рядом

Где-то под потолком мигает, переставая работать, лампочка. Комната погружается во тьму; лишь тлеет солнечно-оранжевым кончик сигареты (отец узнает и ему влетит, однако, сейчас это было необходимо). На стене тикают часы, дробью своей отделяя каждую новую мысль от другой, не давая окончательно погрузиться в транс, потерять логическую цепочку. Где-то на улице, далеко-далеко, звучит шум сирены скорой помощи, а в доме, на первом этаже, хлопает дверь. Джона подпрыгивает на месте, быстро тушит окурок о пластмассовый — лишь бы не проплавился — подоконник и обрызгивает комнату освежителем воздуха; недовольно кривится в процессе — ваниль? Вот чёрт, наверняка брат снова подменил. Какая, к чёрту, ваниль? Он предпочитал цитрусовый. Слышится стук в дверь — четыре раза. Джона ухмыляется и вальяжно подходит к двери, открывая ту — конечно же, это Адам. Кому ещё взбредёт в голову входить в дом в четыре часа утра через парадный, мать его, вход? — Сегодня не в пять? Чувак, ты меня пугаешь, — Маршалл смеётся и отходит к кровати, опускаясь на неё. — Кто ты и что ты сделал с с Адамом Мю- Договорить, однако, он не успевает — в лицо прилетает пачка чипсов. Джона цыкает и берёт ту в руки. Сырные. Блеск. С довольной миной открыв пачку, парень двигается в сторону. Мюррей садится рядом, и что-то наталкивает Джону на мысль о том, что сейчас лучше помолчать. Адам казался… подавленным. Донельзя спокойный и разговорчивый большую часть времени, сейчас он молчал, склонив голову, — даже капюшон не снял! Что-то явно было не так, но рассказывать он не собирался. Пока что. Установилось непонятное, неловкое молчание, прерываемое лишь хрустом чипсов со стороны Джоны. Они знали друг друга достаточно долго, чтобы без слов дать знак: нужно собраться с мыслями. Продумать каждое слово, что необходимо сказать, каждую паузу, и лишь потом сообщить новость в более-менее нейтральной форме. Адам вздыхает. — …мы расстались, — наконец произносит он, и Джона чуть чипсы — и вместе с ними — свою челюсть — не роняет. Адам и Мишель… расстались? Они встречались с восьмого класса — уже больше двух лет. Они, словно были той самой идеальной парочкой из ситкомов про старшую школу: красивая, как с обложки модного журнала, добрая, умная и независимая Мишель — мечта любого спермотоксикозного парня тринадцати-девяносто девяти лет, и Адам… Невероятный. Блондин с голубыми глазами — это уже давало ему тысячу очков к привлекательности, так ещё и начитанный, с хорошим чувством юмора и уверенный в себе. Идеальный парень идеальной девушки. Пара, что дополняла друг друга физически и морально. Каждый раз, как Адам гулял с Мишель, он звал и Джону; девушка не возражала: друг её бойфренда запросто мог разрядить обстановку шуткой или попросту поддержать разговор. Адам улыбался — намного чаще, чем с Маршаллом; смеялся и просто светился. Мишель дополняла его, делала его лучше, заставляла его радоваться жизни, что сам блондин считал особо трудным после смерти матери. Джона Маршалл хотел, чтобы на месте Мишель был он. Джона Маршалл хотел быть причиной всех улыбок, всех радости полных взглядов, что метал Адам после прогулок со своей уже, кажется, бывшей девушкой. Мечтал быть рядом с ним постоянно, мечтал знать, о чём его друг думает — всегда-всегда-всегда. Он хотел быть рядом. — Она всё это время мне изменяла. Всё это время, Джона, — Адам, кажется, сейчас разрыдается — голос его надрывным эхом отдаётся от стен комнаты. Мюррей переводит взгляд на Джону — в глазах его стоят слёзы. — Я. Я думал, что это навечно, я думал, что… Адам склоняет голову, шумно всхлипывая. Его плечи содрогаются с каждым вдохом, но Джона-то видит: он сдерживается. Не хочет показывать, как ему больно, не хочет полностью открывать свои чувства. …идиот. Джона сгребает его в охапку, прижимает к себе, гладит по спине, просто давая понять, что всё хорошо, он может сдаться. Хотя бы на секунду. Хотя бы на этот вечер. И Адам слушает — после заминки обнимает в ответ, прижимается лбом к чужому плечу, пачкая своими слезами футболку Джоны. Между всхлипами рассказывает, как же ему было хорошо с Мишель, как он её любил, как сильно он хотел быть с ней, как же- — Адам, — Джона шепчет. Мюррей от такого вмиг замолкает, лишь продолжая всхлипывать. Маршалл отстраняется, смотря прямо в голубые глаза друга. — Она променяла тебя на какого-то долбаеба. Её нет. Ты теперь сам по себе, чувак. Я знаю, что это трудно принять, но… Джона вновь обнимает Мюррея, крепко-крепко. И на ухо шепчет слова поддержки. — Она тебя банально не заслужила. К тому же, у неё духи стрёмные. Отвечаю, она делает их из своих бывших. — Адам смеётся вымученно. — Неправда. — Я хоть раз тебя обманывал? — Джона фыркает, утыкаясь носом в макушку своего друга. — Тест в пятом классе, вечеринка у Селины в восьмом, мой день рождения каждый год… Мне продолжать? — Да заткни-ись ты… — оба смеются, едва не задыхаясь в процессе, а затем в спальне воцаряется комфортное молчание. Всё еще мигает под потолком лампочка, изредка подавая признаки жизни, всё ещё слышны звуки проезжающих за до сих пор открытым окном машин, всё еще в воздухе витает аромат ванили. Адам фыркает, тем самым вызывая у Джоны множество вопросов — он же ненавидит ваниль… Они молчат, сжимая друг друга в объятиях, и Адаму спокойно впервые за долгое время. — Я всегда буду рядом, Адам. Всегда. Адам ему верит.