает наперечёт: на коленках и предплечьях, на тыльной стороне ладони, потому что не надела перчатки на тренировку. Но она никогда не убивала. И никогда не металась в лихорадке по изгаженным мочой простыням, не шила порез на голени наживую – сама, аккуратными и медленными стежками, чтобы не образовалось карманов, в которых скапливается гной; не цеплялась скользкими от крови пальцами за осколок кирасы, засевший у самой подмышки… И он сделает всё, чтобы этого никогда не произошло. Шрамы – чернила памяти, и читать их следует кончиками пальцев. И когда де Сарде устраивает голову на его плече, внимательная и тихая, и просит рассказать о себе… что же, он знает, что ответить.