***
Вэй Ин встретил его, когда ему было двенадцать лет. Самая красивая омега, которую он когда-либо видел, одетая в красивую богато украшенные пурпурного цвета одеяния с длинными распущенными волосами, такими же тёмными, как ночное небо. У него была безупречная молочная кожа, а нежные щёки были ярко-красными, вероятно, от холода. Два полупучка на его голове были украшены нитями длинных тонких сиреневых лент и блестящими золотыми украшениями, которые слегка звенели при ходьбе, что заставляло Вэй Усяня следить за окрестностями. К счастью, Вэй Ин стал владельцем этого переулка всего за несколько месяцев до этого, борясь за права двух детей вдвое старше его. Бой был тяжёлым. Длинный и кровавый, с каждым ударом, посылающим с намерением убить. Здесь, на улицах, выживал сильнейший, если у кого-то нет сил защитить себя, то они всё равно, что мертвы. Вэй Усянь давно забыл, каково это быть ребёнком, который когда-то делился заработанными крохами с другими. В конце концов, из-за этого его чуть не убили. Его мать когда-то говорила ему помнить хорошее и забывать плохое, однако он был уверен, что мать не стала бы просить его простить того труса, который ответил на доброту Вэй Ина в виде ржавого ножа, который вонзился в него. Вэй Усянь чуть не умер из-за этого, нож был тупым и полон грязи, из-за чего его рана сильно началась гноится. Ему потребовались месяцы, чтобы наконец встать без метаний и даже больше, чтобы полностью восстановиться. Нет, его мать не могла быть с ним так жестока, поэтому Вэй Ин убил его. И всё остальное, что последовало за этим. Теперь все в этих краях знали, что лучше не связываться с ним и не рыскать по его территории, если только они не хотели драки. Каким бы тёмным и грязным ни казался окружающим переулок, располагался он в одном из лучших районов. Продавцы, которые открыли свои магазины рядом с ним, были достаточно щедры, чтобы без жалоб предлагать Вэй Усяню объедки в обмен на рабочую силу. В этом районе также кипела деловая жизнь, много раз проезжавшие мимо путешественники давали Вэй Ину мелочь, если он просил милостыню. Много раз ему приходилось склонять голову и играть роль жалкого одинокого сироты, улыбающегося и плачущего благодарными слезами, и всё это за серебряную монету, которую кто-то дал ему, чтобы успешно удовлетворить своё тщеславие. Но это то, что нужно было делать, чтобы выжить в этом мире, это была его реальность, он не мог позволить себе гордыню. Наивному маленькому омеге определенно повезло, что он наткнулся на переулок Вэй Усяня, а не на кого-то другого. Он знал, что большинство людей в этих краях, не колеблясь, причинят вред или будут угрожать омеге и лишат его всего, что у него есть. Сейчас он был ходячим кошельком с деньгами, таким чистым и благородным. От одного взгляда на его розовое и нежное тонкое личико можно было понять: малыш, вероятно, был избалованным изнеженным омегой какой-нибудь богатой семьи. К тому же он был очень-очень хорошеньким, а хорошенькие детишки, которые бегали сами по себе, привлекали к себе должное внимание. Вэй Ин наблюдал, как омега с любопытством бродил по переулку, сдерживая смешок от очаровательного маленького испуганного писка, который издал омега, а затем небольшой прыжок, когда огромная серая крыса пронеслась мимо него из ниоткуда. Он дрожал, большие лазурные глаза, как у лани, покраснели, когда он огляделся, его губы скривились, когда он потёр две маленькие руки друг о друга в безуспешной попытке согреть их. Казалось, что даже кажущееся дорогим толстое пурпурное пальто, подбитое мехом, которое сейчас носил омега, не могло согреть его. Вэй Усянь фыркнул: какие у него были родители? Как они могли не купить этому симпатичному омеге подходящее пальто, чтобы согреться? Омеги были гораздо более хрупкими, чем альфы или беты, и этот омега определенно выглядел намного более хрупким, чем обычный омега. Если бы это был он… Он прикусил нижнюю губу и посмотрел на свои руки, покрытые шрамами от отчаянной борьбы, и на грязь под ногтями, от которой он, казалось, так и не смог избавиться от того времени, когда рылся на свалках в поисках чего-нибудь съедобного в суровые зимы. Его руки были грязными. Он был грязным. Он не имел права судить родителей омеги, когда он также не мог обеспечить адекватный уход. Единственное, что Вэй Ин сейчас мог предложить ему, — это заплесневелый недоеденный кусок хлеба и старое изношенное одеяло, которое ему дали. Вэй Усянь почувствовал странную боль в груди, когда сжал кулаки так сильно, что появилась кровь. Он не был достоин волноваться о маленьком омеге. Не он с его грязной рваной одеждой и грязными руками. Он прятался ещё некоторое время, глядя на омегу издалека, молча охраняя его, чтобы убедиться, что омега в безопасности. Что-то внутри него горело ярко и горячо. Внутри него рос странный зуд, наполненный тоской по омеге. Он никогда не чувствовал себя таким полным в своей жизни. Странное чувство в его сердце наполнялось до краев, чем дольше он смотрел на омегу. Ему казалось, что он наконец нашел того, кого искал. Кто-то, кто мог заставить его чувствовать что-то другое, кроме странной ярости, которую он часто чувствовал. Он хотел подойти и поговорить с ним, однако был уверен, что омега испугается, как только Вэй Ин попадёт в его поле зрения. Раньше другие дети говорили ему, что он монстр. Ужасающий монстр, чьи тёмные зрачки становились красными, когда он злится, которому снились странные кошмары, заставляющие его корчиться и ужасно кричать по ночам. Когда омега повернулся, чтобы посмотреть мимо него, дыхание Вэй Усяня сбилось, глаза расширились, когда он почувствовал, как его сердце шевельнулось впервые, издав мощный удар, когда его кровь начала быстро течь по венам. Он никогда не чувствовал такого сильного желания желать, обладать и владеть, как сейчас. Большие и лазурные глаза были ясными, наполненными невинностью. Миловидный изнеженный омега с кристально голубыми глазами, наполненными светом и чистыми от ряби, был умопомрачительно красив. Вэй Ин сделал бы всё, чтобы эти глаза сосредоточились только на нём. Он почувствовал странное чувство отчаяния. Он хотел пойти к нему. Ему хотелось протянуть руку и обнять омегу. Он хотел…он хотел… Омега повернулся и отвернулся от него. «Нет, нет, пожалуйста, вернись, пожалуйста, не оставляй меня». Прошло несколько секунд, прежде чем те же глаза заблестели, его ресницы задрожали, а уголки глаз покраснели. — Сестра? — тихо позвал омега, его голос был мягким и сладким, с едва заметной дрожью. Сердце Вэй Усяня издало ещё один глухой удар о грудь. Он ничего не слышал, кроме бешено бьющейся в жилах крови. Как сладко будет звучать этот голос, произносящий его имя? Омега на секунду замолчал, словно ожидая ответа. И когда он ничего не услышал, он позвал еще раз, только чуть громче: — Сестра? Тишина, наступившая после, казалась вечной, и, несмотря на странное искривляющее чувство облегчения, которое Вэй Ин почувствовал, когда крики омеги остались без ответа. «Пожалуйста, останься со мной навсегда… Я обещаю усердно работать и дать тебе всё, что ты хочешь, только, пожалуйста, не оставляй меня». Его сердце всё ещё сжималось, когда слёзы лились из этих прекрасных лазурных глаз, теперь наполненных грустью. Громкий всхлип нарушил деликатную тишину, за ним последовал ещё один. Душераздирающие рыдания, от которых у Вэй Усяня сжалось сердце, наполненное беспомощностью из-за его неспособности обнять омегу, чтобы утешить его. — Сестра! Где ты? А-Чэн прямо здесь! — А-Чэн беспомощно всхлипнул от икоты. Всё тело омеги дрожало, когда он защищающе обхватил себя руками. Он не хотел беспокоить свою сестру. Он знал, что она была занята выполнением важных поручений бабы, как будущая наследница ордена. Цзян Чэн умолял родителей разрешить ему пойти с ней, обещая позаботиться о себе. В конце концов, А-Чэну было уже десять! Он был большим омегой, способным позаботиться о себе и не доставлять неприятностей своей сестре. Продавец, который продавал вкусные фруктовые леденцы, которые он любил, находился совсем недалеко, в поле зрения его сестры. Однако он отвлёкся, и к тому времени, как он доел маленький пакетик конфет, его сестры нигде уже давно не было. Цзян Чэн зарыдал еще сильнее, потирая кулаками щёки, оставляя их ярко-красными. Ему следовало послушаться сестру и остаться дома. Он не должен был убегать один… — А-Чэн?! Где ты?! Цзян Чэн замер, его глаза расширились от недоверия. Внезапно его губы шевельнулись, изогнувшись в самой сияющей захватывающей дух улыбке, которую Вэй Ин когда-либо видел. Это была такая простая улыбка, наполненная чистой надеждой, счастьем и явным облегчением, что в этот момент Вэй Усянь понял, что сделает всё, чтобы эта улыбка была предназначена ему. Эти красивые лазурные глаза счастливо блеснули, прежде чем омега отвернулся от Вэй Ина и убежал. Вэй Усянь не смог забыть эту встречу. Каждую ночь его сны наполнялись хрустально-лазурными глазами, вспыхивающими от боли, и каждую ночь он просыпался в поту. Его рука беспомощно потянулась к воздуху, а его сердце наполнилось чистой яростью, направленной на того, кто заставил омегу — нет, А-Чэна — чувствовать себя так. Он был одержим им. Наконец-то он нашёл кого-то, кто заставил его сердце биться чаще. Кто наполнил его такими сильными эмоциями, что Вэй Ин захотел владеть и защищать. Наконец-то он нашёл цель своей отчаянной борьбы за выживание в мире, в котором у него не осталось никого, кроме самого себя. Он никогда не чувствовал себя таким живым и человечным, как в тот момент. Так что, несмотря на голоса в его голове, говорящие ему обратное, с чего бы такому грязному ничтожеству, как он, когда-либо снова встречаться с кем-то вроде А-Чэна? Несмотря на голоса в его голове, злобно нашептывающим ему, что он должен был просто взять, он должен был просто похитить омегу и спрятать его, он ждал. Вэй Усянь оставался, казалось, целую вечность в том же тёмном переулке, ожидая шанса: «Ещё один, пожалуйста, я никогда больше его не отпущу». Снова увидеть А-Чэна. Пока однажды к нему не подошёл человек в пурпурных одеждах, предложив взять его в ученики и научить совершенствованию. Чем больше он слышал, тем сильнее становился слабый огонек надежды в его груди. И как он ни старался, полностью погасить его не удалось. Он устал ждать шанса. Если судьба не хотела, чтобы А-Чэн вернулся к нему, то Вэй Ин пошёл бы к нему. Прямо сейчас, даже если бы у него была возможность снова увидеть А-Чэна, Вэй Усянь был не чем иным, как грязной уличной крысой, выживающей за счет благотворительности других. Он уже не был таким глупым, каким был, когда впервые увидел хорошенькую омегу. Вспомнив замысловатые мантии и толстое пальто, которые носил тогда его А-Чэн, теперь он понял, насколько велика разница в статусе между ними. Однако это мало его останавливало. Он хотел увидеть его снова. Он был настроен на то, чтобы быть кем-то, кто мог стоять бок о бок с омегой. Сейчас он был никем, однако так могло быть не всегда. Как совершенствующийся, возможно, когда-нибудь он сможет стать достаточно подходящим альфой для своего А-Чэна. Ему нечего было терять, и он мог получить всё, приняв это предложение.***
Цзян Чэну было двенадцать, когда его жизнь полностью изменилась. Его рыдания разносились эхом по всей комнате, когда крошечный омега уткнулся лицом в колени своей сестры. Его маленькое тело сотрясалось от силы его громких пронзительных и совершенно душераздирающих рыданий. Двое беспомощных взрослых взглянули на него, беспомощно протянув руки, словно желая протянуть руку и утешить жалкого маленького омегу. Его друзья, Жасмин, Принцесса и Любовь ушли — увезены куда-то далеко-далеко — и никогда не вернутся. — Это несправедливо, сестра! Омега выл, большие лазурные глаза, полные ясного страдания, смотрели прямо на Цзян Яньли, его нежные пухлые щёки были ярко-красными и мокрыми от слёз. А-Чэн всегда был таким выразительным, каждая его эмоция и мысль ярко проявлялись с одного взгляда. Печаль в его сердце была очевидна, и сердце разрывалось у всех. Цзян Яньли чувствовала, как острые ножи вонзались в её сердце с каждым душераздирающим всхлипом, исходящим от её милого младшего брата. Несмотря на то, что маленький омега был избалован, их А-Чэн всегда вёл себя очень хорошо. Такой нетерпеливый и энергичный, всегда желающий выйти и поиграть на улице или игриво поплескаться на них водой со сладким игривым хихиканьем, когда он плавал кругами вокруг озера. Теперь из-за них он провёл последние три дня в слезах и отказывался выходить на улицу. — Почему? Почему они должны были уйти? Цзян Яньли судорожно вздохнула. Она нежно провела рукой по мягким шелковистым волосам Цзян Чэна в безуспешной попытке успокоить его. Вместо этого всё, что ей удалось сделать, это испортить и без того неряшливые пучки на макушке Цзян Чэна вместе с его косами. — Я говорила тебе, что мы должны были дать ему больше времени на обдумывание, — прошипела мадам Юй. Её острые глаза пронзительно смотрели на мужа и на мальчишку возле него. Если бы не этот сопляк, её милый маленький А-Чэн не страдал бы сейчас. — Это не изменило бы исход, — вздохнул Цзян Фэнмянь, его глаза наполнились болью, когда он попытался протянуть руку и обнять своего ребёнка, но был отвергнут. Всего неделю назад он подарил собак их А-Чэну. Он не осознавал, что его привязанность к ним уже была такой сильной. Иначе он никогда бы их не отдал. — Не трогай меня! Ты больше не любит меня, значит я тоже не буду любить тебя! — Цзян Чэн всхлипнул, повернул голову и глубже зарылся в объятия Цзян Яньли. — Теперь у меня есть только мама и сестра! Вместо этого отец может звать этого… этого собаконенавистника своим сыном! Маленькая рука указала на парня, стоящего рядом с Цзян Фэнмянем. Альфа нахмурился. — Почему ты так любишь собак? — спросил он, сморщив нос, а его тёмно-серые глаза сузились. — Они ужасны! — сказал он, вспоминая время, проведённое на улицах. Одно только представление А-Чэна рядом с ними вызывало у него холодок по спине. А-Чэн был слишком мал, чтобы играть с этими опасными зверями. А-Чэн был слишком беззащитен; они съели бы его заживо. Цзян Чэн резко вдохнул. — Они не такие! — яростно воскликнул он. Сердито фыркнув, он встал со своего места на коленях Цзян Яньли и подошёл к более высокому парню, держа руки по обе стороны от талии и надменно вздёрнув подбородок. — Послушай! Собаки самые лучшие! Жасмин, Любовь и Принцесса были моими лучшими друзьями! В любом случае, собаки самые лучшие! Намного лучше тебя! Цзян Чэн скрестил руки на груди и по-детски топнул ногой по полу. — А теперь из-за тебя их всех нет! Он закричал, чувствуя себя раздражённым, большие лазурные глаза снова наполнились слезами. Почему? Почему Вэй Усяню пришлось ворваться в его дом и забрать лучших друзей Цзян Чэна? Это было несправедливо! Цзян Фэнмянь и Цзян Яньли обменялись беспомощными взглядами, прежде чем Цзян Фэнмянь жестом попросил Цзян Яньли сказать что-нибудь, чтобы их А-Чэн перестал плакать. Он действительно не думал, что его сердце сможет выдержать гораздо большую боль, которую оно испытывало, когда его драгоценный ребёнок игнорировал его. — Ты это заслужил, — яростно прошипела рядом с ним мадам Юй. Цзян Яньли открыла рот, чтобы сделать именно это, когда Вэй Усянь прервал её. — Я могу сделать всё намного лучше! — смело заявил маленький альфа. Его фраза заставила всех троих взрослых замолчать. — Что лучше? — фыркнул Цзян Чэн, сжав руки в кулак, чтобы мило вытереть слёзы, катящиеся по его покрасневшему лицу. Он был зол и немного раздражён мыслью о том, что единственные друзья, которых он приобрёл, будут отправлены прочь. — Я определенно намного лучше, чем они. Я могу обнимать тебя столько раз, сколько ты захочешь, когда захочешь. Я могу играть с тобой в любые игры, в которые ты захочешь. Я также очень хорошо умею слушать. Я обещаю также есть всю еду, которая тебе не нравится. Он знал, что его А-Чэн никогда не подвергался воздействию уродливой стороны этих дворняг, и он был полон решимости сохранить его таким, его А-Чэн всегда должен быть таким. Чистый и невинный, совершенно не знающий тьмы мира. Однако его серые глаза потемнели, буря начала назревать, это не означало, что он был готов пойти на компромисс. Он хотел, чтобы эти звери были подальше от А-Чэна. Он не хотел ни с кем делить милого маленького омегу. Он хотел, чтобы все объятия А-Чэна принадлежали только ему. Он страстно желал заключить маленького омегу в свои объятия, надёжно ограждая его от мира. Пока А-Чэн был в его объятиях, Вэй Усянь мало заботился об остальном мире. Он также не возражал против того, чтобы следовать за А-Чэном повсюду и делать всё, что он хотел. Вэй Ин был готов делать всё, что А-Чэн хотел от него. Вэй Ин молча смотрел на А-Чэна. Он знал, что омегу ещё предстоит полностью убедить, поэтому со стальными серыми глазами, полными решимости, он подошёл ближе к А-Чэну, прежде чем обхватить обеими руками очаровательную талию омеги и обхватить его меньшую фигуру своими руками, подталкивая его вперёд. — Видишь? Разве мои объятия не лучше? — самодовольно заявил Вэй Усянь. Он отказывался верить, что он ниже этих дворняг. Цзян Чэн издал неожиданный писк. Его голос был восхитительным и высоким, когда он понял, что только что произошло, его кожа стала ярко-красной, когда он начал яростно сопротивляться. — Что ты делаешь?! Отпусти меня! Глаза Вэй Ина потемнели, когда он сжал кулаки. — Нет. Я могу обнять тебя лучше, чем эти собаки, — возразил Вэй Усянь, отказываясь отпускать: с того дня он так долго ждал возможности обнять омегу. Как он и предполагал, маленький омега оказался таким мягким и тёплым. Такой крошечный и хрупкий. Большие глаза выражали панику и неуверенность. Руки, сжимавшие его грудь, казались слабыми. Словно мягкие лапки котенка цепляются за его сердце. Это немного ослабило его хватку. Он хотел, чтобы это тепло и эта мягкая сладость всегда принадлежали ему. Вэй Усянь уже знал, что всякий раз, когда ты находишь что-то ценное, ты должен заявить о себе. Ты должен был владеть этим, прежде чем глубоко спрятать, чтобы никто другой не мог это украсть. И с теми, кто пытался это сделать, следовало поступать соответственно. Что-то тёмное и уродливое начало подниматься в его груди, когда он ухватился за своего А-Чэна. «Я наконец поймал тебя». Цзян Чэн почувствовал, как запах альфы начал окутывать его, заставляя чувствовать себя в безопасности. Медленно Цзян Чэн перестал вырываться из хватки альфы. Он неуверенно прикусил нижнюю губу. — Ты… ты действительно обещаешь обнимать и прижимать меня каждый день? — нерешительно спросил он, его руки, которые сопротивлялись груди Вэй Усяня, теперь сжались в кулаки, когда он застенчиво держал более высокого мальчика. Что-то, что очень обрадовало альфу внутри Вэй Ина. — Всегда. — А ты…ты обещаешь играть со мной и всегда слушать? — Обещаю. — Тогда… думаю, ты можешь остаться, — сказал Цзян Чэн, неохотно фыркнув. Возможно, он потерял Жасмин, Принцессу и Любовь, но Вэй Усянь был не так уж плох.***
Одобрение Цзян Чэна было единственным, что требовалось Вэй Усяню, чтобы официально одеться в фиолетовый цвет ордена Юн Мэн Цзян и стать его учеником. Мадам Юй и Цзян Фэнмянь дружили с его родителями, что вызывало у Вэй Ина приятные мурашки. Вэй Усянь был слишком маленьким, чтобы помнить своих родителей, и всё же он был благодарен им за то, что они добавили что-то ещё, что связало его и А-Чэна вместе. Прошли годы, и по мере того, как ядро Вэй Ина укреплялось, как и его положение, пока, в конце концов, Цзян Яньли не была слишком занята орденскими обязанностями, он был назначен главным учеником с одобрения мадам Юй и Цзян Фэнмяня. Он должен был стать будущей правой рукой Цзян Яньли. Заполнив голову всеми будущими обязанностями, которые теперь требовались от него, Вэй Усянь почувствовал, как его плечи расслабились, пока он шёл к докам. Там он заметил два знакомых сиреневых полотенца, аккуратно сложенных на земле, и верхнюю одежду тёмно-сливового цвета с замысловатым узором из серебряных листьев. Она была сделана из тончайшего шёлка и вышита настоящими прядильными серебряными нитями. На самом верху кучи лежало красивое золотое украшение для волос ручной работы. Лотос, выгравированный маленькими сияющими фиолетовыми камнями и прозрачными бриллиантами, аккуратно размещёнными по всему нему. Вэй Ин вздохнул, подняв голову, и увидел знакомую фигуру, плывущую в воде под ним. Его А-Чэн всё ещё любил плавать в озере несмотря на то, что ему уже исполнилось шестнадцать. Никто в ордене не мог ему ни в чём отказать, включая Вэй Усяня. Однако была уже осень, и к середине дня ветер стал намного холоднее. — А-Чэн! — крикнул он, потянувшись за полотенцем на земле. — Выходи уже! Ты заболеешь, если останешься ещё хоть минуту! Он подождал, наблюдая, как подводная тень приближается и пока из неё не высунулась маленькая голова, как будто она ждала свою очередь. — Сянь-гэгэ! — А-Чэн позвал его взмахом руки. Омега подплыл ближе. — Ты закончил встречу с А-Ди и А-Ньянг? Губы Вэй Ина дернулись от того, как омега решил назвать своих родителей. Он воочию видел, каким разбитым сердцем был, в частности, Цзян Фэнмянь, когда А-Чэн объявил себя слишком взрослым, чтобы продолжать называть его «баба». Лазурные глаза заблестели при виде его. Что-то, что заставило сердце Вэй Усяня наполниться теплом. Шелковистые тёмные волосы прилипли к маленькому лицу А-Чэна, влажный блеск его молочно-бледной кожи контрастировал с прекрасным малиновым румянцем на его щеках и покраснением его плюшевых губ. Когда он был моложе, он был прекрасным цветочным бутоном, а теперь, достигнув зрелого возраста шестнадцати лет, он был прекрасным цветком лотоса в полном расцвете, ожидающим, когда его сорвут. Потребовалось время, чтобы эти глаза загорелись при виде его. Даже после того, как А-Чэн, наконец, простил его за то, что он стал причиной изгнания его дворняг, омеге потребовалось много уговоров, чтобы подружиться с ним. Однако у Вэй Ина не было ничего, кроме времени, и он был очень настойчив. Как только А-Чэн начал называть его «Сянь-гэгэ», он понял, что оно того стоило. Сейчас А-Чэну было шестнадцать, как раз подходящий возраст для женитьбы омеги. Мадам Юй и Цзян Фэнмянь давно тайно доверили ему А-Чэна. Они сказали, что не было ни одного альфы, которому они доверили заботиться об А-Чэне, кроме Вэй Усяня, и они также хотели, чтобы А-Чэн был рядом с домом. Они не хотели отправлять его неизвестно куда, не зная, будут ли с ним плохо обращаться или нет. Вэй Ин был сильным и давно завоевал их полное доверие. Это была идеальная партия. Вэй Усянь наклонился с протянутой рукой. — Поднимайся уже, А-Чэн, — уговорил он, улыбка расцвела на его лице, когда тонкая, гораздо меньшая рука мягко легла на его гораздо большую ладонь. Вэй Усянь обхватил пальцами маленькую ладонь, его собственная, гораздо более широкая, полностью обхватила руку А-Чэна. — Ты был здесь весь день. Я боялся, что ты превратился в сирену и уплыл, — игриво сказал Вэй Ин. Он взглянул на А-Чэна, и у него пересохло в горле. Его пронзил жар, горячий и яркий, когда он увидел прекрасное видение, созданное его А-Чэном. На миниатюрном омеге не было ничего, кроме прозрачной лиловой верхней мантии, которая теперь стала полупрозрачной и облегала его тело, словно вторая кожа. Можно было увидеть изгибы его тонкой талии и маленькие очертания хорошеньких розовых сосков. От сырости ткань стала немного тяжелее, и она сползла вниз, обнажая бледное плечо без следов. Два разреза по обеим сторонам мантии дразняще обнажали его длинные стройные ноги, кожа была такой же бледной и нежной. Следы капель воды стекали от его бёдер к изящным лодыжкам. Вэй Ин не хотел ничего, кроме как идти по этому следу своим языком. Вместо этого он развернул мягкое сиреневое полотенце, за которое взялся ранее, и накинул его на плечи А-Чэна, прежде чем повести его к ближайшей скамейке. — Прикройся! Не забывай, что ты омега! Что ты будешь делать, если другой альфа увидит тебя таким? — ругался он, скрывая тёмные мысли в своей голове от мысли о том, что кто-то ещё увидит его А-Чен таким. Никому не разрешалось видеть А-Чэна таким незащищенным. Вэй Усяню уже пришлось столкнуться с тем фактом, что его милый А-Чэн был окружён альфами здесь, на Пристани Лотосов. Цзян Чэн фыркнул, чувствуя себя раздражённым тем, что его отругали. — Я знаю! — ответил он, скрестив руки на груди и спустив пучок, в который замотал волосы. Длинные пряди шелковистых тёмных волос ниспадали с его плеч до самых щиколоток. Он ненавидел иметь дело с мокрыми волосами, даже если любил плавать. — Сейчас все тренируются, я не идиот, — сказал он, резко вздернув подбородок и отказываясь смотреть Вэй Усяню в глаза. Ах. Он дулся. Вэй Усянь усмехнулся. Его А-Чэн был слишком милым. Он опустился на одно колено и схватил другое полотенце, прежде чем схватить одну из изящных лодыжек А-Чэна. Они были такими тонкими и хрупкими на вид, что Вэй Усянь был уверен, что сможет полностью обхватить их рукой. Он подавил желание попробовать и вместо этого поставил милые маленькие ножки А-Чэна на свое колено. Ноги А-Чэн были совершенно очаровательные, маленькие, мягкие и молочно-белые, с красивыми круглыми тонкими пальцами и красивыми розовыми ногтями. Тяжело вздохнув, он импульсивно наклонился, чтобы поцеловать ногу, которую в данный момент вытирал, но получил удар ногой по лицу и был отброшен. — Ты…ты извращенец! Цзян Чэн громко пискнул, на его лице появился густой малиновый румянец. — Что ты делаешь?! Вэй Усянь рассмеялся. — Прости, что не смог устоять, — извинился он с улыбкой. — У тебя очаровательные ноги, — он сделал паузу на мгновение. — На самом деле, ты очаровательный. Всё в тебе восхитительно, — поправил альфа, снова рассмеявшись, когда он с обожанием провел рукой по области, которую только что пнул А-Чэн. Ощущение прикосновения этой мягкой нежной кожи к его собственной было божественным. — Кого ты называешь милым?! — Цзян Чэн сердито надулся и снова пнул Вэй Усяня. Цзыдянь, обёрнутый вокруг его пальца, тоже протестующе заискрился фиолетовой молнией. Вэй Усянь весело усмехнулся. — Ладно, ладно, ты не очаровательна, — успокаивающе сказал он, не обращая внимания на посланный ему пинок и снова рванувшись вперёд с полотенцем в руке. — Можно я продолжу вытирать тебя? Цзян Чэн фыркнул. — Делай, что хочешь, — рявкнул он, его прекрасные лазурные глаза наполнились предупреждением, когда длинные тонкие ресницы моргнули, омега надменно приподнял нос, когда он откинулся назад, даже когда Вэй Усянь слегка согнул колено и совершил манёвр. Ноги Цзян Чэна снова упёрлись в его руки. — Просто перестань быть чудаком. — Я ничего не могу с собой поделать, А-Чэн… — пробормотал Вэй Усянь, заканчивая вытирать лодыжки омеги и медленно подниматься, мягко лаская гладкие голые ноги своего А-Чэна полотенцем. Он не торопится, потирая полотенце вверх и вниз короткими круговыми движениями и лёгкими прикосновениями, от которых А-Чэн дрожал и пахнул так сладко. Чем выше поднимались его руки, тем больше он хотел и тем слаще пахнул его А-Чэн. Только когда он поднял глаза и увидел тоску в лазурных глазах А-Чэна, блестящих от слёз, его кожа покраснела восхитительно красным, а его плюшевые красные губы приоткрылись, когда они мягко втягивал глотки воздуха, его самоконтроль надломился. Он встал, кладя руку на скамью позади омеги, полностью окружавшей его. Его серые глаза были совершенно темны, за ними назревала буря, когда он протянул другую руку к А-Чэну, чтобы поднять его подбородок. — А-Чэн… мой милый А-Чэн… — выдохнул Вэй Усянь, отодвинув их губы всего на миллиметр друг от друга и впитав в себя невероятную сладость, которая была реакцией его А-Чэна на собственные феромоны Вэй Усяня. — Ты так идеально скроен специально для меня. Как я тебя обожаю… — Сянь-гэгэ… — Цзян Чэн скорчился, сильно краснея, чувствуя, как спина его одеяний начинала намокать. — Что ты делаешь? Альфа и омеги должны держаться на расстоянии… — пробормотал он последний нерешительный протест, слабо отталкивая его, хотя и смотрел на Вэй Усяня сквозь густые ресницы. Его тёплое дыхание оставляло после себя жжение на губах Вэй Ина. — А-Чэн… можно? — спросил Вэй Усянь, его тёмно-серые глаза почти жадно смотрели на губы Цзян Чэна. Цзян Чэн слегка кивнул, вздрогнув, когда очередной поток смазки ещё больше испортил его одеяния, когда он увидел навязчивый голод, ясно демонстрируемый более старшим альфой. — Да. Горячие губы обволакивали его собственные прежде, чем он закончил говорить. Поцелуй был наполнен диким голодом, горячим и влажным, что позволил его шисюну полностью поглотить его. Его красивые лазурные глаза закрылись, полностью растворившись в поцелуе. Вот почему он никогда не замечал, как тёмные глаза Вэй Усяня внезапно вспыхивали ярко-красным, когда он смотрел на него с безумной и отчаянной одержимостью. Эти ярко-красные глаза снова закрылись и снова открылись тёмно-серыми, как будто они никогда и не появлялись. — Я люблю тебя, — признался Вэй Ин, когда они расходились, поднимая руку, чтобы нежно вытереть слезу с уголка глаза А-Чэна, ещё раз целуя распухшие красные губы омеги. Цзян Чэн покраснел. — Ну ты лучше! Он фыркнул, совершенно сбитый с толку. Он не обращал внимания на то, как подскочило его сердце при признании, и на жгучую красноту на лице. — Ты думаешь, что сможешь уйти, не взяв на себя ответственность? А-Ньянг и А-Ди не отпустят тебя! Вэй Усянь сделал паузу и засмеялся. Ты прав, — радостно согласился он. — Думаю, теперь у меня нет другого выбора, кроме как взять на себя ответственность и официально попросить твоей руки, — тихо сказал он, его глаза были полные любящего обожания, когда он смотрел на своего А-Чэна. Цзян Чэн надменно вздёрнул подбородок. — Я полагаю, ты не полный идиот, в конце концов.