forever

Джемин хлопает входной дверью так громко, как только может. Злобный смех раздирает глотку, рвется наружу, но парень сдерживается, чтобы не сделать ещё хуже. Он прекрасно знает, что когда вернется, его ждет очередная головомойка от матери, и причина всегда одна – он – неблагодарная скотина. Эта женщина считала своих собак чище и лучше собственного сына. Он тоже любит их, но не до такой же степени в самом-то деле! Соседка, вечно недовольная всем и всеми старушка, высовывается в окно, чтобы посмотреть, кто посмел нарушить её покой. Парень встречается с её злым взглядом и салютует сложенными пальцами, улыбаясь во все тридцать два. Госпожа сразу же плотнее задергивает занавески в мелкий розовый цветочек, исчезая из виду. Джемин медленно плетется вниз по улице, пиная камушки носками сношенных кед, и втягивает в себя горячий воздух лета. Кто-то совсем недавно косил траву, нос щекочет приятный травяной дух. На ещё раз оглядывается на окна собственного дома и срывается с места. Легкие раздирает от бега, но Джемину не хочется останавливаться. Хочется сбежать и как можно дальше, чтобы никогда больше не возвращаться в тот ад, через который ему приходится проходить каждый день. Это жизненно необходимо, лишь бы не стоять на месте и не застрять в том мире иллюзий, в который погружается его мать, вдыхая запах горящих свечей практически каждый день. Когда ему было десять, и он ходил в церковь каждое воскресенье, ему приснился Иисус, распятый на кресте. С его глубоких ран капала кровь, орошая горячий песок. На проснулся с застывшим криком на губах и мокрым от слез лицом. Крыша начала протекать, и дождевые капли стекали с потолка, так оглушительно в ночной тишине. Джемин не спал до утра, сидя в куче сбившихся одеял, и смотрел на Иисуса в изголовье своей кровати. Табличка на дверях мастерской перевернута и демонстрирует всем «закрыто», но Джемин знает, что ему можно. Он аккуратно открывает дверь своим ключом и заходит. В зале темно, и пахнет машинным маслом, но На знает помещение, как свои пять пальцев, поэтому быстро проходит к двери, ведущей в жилое помещение. Он тихо открывает дверь и проскальзывает внутрь. Парень лежит на животе, спрятав руки под подушкой. Задравшаяся майка оголяет татуированный участок спины. Под правой лопаткой плывет карп, сверкая чешуей. Голые ветки сакуры тянутся вдоль линии позвоночника. Если бы не Накамото, то спина старшего так бы и осталась девственно чистой, но японец мог быть очень убедителен. Джемин тихо проходит в комнату, отодвигает занавески и открывает окно настежь. Приятный ветерок задувает внутрь, и На подставляет разгоряченное лицо под поток прохладного воздуха. Он усаживается за стол и с интересом рассматривает разбросанные листы с эскизами новых тату. Юте мало своей комнаты, и он хочет затянуть в свою культуру, как можно больше людей. В том числе, и Джехёна, убеждая сделать новые тату, раз уж начал. Для Накамото – это своеобразный наркотик, на который он подсел в пятнадцать, а теперь не может остановиться. Впервые встретив японца, Джемин подумал, что он - сбежавший якудза. Но Чон успокоил, объяснив, что это его новый помощник – Юта Накамото. Но помимо того, что он круто разбирался в деталях мотоцикла и мог в любую развалину вдохнуть новую жизнь, он ещё и неплохо рисовал. Но собственный талант растрачивал только на тату и небольшие скетчи на обрывках. Отдельной стопкой сложены зарисовки, на которых видны сеульские улочки, соседские коты и совсем чужие люди. На губах Джемина появляется мечтательная улыбка, когда он видит набросок, сделанный пару дней назад. На нём изображена вся их компания, поедающая сочный арбуз на веранде. Наверное, это самое теплое воспоминание за этот месяц. - Который час? Джемин испуганно замирает, будто пойманный на горячем вор, Джехён сонно щурится, приподнимаясь на локтях. - Пол десятого. - Чего ты сегодня так рано? - Ты и так знаешь почему, хен. Не заставляй меня снова переживать весь этот диалог. Чон валится обратно на подушку, но глаза не закрывает, рассматривая сидящего перед ним младшего. На хмурится и складывает руки на груди, уткнувшись взглядом в куст можжевельника за окном. - Сегодня было что-то новенькое? - Хен, ты специально? – недовольно тянет Джемин. - Джемин-и, от накопления злости внутри себя легче тебе точно не станет. - Фу, ты звучишь слишком по-философски. Как старый дед. - Ну, так возраст, сам понимаешь, - смеется Чон и поднимается с кровати, довольно потягиваясь. Джемин не успевает отвести глаза, замечая полоску загорелого и подтянутого живота старшего, когда тот поднимает руки. Но скрытая от глаз сейчас японская философия слева, между ребер. Джемин знает. - Завтракал? – спрашивает Джехён и ерошит светлые волосы младшего. - Ещё нет. От заботы Чона у Джемина закручивается узел в районе солнечного сплетения, грозя новым взрывом истерики. Поэтому он только часто-часто моргает, отворачиваясь в сторону. От Джехёна это не ускользает и он присаживается между разведенных ног На, удерживая стул за пластиковые ручки. Джемину не сбежать. Поначалу Джехёну было очень сложно. Он не знал, как говорить с подростком о том, что то, что случается в его жизни, это ещё не самое страшное. Но любые переживания – это опыт, так же, как и боль. Поэтому, когда Джемин пришел к нему после побоев отчима, Чон был в ступоре. Как можно сказать, что всё будет хорошо ребенку, которого только что побили? Как убедить человека не делать глупостей, когда собственная жизнь кажется ничего не стоящей? Вот и Джехён не знает, но как-то справляется уже пятый год, пытаясь вытащить На из того дерьма, в которое его толкает жизнь. Джехён думает, что Джемин слишком хороший для этой планеты, она его не заслуживает. Поэтому смахивает бусины слез, когда На закусывает нижнюю губу и пытается отвести взгляд ореховых глаз. От соленых капель длинные ресницы младшего слипаются, вызывая ненужную сейчас улыбку. - Посмотри на меня, - просит Чон, заглядывая в лицо Джемина. – Пожалуйста, - ещё на тон ниже. На упрямо мотает головой и смотрит в окно, зажмурившись, что есть сил. Джехёну больно смотреть на слезы, что катятся по гладким щекам младшего, собираясь в вырезе хлопковой футболки. Он подарил ему эту самую футболку на прошлый день рождения. Младший любит Мураками, а там, как раз была фраза из книги «Охота на овец», о том, что в семнадцать слишком рано доводить себя до самоубийства. Кажется, страшные слова на абсолютно белом фоне, но Джехён был уверен – Джемин этого не сделает никогда. Сейчас футболка висела на тонких, хрупких плечах младшего, немного растянувшись. Чон помнил ещё нескладного и неуклюжего пятнадцатилетнего На Джемина, сбегающего от побоев ненавистного отчима. Сейчас перед ним сидел двадцатилетний На Джемин, сбегающий от повернутой на религии матери, которую бросил любимый мужчина. И в мире которой, не было места для сына, так нуждающегося в ней. - Ты можешь уйти оттуда, - начинает Джехён. - Что тебя держит? Ты учишься, работаешь. Мы тебе поможем, Джемин-а. - Это нечестно, - наконец-то отвечает Джемин, успокоившись. – Я этого не заслужил. - Ты прав, - Чону становится немного легче, когда он видит ореховые глаза младшего. – Но сколько можно себя мучить? Джемин не отвечает, мягко касается рук Джехёна, чтобы убрать их и подняться со стула. - Пошли готовить завтрак. Предлагает он, и Чону не остается ничего другого, как согласится. Доверие, думает он, когда у самого слишком сильнее желание пойти и собрать все вещи Джемина, чтобы перетащить сюда. Джемин принимает очередной заказ от улыбающихся девушек и спрашивает – им здесь или с собой? Девушки отвечают, что здесь и На принимается готовить напитки. Конечно, в такую-то жару я бы тоже выбрал прохладное помещение кофейни. Летом он брал себе больше подработок, чтобы накопить денег на семестр. В первой половине дня – бариста в кафе, во второй – продавец в книжном. Платили неплохо, да и работа была не пыльная. Джемину нравилось: можно было даже книги себе брать со скидкой по рабочей карте. Он прокручивал в голове вчерашний разговор с Джехёном практически целое утро. Работа, конечно, отвлекала, но не так сильно, как хотелось бы. Если бы старший только знал, как же сильно ему хотелось сбежать, не терпеть всё ту грязь, которой его поливала мать. Но если он так сделает, то полностью оправдает статус слабака в её глазах. Сдавая смену, Джемин замечает на доске прикрепленный стикер

Бариста Джемин, ты очень милый;) Перезвони!

Это заставляет улыбнуться, но перезванивать – это слишком. В доме душно и пахнет воском со свечей. Деревянных распятий на стенах стало больше. Даже возле его двери. Джемин вздыхает и пытается снять, но мать приклеила чем-то таким, что с первого раза и не поддается, поэтому он плюет на это, закрывая дверь своей комнаты. Нужно просто переодеться и пойти на работу. Дверь открывается и закрывается с тихим скрипом. Джемин не успевает натянуть свежую футболку, мать замечает небольшое тату под лопаткой. От её крика у него закладывает уши, но на большее, она не способна, поэтому Джемин просто затыкает уши и быстрее обувается, чтобы только не слышать острые проклятия, летящие ему в спину. Если бы словами можно было убивать, то он уже давно истек кровью. Когда Джемин возвращается домой поздно вечером – вокруг темно и тихо, слышно только, как на кухне скапывает с крана. На облегченно выдыхает и идет в ванную. Он думал, что его ждет костер инквизиции по возвращению, но этой тишине был рад. Засыпать на голодный желудок сложно, но Джемин проваливается в сон, вымотанный за день работой и эмоциями. Когда дверь его комнаты снова открывается, то он не слышит. Как и то, что чиркает спичка о коробок, загорается света, освещая лицо молодой, но уже такой уставшей от жизни женщины. Она начинает шептать слова из Библии, стоя над сыном. Джемина подбрасывает на кровати, когда первая капля горячего воска падает на спину. Он вскрикивает и прижимается к стене, смотря на совсем обезумевшую мать огромными от страха глазами. Ожог причиняет невыносимую боль, и если его не обработать сейчас, останется след. - Мам, - зовет Джемин в надежде, что пелена пройдет и мать очнется. Но женщина продолжает шептать святые слова, придерживая свечу. - Ты осквернил мой дом, - тихо, но отчетливо произносит она. А Джемину уже практически не больно. Он слышал и не такое. - Ты повторяешься, мам. На поднимается с кровати и идет к двери, обувается и поворачивает ключ в замке. В спину только оглушительная тишина. И он ей слишком рад. В мастерской всё ещё горит свет. Парни склонились над рамой мотоцикла, споря о том, в какой цвет лучше покрасить. Юта настаивает на кобальтовом. Джехён сомневается и сводит брови. - Привет? Джемин неуверенно переминается на пороге, чувствуя, как ожог начинает ныть сильнее. Первым поднимает голову Чон, читая буквально всё в глазах младшего. Когда На показывает след от воска, Джехён стискивает зубы, отправляя Юту за аптечкой. - И ты собираешься там оставаться? – спрашивает он, пока они одни. Накамото был в курсе ситуации Джемина, но знал далеко не всё. - Нет, - шепчет младший, стискивая зубы от новой волны боли. – Прости, что не послушал раньше. - Просто помолчи. Джехён приказывает, хотя и знает, что с младшим так не надо, но он сейчас так зол, что еле сдерживает себя. Никто не смеет причинять боль дорогим ему людям. Тем более, Джемину. Он слишком внутри, практически между ударами собственного сердца. Накамото помогает обрабатывать ожог, ругаясь на своем родном. Некоторые слова На разбирает и пытается запомнить, но Юта смеется, когда младший просит повторить. К японцу Джемин никогда не обращался «хен», потому что тот запретил ещё при первой встрече. Так что теперь Юта был просто Ютой, и всё. Джемин пытается уснуть после обезболивающего, скормленного заботливыми старшими. Джехён рядом, на расстоянии вытянутой руки смотрит внимательно, и сна ни в одном глазу. - Я завтра же соберу твои вещи. Даже не спорь. - Я и не собирался, - сонно тянет На. - И нужно будет с утра зайти в больницу. Но Джемин уже не слышит, засыпая от действия таблетки. На быстро вписывается в новую обстановку, будто всё время жил здесь: Джехён, Юта и он. Ему нравится подниматься утром и готовить завтрак, теперь в этом хотя бы появляется хоть какой-то смысл. Ему нравится ругаться с Ютой из-за зубных щеток, потому что японец вечно их путает. Нравится бежать на работу, а потом – обратно. Потому что теперь его, наконец-то, ждут. И у него появляется дом. О матери он предпочитает не думать, но иногда проходится вечером мимо, чтобы посмотреть всё ли в порядке, хотя бы снаружи. Джемин теперь знает, что когда Юта пьян, он начинает звонить своим бывшим и материть их на японском. И всё это кажется таким обыденным и простым, будто бы было с ним всё время. он привыкает к длинным посиделкам, которые устраивают старшие. И ему нравится в новой жизни практически всё. Кроме шумного и надоедливого Ким Доена, который вешается на Джехёна и позволяет себе то, чего Джемин - не может. Ким Доен – вокалист инди-группы, вечно жалующийся на то, что все их гитаристы просто отстой. Ему не нравится абсолютно никто, а на самого Джемина он смотрит, как на букашку. Мелкую и мозолящую глаза. Таких хочется прихлопнуть, говорит однажды Ким, как бы и не в отношении На, но по взгляду Доена понятно – именно о нем. Ким красив, и он это знает – ему даже не нужно ничего делать для того, чтобы его заметили. Можно просто сидеть с поволокой грусти на глазах, и сбегутся все желающие дотянуться до звезды. Но Доену, кажется, все не нужны, только один. И в этом они с Джемином похожи. Поэтому Доен игнорирует его, всячески делая вид, что На Джемина просто не существует. По пятницам у ребят всегда самые шумные вечеринки. На них полно алкоголя и усталости. Конец рабочей недели, всё-таки. Джемин помогает из закусками и ставит новую партию пива в холодильник. Из прихожей слышится голос Доена, который громко оповещает всех присутствующих о том, что они, черт его дери, наконец-то, подписали контракт со звукозаписывающей студией. Радостный гомон из комнаты свидетельствует о том, что все рады за них. Когда Джемин усаживается на диван, возле Юты, то взгляд сам цепляется за Доена, сидящего возле Чона. Старший увлеченно болтает с Джонни, предлагая его новый байк перекрасить и поменять подшипники. Доен ловит его взгляд и усмехается. Он закидывает длинные ноги на Джехёна, бессовестно, даже не пытаясь скрыть свое превосходство. Мол, смотри, я могу, а ты – нет. Чон не реагирует никак, он уговаривает Джонни на синий цвет и ангельские крылья. Джемин просит у Юты выпить; старший сует в руки пиво. Джемин морщится. - А есть что-то покрепче? Юта смотрит недоверчиво. Так смотрят только старшие на младших братьев или сестер. - Остынь, - говорит Накамото. – Оно того не стоит. - А что тогда стоит? - Не Ким Доен так точно, - смеется японец, предлагая всё тоже пиво. На сдается и делает жадный глоток. Когда ручной Цербер Юта оставляет Джемина одного, ему предлагают попробовать текилу. На соглашается, тем более, что смотреть на то, как Ким липнет к Джехёну больше не в его силах. Его уносит не сразу, но когда это случается, то народ начинает потихоньку расходиться. Джемин плывущим взглядом провожает новых знакомых, с кем-то прощается, пожимая руку. Он практически не различает лиц, одно сплошное пятно. Кажется, его даже вырубает на пару минут. - Я же тебя просил присмотреть за ним! Сквозь вату в ушах слышит младший и открывает глаза. Перед ним Юта и Джехён, о чем-то громко спорящие. - Я и смотрел, - кричит в ответ Накамото. – Но лучше бы за собой следил. - Что ты несешь? - Забей! Юта уходит, громко хлопая дверью. Джехён усаживается рядом с Джемином, и младший подсовывается ближе, касаясь горячей кожи Чона. Он втягивает носом парфюм старшего и утыкается в плечо, пряча улыбку. На очень давно хотел это сделать. Вот только смелости не хватало. Но сейчас нет никаких препятствий, и он может сделать всё, что хотел. - Что ты делаешь? – опешивает Джехён, когда младший жмется к его боку, прикрывая глаза. - А что? Доену можно, а мне – нет? Джехён не находится, что ответить. Теперь-то ему доходит смысл слов, брошенных Ютой. Младший ревновал, и это было слишком очевидно. Только он предпочитал не обращать на это внимания. Думал, что если не будет давать повод, то всё само собой пройдет. Но, каким же глупцом, он оказался. Разве можно было оставаться слепцом так долго? Время, проведенное с Джемином, никогда не было потраченным впустую. Он было наполнено смыслом. Они могла целый вечер провести за приставкой или рассматривать журналы с новыми мотоциклами и деталями к ним, смотреть новые фильмы или пересматривать старые. С ним всё было интересно и практически ново. Они могли смеяться часами над смешными видео котов, от которых тащился младший, или смотреть обзор новой модели мотоцикла. Джемин наполнял его жизнь новыми ощущениями и красками. Джехён повернул голову и посмотрел на розовые разводы краски в волосах младшего. Он проиграл спор Юте, и тот покрасил его розовым тоником, хотя и грозился бахнуть краской. Но в ближайшем магазине нашелся только тоник, и Джехён даже выдохнул от облегчения в тот момент. Но сейчас он смотрел и думал, что всё не так уже и плохо: младшему шел цвет. - Ты пялишься на меня. Джемин укладывает подбородок на чужом плече, заглядывая в глаза старшему. - Прости, - Чон отводит взгляд, чувствуя, как краска заливает лицо. Так глупо попался! Но Джемин судя по всему расценивает это по-своему. Младший слишком быстро оказался на его коленях. Джехён смотрел на пунцового от выпивки На, переставая соображать. Он приказывал себе собраться, и прекратить всё это, но Джемин был такой красивый. Джемин наклонился и поцеловал первым. Обнял за шею и зарылся пальцами в отросшие волосы. Джехён ответил, жадно прикусывая губы младшего, ближе притягивая к себе, забираясь руками под футболку, касаясь такой теплой и желанной кожи. Чон слишком давно мечтал об этом. Он думал, что сойдет с ума от этой близости, просто рассыпется на мелкие песчинки от ощущения младшего вот так близко. Младший простонал в поцелуй, заставляя Джехёна прийти в себя. Он отстранил Джемина, упираясь в его влажный лоб и ловя чужие вдохи-выдохи на своей коже. - Ты пьян и наутро будешь жалеть об этом. Джехён считал это порочным влечением, неправильным. Он не имел никакого права чувствовать это к Джемину. Но сердце считало по-другому и рвалось навстречу ладони На, лежащей на его груди. - Я хочу тебя, - только и шепчет Джемин, пытаясь снова поцеловать, скользя ладонью выше, к линии роста волос. На качнул бедрами, срывая с губ старшего стон. Джехён коснулся волос младшего, ощущая их мягкость, несмотря на частые окрашивания. Чуть влажные, но они пахли яблочным шампунем, которым пользовался младший. Он опустился ниже, по выпирающим лопаткам, к резинке боксеров. Джемин прогнулся в пояснице, будто давая Джехёну шанс сделать его своим и заклеймить поцелуями. Младший прижимался к нему, инстинктивно толкался вперед, срывая новые стоны с губ старшего. Он был таким настоящим. Таким реальным. Солнце было ярким. Джемин зажмурился и повернулся набок, чтобы спрятать лицо в подушке. Джехён рядом заставил распахнуть шире глаза и не поверить в реальность происходящего. Но воспоминания прошлой ночи волнами накрывали его, возрождая в памяти всё, что происходило. Джемин закусил губу, всё ещё не веря. - Теперь ты пялишься на меня. Джехён открывает глаза и закидывает свою руку на него, не давая ни единого шанса сбежать. - Потому что ты - красивый, - после сна голос хриплый, и Джемин прокашливается, не зная, что сказать и как себя вести в новых обстоятельствах. Но молчать было удобно, как и смотреть в чужие глаза напротив. - Можно, я останусь? - Навсегда, пожалуйста.