Без чести

В Старую Галерею их втолкнули грубо и тут же шумно захлопнули за ними жалобно взвизгнувшую дверь — заскрежетавший в замке ключ и удаляющиеся прочь шаги явно протранслировали «сидите здесь вечно или хотя бы поубивайте друг друга». Учитывая, что за попытку друг друга поубивать они сюда и попали, второй вариант был вероятен. Эстебан, скривившись, показал двери от души оттопыренный средний палец — в этом с ненавистным однокорытником Ричард был полностью согласен, и только жалел, что врождённая повелительская и талигойская интеллигентность мешают показать что-нибудь похожее. Или даже снять штаны и продемонстрировать большой надорский прибор — чтоб Арамона раз и навсегда увидел, что именно и в каком размере Дик клал на него, на Олларов и новое дворянство последовательно. Но, во-первых, в Старой Галерее холодно, и внушительной демонстрации не получилось бы, а во-вторых, даже мысли о снятых штанах при Эстебане были чреваты, и нет, даже не психологической травмой от потенциальных издёвок. И вообще, что это он? Нет, постоянная компания Эстебана на него плохо влияет, даже если сводится к попыткам придушить наглого навозника чем придётся. Хотя эффекта от этого не было — Ричард голову на отсечение давал, что Эстебану это откровенно нравится. Впрочем, проверять доподлинно он не рисковал — никак в самом деле придушит, и тогда голова полетит точно, а Дикону ещё спасать Великую, кошки её дери, Талигойю. Наверное. Эстебан тихо ругнулся под нос и затих, сжавшись где-то в углу и тихо бормоча что-то на южном диалекте — до Дикона долетало что-то похожее на «холодноблят». Дикон поступил так же, бормоча с махровым надорским акцентом «Чтоб ты жил долго и счастливо, дерьмо собачье» в адрес не то Арамоны, не то Эстебана, не то всей своей несуразной жизни в целом. Так они и сидели по разным углам, как сычи, пока Эстебан не решил к нему обратиться. — Холодно тут, — откровенно клацая зубами, произнёс он. — Да, жарко. — невпопад ответил Дик. Эстебан яростно вперил в него взгляд «за-какие-грехи-я-сижу-с-таким-дебилом». Во всяком случае, именно это крупным шрифтом читалось на его лице, и Дик отстранённо подумал, что не прочь съездить по этому самому лицу чем потяжелее. Например, житием святого Алана — отпечатать, так сказать, мудрость предков на чересчур аристократичном и заносчивом южном хлебальнике. Но жития святого Алана под рукой не было, как и самого завалящего булыжника, и Ричард ответил усталым взглядом «отстань-и-свали-в-Торку-навозник». Совершив такой обмен, они вновь замолчали, уткнувшись в разные стороны — до тех пор, пока по крыше не забарабанили холодные капли, просачивающиеся сквозь прохудившуюся кровлю. — Кажется, дождь собирается. — прокомментировал Дик. — Ваш Кэп. — ядовито откликнулся Эстебан. Смысла фразы Окделл не понял, но на всякий случай обиделся и мысленно послал навозника к кошкам. — Может, что-то с этим сделаем? — ляпнул Дикон, когда на него попала ещё одна капля сверху (да, первая попала тоже на него, и слава Создателю, что Эстебан не стал ехидничать ещё и над этим). Эстебан смерил его иронично-покровительственным взглядом, помолчал пару мгновений — и вдруг без перехода заржал так, что Дикон шарахнулся, ища глазами лошадь. — Ты чего? — в совершенном шоке спросил он у хихикающего навозника, бросив план по его игнорированию. — Да так, — Колиньяр неожиданно смутился. — Анекдот вспомнил. — Какой? — уже с интересом спросил Окделл. — Ты точно хочешь знать? — Эстебан склонил голову набок. — Хотя-а… Тебе понравится. Как сыну предателя. — Вот без этого было нельзя, да? — вздохнул Дик, но всё же решил анекдот послушать, ибо что ещё делать-то. — Короче, приходит Рокэ Алва к Сильвестру исповедоваться… — начал Эстебан. — Это уже звучит как анекдот. — хмыкнул Ричард, представив сию картину. Эстебан посмотрел на него явным матом, и Ричард заткнулся, сделав знак продолжать. — Так вот, приходит Рокэ Алва к Сильвестру исповедоваться, — продолжил Эстебан. — И говорит: «Сидел я вечером у одной эрэа, бац, дождь пошёл! Упросила меня остаться — я остался и согрешил с ней!» — Это ж сколько ему каяться придётся… — пробормотал Ричард, но продолжил слушать дальше. — Ну, Создатель милостив, ответил Сильвестр, — продолжил Колиньяр. — А Алва ему дальше рассказывает: «Пришёл я к Марианне, сел «Чёрную Кровь» пить — бац, дождь пошёл! Остался у Марианны и согрешил с ней… А следующим вечером зашёл к Савиньякам «Слёз» выпить — снова дождь пошёл! Остался и согрешил с ними обоими… Что мне делать, отец?». А Сильвестр ему отвечает: «Идите-ка нахуй, Рокэ, пока дождь не пошёл!» Несколько мгновений Ричард в шоке молчал — а потом заржал так же громко, как до этого Эстебан — теперь фантомных лошадей было уже две. Они ржали, икая, где-то минут восемь — наконец, отсмеявшись, Ричард подошёл и от души пожал ему руку. — Ну ты даёшь, — сказал он наконец. — Слушай, а Суза-Муза точно не ты? Очень чувство юмора похоже… — Не, — Эстебан мотнул головой. — Я только анекдоты травлю. Этот не самый жёсткий — мне ещё про бабку Приддов и кальмара рассказывали. Но этот ты точно не захочешь знать, поверь. Капли с потолка тем временем стали бить по макушкам ещё сильнее. — Бардак, — недовольно буркнул Эстебан. — Вот погодите, когда мой отец об этом узнает… — А я теперь понял, что мы делать будем! — Ричард улыбнулся Эстебану его нахальной улыбкой. — Спасибо, что подсказал… Поцелуй вышел неловким, размазанным, но страстным и от души. — Не пожалеешь? — отстранившись, спросил Эстебан, глядя мутно, но явно взывая к благоразумию. В случае Дика, конечно, абсолютно бесполезное занятие. — А чё ещё делать? — подмигнул он Колиньяру и бесстыдно уселся на его колени. …Спешащий к двери отец Герман думал, что уже поздно, и предотвратить убийство явно не успевает, но даже он не был готов увидеть то, что увидел. А увидел он абсолютно голого Дика, скачущего на Эстебане и слегка придушивающего его свободной рукой — судя по довольному стону Колиньяра, тот был только за. Мимо же, не замечаемые, проплывали стыдливо отводящие глаза зелёные монахи. Отец Герман страдальчески выдохнул и в кои-то веки решил, что, наверное, всё же переберётся ко двору. Там явно спокойнее.