Под разным небом пепел одинаков

      Тишина пугала. Окружающий лес, полнящийся влагой и шумом ветра, играющего с ветвями, нервировал Киоко куда сильнее, чем если бы на нее побежала толпа вооруженных противников. Паршивее всего давалось понимание, что из всех дееспособных людей у них осталось два с половиной инвалида.       Точнее, нас тут оставили. Под предлогом безопасности.       Лес, горы, дом на отшибе. Словно и не уезжала с Аляски. За исключением того, что поблизости находился Генкши, скрывающийся в иллюзии. Как бы ни рвалась Киоко отправиться в город, чтобы лично удостовериться в том, что Джинглио Неро не поднимут бунт, Кикё настоял на обратном. Фактически запер ее в четырех стенах с оставшимися Погребальными венками, которым требовался как отдых, так и защита.       Дейзи помог исцелить раны Блюбель, а также подлатал Закуро, но выдохся и теперь спал без задних ног в гостиной. Хранительница Дождя отдыхала в одной из спален, ей пришлось вколоть успокоительное, чтобы она перестала буянить. Больше всего Киоко удивил хранитель Урагана, который будто и не дышал ядовитым газом. В него пришлось вколоть убойную дозу снотворного, чтобы он перестал в пример Блюбель перестал хотеть вернуться к бою с воинственными лозунгами уничтожить Вонголу. Воинственные лозунги, правда, он отхаркивал вместе с кровью, поэтому Киоко оставила рядом с ним своего конченого попугая Солнца.       Удивительно. В итоге псов Грозы так и не использовала.       Как бы девушка ни хотела отправиться в город вместе с Кикё, держать, так сказать, ситуацию под контролем, она понимала, почему он настоял, чтобы она осталась. Тут не воинственности Закуро следовало пугаться. А молчаливости иного персонажа. И если уж ему взбредет в голову какая глупость, то, вероятно, только ей будет под силу… хотя бы дать ему подзатыльник.       Господи, Кикё, возвращайся быстрее… – с этой обременительной мыслью Киоко вновь осмотрелась вокруг и вернулась в дом, где царила гробовая тишина.       Довольно большая охотничья усадьба, по-другому и не назовешь. Если разбрестись по разным комнатам, то есть шанс, что за весь день они и не пересекутся. Внутри было довольно прохладно, поэтому, отыскав какой-то плед-покрывало, девушка накрыла свернувшегося калачиком на диване Дейзи. Обычно он спал очень чутко, по крайней мере, так она помнила, но сейчас парень никак не отреагировал на прикосновение.       Растягивая время всеми возможными способами, Киоко заглянула к Блюбель, даже не сразу найдя ее под одеялами. Закуро тоже спал без задних ног, разве что непонятные действия попугая Солнца, который то тянулся к лицу мужчины клювом, то резко отстранялся и вставал в позу, вызывали вопросы. Хотя… нет, эта птица уже перестала вызывать вопросы.       Но Киоко с удовольствием понаблюдала бы за клоунским поведением попугая, потому что самой принимать участие в цирке ей ни разу не хотелось. Вообще ее немного тревожило, что за минувший час Бьякуран вообще не давал о себе знать.       Бросившись тогда в лесу на его поиски, девушка в какой-то момент подумала, что так и не найдет его. И в действительности, нашла побитого истерзанного босса Мильфиоре вовсе не Киоко, а Кикё – вот так неожиданность. Опуская едкость, Киоко все равно не могла убедить себя в столь удачном совпадении. Пусть пламя Облако и помогало в поисках, девушка с трудом сдержала себя, чтобы предъявить парню претензию о том, что он оставил Дейзи фактически одного вместе с потенциальным врагом-недосоюзником.       В тот момент Киоко была близка к тому, чтобы сорваться в эмоциях. Позволила даже мысль, как случайно столкнет со скалы эту сладкую парочку, а сама уедет в закат. Наверное, так бы и сделала, если бы с ними не связалась Айрис, прося помощь в поиске Блюбель. Понимание того, что их дружная команда топографических кретинов в трех соснах заблудилась, чуть ли не спровоцировала Киоко заорать благим матом.       По итогу она взвалила ответственность себе на плечи в буквальном смысле, помогая Бьякурану доковылять до машины, а Кикё отправила вытаскивать Закуро. Уж не знала Киоко, чувствовал ли хранитель Неба марэ ее злость, либо находился в таком состоянии, что соображать попросту не мог, но она была благодарна, что хотя бы выбраться с территории Виндиче им далось без приключений.       Хотя будет смех, если зайду в комнату, а там только открытая форточка, через которую тоскливо завывает ветер.       Честно признать, Киоко ощущала, как ходит по грани. Она подавляла эмоции уже так долго, что едва ли гарантировала здравомыслие во время беседы с Бьякураном. А поговорить придется, поэтому она себя и настраивала, успокаивала, да и оттягивала время, ходя по усадьбе, да проверяя, все ли спали. Что-то ей подсказывало, тихим предстоящий разговор вряд ли удастся назвать.       Отчасти Киоко надеялась, что под стать своим подчиненным парень завалился в сон, однако ожидания не оправдались. Он сидел в кресле, уткнувшись в телефон, и взгляда не поднял, чтобы обратить внимание на непрошеную гостью. Подобное поведение уже не понравилось девушке, ей пришлось довольно долго стоять, подпирая спиной дверь, чтобы как минимум начать действовать Бьякурану на нервы одним своим присутствием.       В душ уже сходил, сучоныш. Я тут одна что ли «спасибо, что хоть лицо умыть дали»?       Мысль, что парень успел привести себя в порядок и обустроиться в тишине от всех, брызнула на полыхающий огонь эмоций подобно капле масла. Медленно и шумно вдохнув, Киоко сжала кулаки, держа руки сложенными на груди.       Оторвав взгляд от телефона, Бьякуран метнул его перед собой, избегая одаривать вниманием Киоко. Атмосфера в комнате складывалась не то что напряженной, скорее, колючей, потому что, наблюдая за парнем, хранительница Грозы марэ видела будто упрямого подростка. Его поведение не злило, а раздражало.       Нервный смешок слетел с разбитых губ Бьякурана.       – Знаешь, какого это, когда умирает часть тебя? Буквально. – Не получив ответ, в котором, он, видимо, и не нуждался, Бьякуран продолжил: – Это нельзя описать словами, с чем-то сравнить. Это как давление в голове, словно тебе перекрывают кислород. А еще у тебя пропадает часть воспоминаний… но ты их помнишь, но как факты, а не как воспоминания.       Это еще что за хрень?       Нахмурившись, Киоко предпочла не вмешиваться в монолог парня, лишь пристально наблюдала за ним. И как только он удостоил ее взглядом, что-то в его выражении насторожило.       – Те, кто был связан теснее всего, погибли. Другие сошли с ума, некоторые до сих пор страдают головной болью. Меня можно назвать дальним островком, наверное, поэтому я лишь отделался столь незначительными последствиями, как… не знаю, мигрень и приступы панических атак первое время.       – Ты сейчас… о чем вообще?       – О том, что убийство той версии меня, которая запутала свое сознание в наших копиях из параллельных миров, сказалось на мне довольно болезненно, – с едкой улыбкой обозначил Бьякуран. – Это произошло где-то восемь или девять месяцев назад, уже не помню. Забавно, да? Меня предал мой лучший друг. В том мире он даже лучшим другом мне и не был… всего лишь крыса, которая готовилась устранить меня с самого начала.       Точно… В той же вариации Ирие призвал молодое поколение Вонголы через… магию фиксиков, как говорит Хана, на девять месяцев раньше или что-то вроде. Что-то… вроде…       От этой мысли у Киоко внезапно сердце чуть в пятки не упало. Ведь она полагалась на теорию, что убийство «нулевого пациента» затронет все его копии, и если она не будет поблизости Бьякурана, то и он умрет. И если бы все было действительно так, то…       – Ты об Ирие? – осипшим голосом уточнила девушка, пытаясь отвлечься от пугающей мысли.       – Я даже подумывал и здесь от него избавиться, но одна лишь мысль причинить вред Шо-чану вызывала во мне боль. Хм, – горько улыбнулся Бьякуран, адресовав девушке колючий взгляд. – И тогда бы я остался совсем один. И тогда пришлось бы открыть на вас с Кикё охоту, и я очень хотел это сделать. Притащить вас обоих, выслушивать, как вы сожалеете, как просите прощение. Но я этого не сделал. Из милосердия. Из той капли уважения к… хотя, какое уважение? Из любви.       – …       От услышанного у Киоко чуть челюсть не упала, пробив пол. Если мгновение назад она с придыханием размышляла о том, что могла потерять Бьякурана и даже не узнать об этом, то сейчас ей хотелось собственноручно отправить его на тот свет.       – Мил… ув… Просим прощение? За то, что ты в нас стрелял?       – Я стрелял в тебя, а не в Кикё.       – А, пф!.. ну, да, это же все меняет.       От волны поднявшихся эмоций Киоко чуть не задохнулась, всплеснула руками, ощущая, как злость подкатывает к горлу. Лучше не становилось и от самодовольного, презрительного взгляда собеседника, который будто намеренно распалял в ней гнев.       – Так тебе мало этого, да? Ты мне еще помешала и заполучить тринесетте, Киоко. Ты пришла ко мне, раскомандовалась… так, словно ничего не произошло, словно я должен плясать под твою дудку. Ты всерьез думала, что я стану это делать?       – Ты… ты… – честно признать, от столь острых язвительных замечаний у девушки и не нашлось, что сказать в ответ. Поддавшись импульсу, она сократила расстояние между ними в три быстрых шага, сжав кулаки, но одернула себя, призывая к спокойствию. – Ты… ты, блять, обещал мне…       – Ну, я обещал, что мы с Вонголой нападем на Виндиче и избавим их от власти над тринисетте, более я ничего не обещал, милая Киоко, – не переставал глумиться Бьякуран, растягивая губы в колючей нервной улыбке. – Думаешь, мне так хотелось отдавать победу Тсунаеши-куну? Что-то делать с ним? После того, как я потерял так много, после того как потерял тебя, потерял Кикё, потерял даже часть себя, полагаешь, я стал бы еще делиться и этим, м-м?       Каждое его слово – будто игла в сердце. Киоко из последних сил хваталась за надежду, что парень если не извинится, то хотя бы найдет оправдание своему поступку. Что это оправдание не окажется банальным злобным эгоизмом.       – Я же… я же сказала, что останусь, – произнесла девушка дрожащим от напряжения голосом, с отчаянием сжимая кулаки и удерживая рвущуюся наружу ненависть, которая драла острыми когтями грудь. – Почему?.. Я ведь… я ведь привела нашего сына. Ты… идиот или что?..       – Ну, привела не ты, а Кикё, – скосив взгляд, беззаботно пожал плечами парень. – Что такое? Я обидел тебя своими словами? Но ведь это правда, Киоко. Ты обижаешься на правду? Какая жалость… Что ж, ну раз так, и тебе нужно деть куда-то эмоции, можешь, конечно, ударить меня. Можешь сделать со мной все, что захочешь, я не буду сопротивляться.       Тон его речи и садистский блеск во взгляде заставили Киоко отпрянуть, с отвращением одарить собеседника колючим взглядом, который лишь позабавил его. От этого злость подступила обжигающим комом к горлу, казалось, еще немного, и она действительно сорвется. Но даже если бы хотела закричать, эмоции душили ее, не давали и слова вставить в ответ. Все, что девушка могла, это дрожать и сжимать кулаки, удерживать себя в миллиметре от того, чтобы не быть раздавленной под гнетом одолевающих чувств.       – Что-о? Неужели откажешься от такой возможности? – с издевательским смешком полюбопытствовал Бьякуран, а затем мрачно уточнил: – Или за два года совсем превратилась в мямлю, которая только и может, что сцены устраивать?       Киоко все же считала себя человеком, кто научился контролировать свою злость, она до последнего сдерживала себя, подавляла, задумываясь о последствиях. Но сейчас у нее словно красная пелена перед глазами опустилась, та красная пелена, которая за секунду пронесла у нее перед взором всю боль, которую она пережила за минувшие два года.       Со звериной яростью девушка бросилась на парня, схватив его за футболку и рывком столкнув с кресла. Он вцепился ей в запястья, под весом собственного тела потащил за собой, заставив упасть сверху. Киоко даже не почувствовала его прикосновения, в ней будто разливался жидкий огонь, растворяя мышцы, превращая их в сталь. Вырвавшись, она с размаху ударила Бьякурана кулаком по лицу, отчего костяшки обожгло болью. И это чувство, словно ее руку кололо с десяток игл, помогло ей опомниться.       Сжимая кулак еще крепче, она тяжело дышала, буквально задыхалась от злости, давя парня яростным взглядом, давя аурой хищника, который был готов впиться острыми зубами в горло жертвы и разодрать его в клочья. Киоко наблюдала за тем, как быстро алело место удара на лице парня.       Будто не веря в то, что сейчас произошло, Бьякуран медленно перевел на нее взгляд, однако девушка не нашла в нем злости или осуждения. Своим агрессивным жестом она словно вправила ему мозги на место, и то, что он смотрел на нее с осознанной задумчивостью, сосредоточенностью, вызвало у нее отвращение. Отвращение к себе.       Зажмурившись и задышав глубже, Киоко придавила ладонями свое лицо, пытаясь избавиться от наваждения. Она не хотела позволять себе становиться животным, хотя ее внутренний демон разрывался от воплей. Бесновался, приказывал снять оковы самообладания и растерзать парня, подавить его, сломать, заставить его фиалковые глаза блестеть ужасом и страхом. Так хорошо было бы увидеть в его глазах страх, а не эту сосредоточенность, балансирующую на грани ненормального спокойствия.       Киоко не поняла, что за эмоции увидела в его глазах, они взбесили ее сильнее, провоцировали, раздражали. Скривившись, она отдалилась и хотела подняться, но Бьякуран не позволил ей этого, схватив за запястье. Он держал ее крепко, да так, что кости ломило от силы, с которой он стискивал свои пальцы. Да только этот грубый жест никак не сочетался с каким-то обиженным, хмурым выражением лица, которое еще сильнее контрастировало на фоне взгляда, в котором читалась холодная уверенность.       – Я же сказал… Можешь делать со мной все, что захочешь.       Его предложение – красная тряпка для быка. Или же, наоборот, яд, от которого Киоко аж отпрянула, как если бы ей в лицо прыснули перцовым спреем. Застыв в откровенной растерянности, опешивши, она наблюдала всю ту же уверенность, благородное смирение.       Вот что ее так взбесило – вид чувственной жертвенности, добровольное капитулированные, приправленное дерзостью взгляда. Вырвавшись из хватки, Киоко шумно зарычала и подпрыгнула на ноги, принявшись мерить комнату широким шагом. Бьякуран предлагал ей делать с ним все, что вздумается, и наверняка он примет ее побои, однако этот надменный холодный взгляд как бы подчеркивал, что это вовсе не искреннее желание самопожертвования. Это вызов. Одолжение.       От злости девушка чуть ли не заскрипела зубами. Как бы сильно в ней ни горело желание причинить боль Бьякурану, ей становилась тошна мысль о насилии. Она не получала никакого удовольствия от зрелища, когда кто-то, особенно близкий ей человек, страдал взаправду. Киоко знала, что боль может приносить и удовольствие, но это лежало совершенно в другой плоскости.       Она сухо усмехнулась. Без улыбки. Скорее, фыркнула. Мгновение назад ее трясло от лютой ненависти, но одна мысль заставила ее теперь дрожать от горячего чувства под ребрами. Она почувствовала себя дурой. «Можешь делать со мной все, что захочешь» – конечно, Киоко имела право и побить его, взаправду пинать в живот, сломать пару костей, и, не исключено, что Бьякуран бы позволил. До определенной степени, разумеется. Но стоило ей обернуться, как зрительного контакта хватило, чтобы подтвердить каверзную догадку.       Ну ты и животное.       Он провоцировал ее вовсе для того, чтобы быть избитым. Он хотел быть наказанным. Либо, во благо всех, кто находился в этом доме, подталкивал ее выпустить пар через известный им обоим способ. Через диалог, когда открыто вину не хочется признавать, но продемонстрировать это нужно.       – Ты серьезно? – сложив руки на груди, Киоко едва ли спрятала отвращение. Но не от того, что одна неосторожная мысль разыграла в ней азарт. А от того, что парень отказывался сказать банальное «извини». – Тебе настолько сложно просто извиниться передо мной?       Он сидел на полу. И смотрел с упрямой сосредоточенностью, молчал, дерзя не отводить взгляд. Как если бы бросив ей идею, словно кость под ноги, в качестве компромисса, а остальное уже от него не зависело. От этого даже стало как-то грустно, Киоко тихо выдохнула и прикрыла глаза, ощущая себя искренне обиженной.       Она не понимала, почему Бьякурану так сложно произнести банальные слова прощения, ведь это бы не сломало его. Конечно, за такое простить нельзя, однако девушка не оттолкнула бы его, попыталась бы привести их отношения в… норму. Поговорили бы, не исключено, что парень начал бы сыпать сарказмом, а она – язвить. А потом бы занялись сексом, хорошим жестким сексом, оставляя друг на друге следы от жажды страсти. Обнялись бы перед сном, она бы сказала, что любит его, а он попросил бы прощение.       Какой красивый идеальный сценарий. Но из него, увы, Киоко могла лишь гарантировать, что оставит на парне следы, и далеко не из-за страсти. Страстью подобное называть слишком… добросердечно.       – Раздевайся.       В голосе девушки ни намека на мягкость или просьбу. Сухой приказ, пристальный взгляд, давящая аура, что не оставляла иного выбора кроме как подчиниться. Если Бьякуран хотел поиграть с ней, сделать шаг навстречу через попытку вытащить на свет божий ту ее часть, которую Киоко старалась особо никому не показывать, то можно его поздравить. Во всяком случае, он взбесил ее до такого состояния, что фантазия убежала дальше границ приличия.       Бьякуран стягивал с себя одежду неспешно, чуть ли не складывал с педантичностью, будто желая сильнее позлить Киоко. И он злил, от каждого его медлительного движения градус терпения накалялся, и как только он снял с себя штаны, бросил в нее спокойный взгляд. Все равно что острый дротик.       – Полностью. Или ты не понял, что я сказала?       Добавив словам раздражение, девушка осмотрелась и, уронив взгляд на лежащие рядом с аптечкой на столе ножницы, подобрала их. Все еще влажные и слегка запятнанные кровью полотенца висели на спинке стула, как если бы маня для того, чтобы быть порезанными. Она сделала несколько надрезов, а затем в несколько рывком с треском разорвала на четыре лоскута.       – На колени.       Так много ей не требовалось для исполнения задуманного, однако девушка предчувствовала, что к ней может внезапно нагрянуть вдохновение. Но пока она возилась с полотенцем, а точнее тем, во что оно превратилось, Бьякуран не сказать, что следовал своему же завету. Подняв взгляд, Киоко обнаружила, что он смотрел на нее в замешательстве.       – Мне теперь все дважды повторять?       – Нет, просто… – несколько сконфуженно одарив результат ее работы, парень умолк и показательно покосился в сторону, с видом огромного одолжения опустился на колени.       Бьякуран ее уже не боялся, в нем исчезла та искра, что побудила его сказать злосчастные слова, о которых он вроде бы и хотел пожалеть, но не собирался этого показывать. В нем отыгрывала та самая инфантильность, которая вызывала у нее аллергию. Парень был не из той породы, которая с благоговением и трепетом демонстрировала свою покорность. Киоко относила себя к тому же полю ягоде. Снизу провокационно с издевкой говорила «заставь меня», а сверху, слыша такую дерзость, взрывалась садистским опьянением.       Ебанная природа свичей. Хотеть всего и сразу. Получать максимум везде. Иметь контроль над ситуацией, не взирая на положение… Теперь понятно, почему в сообществах свичей особо не любят – никогда не знаешь, что от них ожидать.       Вот и Киоко не знала, чего ожидать от Бьякурана. Разместившись позади него, сев на кровать, она связала ему руки за спиной, не встретив ни малейшего сопротивления. Кусок ткани, конечно, выглядел той еще авантюрой, куда более действенно было бы использовать ремень, однако он еще ей пригодится.       Но лишить парня подвижности рук было недостаточно, девушка подхватила вторую полосу ткани и накинула на его глаза, лишив зрения. Завязывая узел, она услышала недовольное сопение, и от этого звука порадовалась внутри. Ему не нравилось чувствовать себя столь уязвленно, и, опробовав попытку высвободить руки, Бьякуран потерпел неудачу. Хоть и не сказать, что он активно пытался, лишь проверял узел на прочность.       Его поведение, этакое прощупывание почвы, промелькнуло яркой искрой над взрывоопасным терпением. Схватив парня за волосы и оттянув его голову назад, Киоко заставила его отклониться, упереться спиной в ее колени. Недовольное мычание вырвалось из горла парня, его губы сложились в оскале, который заставил Киоко податься ближе и угрожающе прошептать ему на ухо:       – В соседней комнате отдыхает Закуро, и не дай бог ты его разбудишь. Ни звука. Иначе я ударю тебя.       Стягивая его мягкие, еще влажные после душа волосы все сильнее, наблюдая за игрой мимики, вдыхая запах кожи, Киоко чувствовала пьянящий дурман, кружащий голову. В буквальном смысле. От понимания власти, которая находилась в ее руках, кровь закипала в жилах. Скользя жадным взглядом по напряженному телу Бьякурана, она находила его невероятно красивым, притягательным, манящим. Несмотря на ссадины и синяки, оставленные минувшим боем, он казался настоящим произведением искусства. А алеющие нарывы на спине, оставленные крыльями пламени Неба, так и тянули прикоснуться к себе.       Спустившись вниз и встав позади на колени, Киоко накрыла ладонями плечи Бьякурана и, сжимая их крепче с каждым мгновением, прильнула к его шеи губами. Оставляя влажные метки поцелуев, она шумно и медленно выдыхала, словно смаковала лакомое блюдо. Прикусывая кожу, чуть оттягивая, заставляла парня затаивать дыхание и напрягаться. Прикоснуться к нему спустя столько времени – все равно что утолить жажду после долгого блуждания в пустыне.       От осознания, как долго они находились в разлуке, голова закружилась еще сильнее. И это было плохо, Киоко чувствовала, что хмелена буквально от одного факта нахождения рядом с Бьякураном, что могло испортить весь настрой. Но парень сам спас ситуацию. Стоило девушке поднять взгляд и увидеть улыбку на его губах, как туман моментально рассеялся. Далеко не радость девушка желала запечатлеть на его лице.       Поднявшись и обойдя Бьякурана, Киоко опустилась перед ним на колено, наблюдая за тем, как игривая улыбка становилась все шире. Она была более, чем уверена, что парень сам допустит ошибку в их игре, что и произошло, когда он тихо засмеялся и спросил:       – Что такое, Киоко? Забыла, как…       Звонкая и не менее жгучая пощечина моментально заставила Бьякурана заткнуться. Он болезненно охнул и покачнулся, но не упал, удержал равновесие. А вот улыбка моментально оказалась сбита с его лица, на котором проступил алый след от удара. Похоже, столь резкий выпад немного удивил его. Неприятно удивил. Потому что в ударе Киоко не сдерживалась.       – Я же сказала: ни звука, – холодно констатировала девушка, а затем грубо впилась пальцами в нижнюю челюсть собеседника, вынудив скривиться еще сильнее. – Ты будешь меня слушаться.       Отдернув руку, она подползла ближе, практически вплотную, и в ненасытном порыве прильнула к шее Бьякурана. Целуя, кусая, оставляя засосы, она слизывала вкус его кожи, наслаждалась возможностью бесстыдно скользить по его телу ладонями. Спустившись ниже, Киоко обожгла горячим дыханием левый сосок парня, а правый беспощадно сжала пальцами. От острой боли, будоражащей тело, Бьякуран постарался беззвучно втянуть воздух сквозь сжатые зубы, его спина выпрямлялась в напряжении. Даже когда девушка прикусила его левый сосок, он лишь нервно затаил дыхание, позволив себе тихое шипение.       В каком-то смысле это точно приносило парню удовольствие, во всяком случае, Киоко внимательно наблюдала, какую реакцию дает его тело от каждого прикосновения. Игра с сосками заставляла его напрягаться, втягивать живот и распрямлять плечи. Дикого возбуждения подобная манипуляция не принесла, однако положительный эффект все же имелся. Парень напоминал оголенный провод, и стоило Киоко лишь спустить руку вниз его живота, как член чуть дрогнул. Недолго думая, она обхватила его орган теплой ладонью и чуть сдавила, вызвав ответной реакцией тихий стон удовольствия.       Так расслабленно и бесстыдно.       Свободная рука девушки тут же взлетела вверх, ухватив Бьякурана за подбородок.       – Я же сказала тебе молчать, – раздраженно зашипела она, попутно сжимая его член у основания и заставляя парня захрипеть и чуть прогнуться.       Однако он вовсе и не собирался затыкаться, из его горла вырывалось довольное сопение, казалось, ему куда больше удовольствия доставляла раздраженная реакция Киоко, чем физическое возбуждение. Бьякуран не хотел натягивать на себя роль послушного мальчика, все его действия так и кричали, будто он только позволяет играть с собой. Весь его вид вкупе с самодовольной ухмылкой задавал немую фразу «заставь меня».        Киоко невольно почувствовала себя бутылкой с кока-колой, в которую чья-то непослушная ручка закинула несколько мятных конфет ментоса. Бьякуран и был той ручкой, а его провокация породила в душе девушки откровенный взрыв.       Сука, ты допрыгался.       Это уже не просто вызов. Это святая обязанность.       – Так, значит? Хорошо.       В доминирующей роли Киоко всегда боялась навредить или переборщить с болью, хотя партнер в любой момент имел возможность остановить ее или попросить сбавить темп. Но существовала черта, которая лишала низа той самой абсолютной власти, и эту черту переходили лишь те пары, которые абсолютно доверяли друг другу. К счастью Бьякурана, Киоко знала его грани достаточно хорошо, хотя за два года могло все измениться. Но из-за его провокаций она без зазрения совести лишила его главного оружия – голоса.       Оторвав от полотенца лоскут шириной примерно десять сантиметров и скрутив его в жгут, она с раздражением врезала его в рот Бьякурана, заставив закусить на манер сбруи. Вероятно, из-за неожиданности, лишенный зрения, он не сразу сообразил, что она собиралась сделать. Поэтому упрямое мычание стало наилучшим ответом на ее манипуляции.       Затянув узел покрепче и склонившись над парнем, Киоко грубо вцепилась в его волосы и угрожающе, с ноткой издевательского садизма, зашептала ему прямо на ухо:       – Я отниму у тебя не только возможность видеть и двигаться, я отниму у тебя голос. Точнее, право голоса. Ведь ты сам сказал, я могу делать все, что пожелаю, да? Так что… я отнимаю у тебя полную власть. И ты никак не сможешь остановить меня, пока я этого не захочу, – жадно облизнувшись, девушка помедлила секунду и неспешно провела языком вдоль ушной раковины Бьякурана, заставив его вздрогнуть. – И да, запрет на молчание снимается.       Усмехнувшись, Киоко выпрямилась и уперевшись ногой между лопаток парня, толкнула его вперед, заставив с возмущенным стоном упасть лицом на ковер. Раздраженно шипя и сжимая кулаки, он попытался подняться, что обернулось тщетной и неловкой попыткой хотя бы завалиться на бок. В такой позиции Бьякуран выглядел донельзя неуклюжим, что позабавило ее.       – Замри уже. А то будет хуже.       С этими словами девушка подхватила его брюки и в два резких движения вытянула ремень, заранее прижав металлический язычок ладонью, чтобы не портить интригу. Идея выпороть парня пришла ей каким-то озарением буквально в тот миг, когда он начинал раздеваться. Первой мыслью рефлекторно стало «нет, я не могу», а затем, вспомнив два увлекательных года своей жизни, а также пиздец, который происходил минувшим днем, Киоко позволила внутреннему садисту вырваться наружу.       К тому же Бьякуран будто сам напрашивался на что-то подобное, он ведь знал, что предел ее терпения также существует. Каждое его слово, движение, взгляд – все будто жаждало вывести ее из себя. Киоко это казалось мелочным, глупым, ведь он прекрасно понимал, что если довести ее до настоящего белого каления, она вполне могла перегнуть палку. Но зачем ему это?       Звонкий, слишком звонкий шлепок разорвал тишину в комнате; вслед за ним раздался кроткий, но громкий стон. Этот почти что крик застрял в глотке Бьякурана из-за импровизированного кляпа, и Киоко не бралась судить, отреагировал он так больше от боли или неожиданности. Красная полоска моментально проявилась на бледной ягодице.       – Советую прекратить ерзать. Замри и не двигайся. Я великодушно позволю занять хотя бы устойчивое положение.       Тишину в комнате разрушала только шумное сопение парня. Сжимая кулаки и нервно застыв на долгий миг, Бьякуран будто лишь сейчас понял, что девушка не собиралась играть с ним, а действительно воплощала в реальность фактически настоящую сессию с поркой. Они занимались подобным и в былые времена, только подобным фетишем в основном страдала Киоко в роли нижней. Ей нравилась жгучая боль, вызывающая прилив эндорфинов, обостряющая чувствительность всего тела. И в то же время, держа в руках ремень, она чувствовала не меньшую эйфорию от понимания власти, от того, как человек внизу рассыпался от каждого удара.       Конечно, Бьякуран не рассыпался от каждого удара, в отличие от нее, однако определенно возбуждался. Проверено на практике. У него были другие фетиши. Однако сейчас его поведение заставило девушку слегка озадачиться, поскольку после первого же предупреждения, словно поняв серьезность положения, он перестал… сопротивляться? Его поза стала более расслабленной, и несмотря на тяжкое сопение, подчеркивающее присущее недовольство, он занял более устойчивое положение, оперевшись о плечо и чуть шире поставив ноги.       Киоко лишь хмыкнула. И нанесла второй удар.       Все же во время порки стоны вырываются самопроизвольно. От неожиданности, от боли. При особом желании их можно сдерживать, как пытался это сделать Бьякуран, когда его прекрасные ягодицы схватили третий след от ремня, что расцвел алой полосой. В спешке не было надобности, она могла лишь причинить вред, требовалось дать прочувствовать кроткую пытку, успокоить раздраженную кожу.       – Почему ты молчишь? – помимо телесных наказаний Киоко получала куда большее удовольствие от того, как партнера могли раскрепостить ее слова. – Наверное, я прилагаю недостаточно усилий, поняла.       Словно в ответ на ее замечание Бьякуран тут же напрягся, однако это не избавило его от того, чтобы получить усиленный шлепок. В этот раз протяжный стон прорвался сквозь скрученный кусок ткани. От одного лишь этого звука девушку передернуло от удовольствия. Она хотела услышать еще, куда больше и громче.       – О, значит, ты их чувствуешь. Не стесняйся, я хочу слышать в достаточной мере твою реакцию. Иначе как понять, когда мне стоит прекратить повышать градус?       Вновь опустив кожаный ремень на задницу парня с еще большей силой, Киоко заставила его уже не просто замычать, а фактически закричать сквозь импровизированный кляп. От удара его тело затряслось, бедра притянуло друг к другу будто магнитом. Шумно задышав, путая выдохи с угасающими стонами, Бьякуран своей реакцией заставил девушку закрыть глаза от удовольствия. Пульсирующее тепло разлилось к нижней части живота.       Она усмехнулась.       – А нам реально повезло друг с другом… – позволила Киоко обронить риторическую мысль, тихо засмеявшись. – Уже реально начинаю думать, что нас свели звезды.       Ее окутывал раж. Своим поведением парень разжигал в ней огонь, дым от которого заставлял задыхаться и тяжело дышать. Горечь наваждения туманила разум, Киоко прекрасно ощущала легкое головокружение, как у нее быстрее начинало биться сердце от картины, которую она видела, от власти, которую получала над человеком. Над тем, кого так любила. Кого так ненавидела.       Не удержавшись от соблазна, она вновь ударила парня, а затем, избавив его от спасительный передышки, наградила вторым хлестким шлепком, заставив чуть ли не прогнуться в спине и не закричать. Он подгибал пальцы на ногах, двигал бедрами, а также тщетно пытался высвободить руки, и по рваным движениям его тела Киоко поняла, что подогнала его практически к верхнему пределу. В отличие от нее, его порог боли был заметно ниже.       – Смотрю на тебя, и даже немного завидно становится, – усмехнулась девушка и, сложив ремень вдвое, хлестко шлепнула им. От этого звука Бьякуран непроизвольно вздрогнул, его тело готовилось к новой порции боли, но даже не получив ее, отреагировало соответствующе.       Тихо засмеявшись, Киоко выронила ремень, а затем и сама села рядом с парнем. Его ягодицы были в сплошь алых полосах, на некоторых местах проступали более багровые следы. Бьякуран шумно дышал, по-прежнему оставаясь напряженным. В одной вещи девушка была уверена – даже если ему и было чертовски больно, порка заставила его член отвердеть. Тем не менее, сидя и наблюдая, она отметила, что помимо тяжелого дыхание Бьякуран особо никак не реагировал на окружение.       Только не говорите, что переборщила. Это даже не смешно.       Сохраняя невозмутимое спокойствие, девушка подползла ближе и аккуратно развязала импровизированный кляп, который полностью пропитала слюна. Все губы и подбородок парня также блестели от влаги. Ровное и тяжелое дыхание выбивалось изо рта Бьякурана, скорее, из-за банальной потребности в воздухе, но более он ничего не сказал, никак и не отреагировал на дарованную свободу.       Чуть отдалившись и присев на колени рядом с его бедрами, Киоко коснулась кончиками пальцев позвоночника парня, заставив его вздрогнуть. И опять – ничего более.       – Ты же знаешь правила, – буднично, даже с долей грусти напомнила девушка, ведя невидимую линию к красным следам на ягодицах. – Если это слишком, скажи «красный», и все закончится. В этом вся прелесть твоего положения. Вся власть в одном слове.       Склонившись над алеющей кожей и обдав ее теплым дыханием, Киоко мягко поцеловала пылающее место. Поцелуй за поцелуем проходя по следам порки, она оставляла влажные прикосновения языка, смачивала багровые точки. И на каждое ее прикосновение Бьякуран тихо, но облегченно выдыхал. На каждый ее причмок словно в такт доносился звук его дыхания.       – Ну так что? – поинтересовалась Киоко. – Скажи хоть что-то, иначе просто оставлю тебя в таком положении.       Он помедлил с ответом, но вдруг затаил дыхание и шумно выдохнул, облизнул губы и тихо шепнул:       – Не останавливайся…       Несмотря на внешнюю невозмутимость и спокойствие, внутренний демон с визгами и фейерверками открывал шампанское.       – Будешь слушать меня теперь?       – Да.       Промолчать Киоко посчитала кощунством.       – Не слышу уважения.       Тихий тяжкий вздох, который Бьякуран, похоже, удержал в последний миг, чуть не стал причиной для очередного наказания. Во всяком случае, это к тому могло привести, но вместо этого парень еще тише прошептал:       – Да… мисс.       Мисс. Конечно, Киоко могла бы выбрать в подобных игрищах любое обращение, от госпожи до мамочки. Но ей нравилось, когда Бьякуран обращался к ней по имени, иногда настроение подталкивало ее к обращению «хозяйка». Госпожой себя Киоко чувствовала настолько, насколько и выглядела, про «мамочку» она вообще молчала. Просто как-то некорректно, наверное, просить называть себя госпожой, в то время как в роли нижней она едва сдерживала истерический смех на просьбы Бьякурана обращаться к нему «господин». Хотя, к «господину» она смогла привыкнуть. Когда он попросил назвать его «папочкой», вечер был завершен ее истерикой и попыткой не сдохнуть от смеха.       После этого Киоко почти целый месяц подкалывала его такой кличкой, и им пришлось серьезно обсудить данный аспект.       От нахлынувших воспоминаний стало горестно. Киоко будто действительно почувствовала неприятную горечь на языке. После того, что она пережила, что видела, в чем пыталась себя убедить – не могла закрывать глаза на правду. Человек, который находился рядом с ней, никогда не становился кем-то другим, это был по прежнему ее Бьякуран, тот самый Бьякуран, которого она любила. Просто он увидел больше, воспринял все остро и с долей присущей злости. Кто бы на его месте не разозлился, верно? Кто бы не захотел сорваться в эмоциях из-за того, что от него скрывали правду о самом себе?       Парень изменился, но в то же время оставался собой. В противном случае он уже давно бы устроил полноценную войну с Вонголой, уже давно бы выследил Киоко и Кикё, а не позволил бы в каком-то мазохистском жесте самопожертвования скрываться все это время.       Только Киоко не пыталась найти в этих рассуждениях оправдание Бьякурану. Тому, что он стрелял в нее, нет оправдания. Тому, что обманул при нападении на Виндиче – тоже. А самое противное – он понимал это, понимал свою вину, уже вдвойне понял, что виноват перед ней, когда она увезла его на мотоцикле в апартаменты.       За минувшие месяцы он действительно изменился, стал более горделивым, упрямым, самовлюбленным и инфантильным. Перестал учитывать чужие чувства и эмоции, потому что его сердце оказалось разбито вдребезги. А после долгой разлуки с Киоко понял, что о свои чувства она так просто не позволит вытирать ноги. Так что сказать «делай со мной, что хочешь» для Бьякурана оказалось куда проще, чем признать душевную боль. Ему куда проще вынести физическое наказание, чем показать слабость раненного сердца.       Шумно выдохнув, Киоко поднялась на колени, которым мягкую подпорку составлял пушистый ковер, и аккуратно развязала руки парня. Почувствовав свободу, он едва не завалился, но смог вовремя обрести опору. Шумно выдохнул, выдавил воздух из легких и, плотно сжав губы от натуги, встал на четвереньки.       – Садись на пол, спиной можешь облокотиться о кровать. Сам, надеюсь, справишься?       Бьякуран промолчал, напряженный выдох, подчеркивающий недовольство от последней фразы, заставил Киоко беззвучно усмехнуться. Парень неспешно, видимо, из-за слегка затекших конечностей, разместился в указанном положении, и только потянулся к повязке, как девушка шлепнула его по руке, отбив ее прочь.       – Я что ли позволяла тебе снять ее?       Так и застыв на мгновение с поднятой рукой, выражая откровенное напряженное недовольство, Бьякуран плотно сжал губы, спорить не отважился. Требовательными движениями раздвинув его колени и заставив выпрямит их, девушка разместилась напротив и закинула свои ноги поверх его. Лишив парня возможности свести бедра вместе, Киоко облокотилась о свои чуть согнутые колени, и как только Джессо едва коснулся ее голени, она жестко одернула его:       – Не смей меня касаться.       Так и застыв с приподнятыми руками, застряв на мысли, как с ними поступить, парень так и не нашел ответ на вопрос. Отчаянно выдохнув, он тихо пробормотал:       – Ну и куда я их дену?       Мучительные несколько секунд девушка молчала, создавая давящую атмосферу.       – Не знаю. Развлеки себя немного. А то я смотрю, тебе скучно стало.       Эрекция у парня ослабла, вероятно, потому что она делала слишком долгие паузы, уходя глубоко в размышления. Но его тело все еще находилось в возбужденном состоянии, это читалось в напряженной позе и мышцах, как он глубоко дышал, и почему-то не спешил выполнять ее приказ, хоть и опустил руки между ног. Скорее всего, уже не чувствуя болезненных ударов, стоя в откровенной позе на коленях, Бьякуран вернул себе долю самообладания. Или, лучше сказать, самоуважения.       К его сожалению, это даже порадовало Киоко. Поэтому, пользуясь моментом его расслабленности, она уперла свою ладонь в подбородок парня, заставив его задрать голову, после чего проникла ему в рот среднем и безымянным пальцами. Надавила на язык, заставляя протестующей застонать.       – Кажется, песик разучился воспринимать приказы. Если я до конца дурь из тебя не выбила, могу продолжить. Или будешь слушаться?       Пальцы скользнули глубже, вырвав из горла влажных крип. Чувствуя, как ее кожу обволакивает теплая слюна, как мягкий язык протестующей давит на фаланги, Киоко усиливала давление, пока Бьякуран не уступил, обхватив свой член ладонью. Он словно боролся с желанием поддаться горячему наслаждению, разливающемуся внизу живота, рвано двигая кистью. Но вскоре ритм выровнялся, сравнялся с игрой пальцев на его языке, которым он вдруг перестал сопротивляться а, наоборот, подался навстречу.       Смекнув, что маленькая ласка начала волновать его, Киоко убрала пальцы от его рта, растянув тонкую нить слюны, которая лопнула у него на губах. Откинувшись назад и оперевшись о руки, девушка невольно и сама облизнулась.       Открывшийся вид вновь пробудил в ней тягучее тепло, скатывающееся тяжелыми каплями от ребер к низу живота.       – Не молчи. Я хочу слышать твои стоны. Ты же постараешься для меня? – вопросу Киоко не постеснялась придать нотку издевательской игривости, после чего прошептала: – Ах да. Надеюсь, ты понимаешь, что тебе нельзя кончать, пока я не разрушу? Я хочу посмотреть на тебя подольше… ты такой красивый.       На ее комментарий Бьякуран шумно выдохнул, словно ее слова невидимым хлыстом ужалили его по самообладанию. Плотно сжимая губы, он пропускал тяжкие вздохи, в которые пробивались тихие порывистые стоны, которые действовали на девушку не хуже афродизиака. Подавшись вперед и облокотившись о колено, она прикрыла рот кулаком, с жадностью наблюдая, как мастурбировал парень. Так близко, всего лишь в нескольких сантиметрах от ее раскрытых бедер, обтянутых тонкой тканью шорт. Длинные пальцы блестели от смазки, так и манили прикоснуться к себе, от разыгравшейся фантазии Киоко с трудом подавила тяжелый мучительный вздох.       У нее все внутри сводило от давящего возбуждения.       – Почему ты всегда не можешь быть таким послушным? – бормотала себе под нос Киоко, даже не обращаясь к Бьякурану, а просто позволив мысли слететь с языка.       Но эти слова заставили его нервно выдохнуть, остановиться. Подняв взгляд к лицу парня, девушка помедлила секунду, а затем подхватила край лоскута и стянула его с головы. Жмурясь от непривычного света, давая глазам возможность привыкнуть к обстановке, Бьякуран поднял на девушку потерянный влажный взгляд. Сначала она подумала, что дело во временном пребывании в слепоте, но едва они установили зрительный контакт, отвергла мысль.       В душе парня шла борьба между злостью и радостью, раздражением и отчаянием, Киоко прекрасно видела это в его глазах. А ее равнодушный вид, пристальный немигающий взгляд словно добили Бьякурана, вытолкнули из защитного доспеха дерзости и колючих эмоций. Теперь он находился перед ней обнаженным не только физически, Киоко, наконец, видела его душу, его истинные переживания, блестящие в фиалковых глазах немой мольбой прекратить чертову игру.       Парень потянулся к ней чистой рукой, желая хотя бы прикоснуться к лицу, однако девушка отстранилась, нарочито держа выражение лица надменным. Сжав кулак и зажмурившись, Бьякуран горько засмеялся. Шумно втянув воздух через нос, он выпрямился и вновь посмотрел ей в глаза.       – Ладно… Прости меня. Хорошо? Мне очень жаль, я… я искренне сожалею, что сделал. Что заставил тебя пройти через ад… Мне очень жаль.       Его голос дрожал от натуги, а в глазах все равно блестели искры раздражения, но это ничуть не обидело Киоко. Наоборот, благодаря переполняющему ее возбуждению, она смогла удержаться от мягкости, ее продолжал держать стержень доминирующего садизма. В данный момент Бьякурана куда сильнее волновало ее прощение, чем сладострастные утехи, но этого было недостаточно.       – Убери руки от паха, можешь схватиться за кровать или одеяло.       – Что?..       – Не заставляй меня повторять дважды, – не разрывая зрительный контакт, с ноткой угрозы прервала его девушка. – Тронешь себя или меня – будешь наказан.       – Киоко, прошу, хватит…       – Хочешь остановиться? Скажи «красный», – нетерпеливо перебила его Киоко, быстрым, но не резким движением обхватив его член и сжав в ладони. А вместе с тем заставив парня стиснуть челюсти и с трудом сдержать голос. – Я хочу, чтобы тебе было приятно. Неужели ты не хочешь этого? Не хочешь, чтобы я пошла на такое для тебя… после всего того, что ты мне сделал? Ты должен быть мне благодарен, разве нет? Разве ты не благодарен?       Не спуская с него взгляда, стараясь удержать зрительный контакт, девушка принялась массировать его член, ощущая, как он креп под ее пальцами, истекая влажностью. Бьякуран упрямо прятал взгляд, наблюдал за игрой ее пальцев и никак не хотел посмотреть ей в лицо, что заставило Киоко нетерпеливо схватить его за подбородок и посмотреть на нее.       – Отвечай мне. Живо.       Она едва узнавала свой осипший голос, опустившийся не то от злости, не то от звериного возбуждения. Разминая член парня все более агрессивными движениями, девушка заставляла его чаще дышать, терпеть внутреннюю борьбу, потому что ее поведение также не оставило его безучастным. Обида – от ее вида у Киоко невольно скользнула хищная улыбка по губам.       – Хорошо, ладно! Благодарен, только хватит!.. Боже!       Он буквально вырвал подбородок из ее хватки, и пусть выражение «благодарности» Киоко не совсем удовлетворило, она прекратила пытать его возбужденный орган. Тем не менее, позволив ему лишь пару секунд краткий миг отдыха, девушка вновь вернулась к ласкам, после которых Бьякуран прекратил сдерживаться.       Запрокинув голову и вцепившись в свисающее одеяло, он чередовал рваные вздохи с приглушенными стонами. Закрыв глаза, отдал себя полностью Киоко. Проводя пальцами вдоль нижней линии члена, надавливая на голову, из которой обильно выделялась смазка с каплями спермы, она заставляла своего партнера срываться на более высокие нотки в голосе, склоняясь ниже и касаясь его языком. Бьякуран начинал ерзать, его бедра то напрягались, то расслаблялись, подавались вперед под напором тонких пальцев, которые соскальзывали к его чувствительным местам.       – Хороший мальчик… какой же ты хороший мальчик… – шептала Киоко, увеличивая частоту движений и подводя парня к краю, но с аккуратностью, потому что ее интересовала не только физическая отдача: – Скажи то, что я хочу услышать…       – Кхах…       – Нет, не то.       – Прос… ти…       – Уже лучше, – издевательски мягко улыбнулась девушка, ослабив хватку, – ну же.       – Прости… Прости меня, пожалуйста, прости. Прост… м-м…       – Видишь, не так и сложно. Молодец.       Довести Бьякурана до оргазма не составило труда, он уже и так был на пределе, его член был мучительно тверд от возбуждения. Сдавленно захрипев и подавшись непроизвольно вперед, парень нервно продолжал сжимать одеяло, фактически стянув его вниз, однако Киоко прикоснулась к его плечам и потянула на себя.       На жест Бьякуран отреагировал моментально, с неожиданной силой обхватив девушку и прижав к себе. Он часто и тяжело дышал, обжигая шею и ухо Киоко горячим дыханием, в то время как пальцы крепко впивались ей в спину. Из-за столь требовательного резкого движения девушка оказалась вплотную прижата к нему, что немного обескуражило ее в первый миг. Но она расслабилась, с томным наслаждением перенимала жар его разгоряченного тела, вдыхала запах липкой от пота кожи, чувствовала мощные удары сердца. Ощущала, как теплая вязкая жидкость размазалась по ее бедрам, пачкая шорты.       – Все хорошо, – прошептала со спокойным удовлетворением Киоко, принявшись гладить парня по спине и оставлять легкие поцелуи на плече, к которому он придавил ее. – Все хорошо, молодец… Все хорошо… Я никуда не уйду, я с тобой…       Голова все еще шла кругом от наваждения, от возбуждения, которое никуда не делось, которое Киоко терпела и старалась пересилить, беря себя под контроль. Сейчас ей требовался далеко не секс, она получила то, что хотела. Но вопросы все еще остались.       – Почему? – тихо прошептала она. – Почему ты не хотел… неужели действительно было так сложно извиниться? Зачем устраивать… вот это все?       Шумное сопение над ухом пока звучало единственным ответом. Девушка понимала, что сейчас в голове парня царила каша, поэтому терпеливо ждала, когда он найдет в себе силы озвучить ответ.       – Я хотел. Но боялся.       Киоко не удивилась.       – Чего ты боялся? Что не пойму тебя?       Еще более напряженный выдох подчеркнул, что даже в сложившейся ситуации каждое слово давалось Бьякурану через силу.       – Что… что ты пришла лишь за моими извинениями. И, получив их, уйдешь. Второй раз потерять тебя… Уж лучше бы ты меня продолжала ненавидеть, но была бы рядом.       Теперь настал черед Киоко тяжко вздыхать. Чуть отстранившись, что далось не так просто, она попыталась заглянуть в глаза собеседника.        – Скажи, ты совсем дурачок? Думаешь, я собиралась убегать, приведя к тебе сына?       – …       – Ясно, – едва удержалась от желания закатить глаза девушка. – Хм, нет, ну, я могла бы. В конце концов, о нем бы позаботился Кикё. В нем, как в родителе, я уверена больше, чем в себе.       – Но не он его отец.       Эти слова Бьякуран не решился сказать, глядя прямо ей в глаза, и по нотке ревности, раздражения, Киоко поняла причину. Поэтому, заставив парня посмотреть на себя, аккуратно накрыв его щеку ладонью, она серьезно произнесла:       – Скажу тебе только один раз и запомни. Не вздумай даже помыслить о том, чтобы в чем-то упрекнуть Кикё. Думаешь, он хотел этого? Возиться со мной, помогать? Ему пришлось учиться, как и мне. Как придется и тебе, если ты хочешь быть отцом не только на словах.       Помедлив мгновение, Бьякуран отвел недовольный взгляд.       – Я вернулась к тебе. Вернулась с твоим сыном, с нашим сыном, чтобы мы смогли дать ему полноценную семью, безопасность… хотя это вряд ли, но нормальное детство. Как минимум любящих родителей. А не жизнь в постоянных бегах – хотя и то не понятно, что было бы лучше. А ты, как и Савада, побежал за тринисетте. Вот это реально может заставить меня уйти прочь и оставить тебя. Мы были буквально в шаге от… полного пиздеца, прости за выражение.       – Ну, даже не знаю, почему…       Тот факт, что он начал позволять себе сарказм, говорил о том, что пора заканчивать с лирическими отступлениями.       – Вот именно, ты так и не понял. Ты же мог погибнуть. Без тринисетте мы еще проживем, но не без тебя. Господи… – устало выдохнула Киоко, уронив голову на плечо парня. – Что ж вы, парни, такие дураки…       Прозвучавший в ответ тихий смех окончательно отбил у девушки желание продолжать серьезный разговор. Но улыбка все же промелькнула на ее губах.       Возможно, впереди их ожидает еще больший кошмар, чем они представляли. Возможно, им предстоит сражаться против всего мира.       Возможно, они действительно погибнут. Не сегодня, так завтра. Не в этом мире, так в параллельном.       А, быть может, ее наставления своей «младшей» версии изменят события в лучшую сторону, но об этом Киоко оставалось лишь догадываться. Потому что они с Ханой построили свои миры именно здесь, выстроили дороги, по которым придется идти, спотыкаясь и запинаясь. Но идти им придется не одним, и это главное.       Как говорится, вместе до самого конца. И, кто знает, может, конец вновь подарит нам новое начало.