ДальноBoy

Чтобы работать дальнобойщиком, надо быть больным на всю голову — понимать, что работа скотская, пашешь на хозяина, живешь в будке, ссышь на колесо. Антон работать водителем мечтал с детства. Мечту исполнил, и ему нормально. В кабине все пропиталось запахом дешевых сигарет (на нормальные не хватает денег, да и не найдешь их на редких заправках) и стеклоомывателем. Он тянет из кружки уже остывший кофе и, зажав в одной руке баранку, чешет ступню. Пейзаж за окном не меняется уже несколько дней — голый лес стеной по обе стороны и обледенелый асфальт под колесами фуры. Из магнитолы доносится брюзжание на английском, Антон из слов понимает только «я», «ты» и «любовь», на этом все его знания из начальной школы заканчиваются, но не мешают песню оценить, приставучая. Еще в школе было понятно, что ничего толкового из него не выйдет. Точнее, даже не так — Антон был рукастым, но с интеллектуальной работой не заладилось с самого начала, и затолкать в свою голову имена великих русских поэтов, тексты на английском и даты из учебника истории для него не представлялось возможным. Родители это тоже замечали, а потому не капали на мозг с учебой. Отец, сам проработавший дальнобойщиком полжизни, а потом ушедший «к дяде» в мастерскую, Антону оплатил автошколу и помог с трудоустройством в не самую плохую компанию. — Тут, глядишь, из тебя что-то путное выйдет, и кусок хлеба всегда будет, — сказал куда-то в усы и хлопнул сдержанно по плечу. Антон выкидывает окурок в приоткрытое окно и тихо подпевает песне, переходя на свой собственный английский. Рабочая рутина не утомляет, хотя многие его коллеги — слово-то какое пафосное — в чате вечно ноют, что пора бросать эту неблагодарную работу, семью долго не видели и все равно денег ни на что не хватает. Антону пока что в кайф — из него романтика дороги не выветрилась всеми пойманными встречными ветрами. Он слушает волну дальнобойщиков, посмеиваясь над откровенно грубыми дискуссиями, наслаждается редкими душевыми в маршрутах, замерзшими на морозе соплями в носу, наваристой солянкой в забегаловке и обгоревшими по локоть руками. Антон почти накопил на новый тягач, свой, а не арендованный. В мобильнике уже заскринил пару вариантов, склоняясь больше к «Скании». Его старый «Вольво», сменивший не одного водителя, а в лучшем случае десять, и под его руководством получивший прозвище «Валя», идет хорошо и почти не подводит, «ходя по далям», но Антон все равно к нему душой не прикипел. Положенные по контракту десять часов Антон игнорирует, четырнадцатый час работы скорее бодрит, чем вытягивает силы, но впереди мелькает вывеска о придорожном кафе, и Антон включает поворотник. Он не всегда помнит стоянки. Порой приходится в голове просчитывать свой маршрут на несколько часов вперед, чтобы не встать по середине трассы в ночи без солярки, еды и связи. Особенно тяжело зимой, когда пытаешься не прогадать с качеством бензина. Один раз влетел на приличную сумму — залил пятьсот литров, а они под Омском в минус сорок и замерзли. Антон в жизни так не матерился, но плохой опыт — тоже опыт. В кафе сидит пара мужиков помятого вида. Видимо, напарники. Пялятся в телевизор над кассой. Один из них хлопает другого по плечу, дескать, давай еще по стаканчику кофе и погнали. В меню яичница не самого аппетитного вида, бутерброды с сыром и колбасой, блинчики с творогом и слойки. Антон чешет небритую щеку, придирчиво оглядывая витрину, и просит девушку посчитать черный чай и погреть слойку, хотя кусок в горло не лезет. Из туалета выходит еще один мужик. Все в его виде кричит, что он заебался. Антон сочувствует. Мужику за полтос, тот передергивает плечами, как будто у него защемило спину, и подходит к витрине с автозапчастями, стоящей недалеко от еды. Придирчиво оглядывает предохранители, шланги компрессоров и расширенные бачки под пыльным стеклом, скользит взглядом по женскому манекену, наряженному в спецовку, который в ответ таращит криво нарисованные глаза. Ловить тут нечего. Антон и издалека видит. Садится за самый дальний стол и цедит чай, у слойки вкус странный, но лучше уж так, чем голодным спать ложиться. У него в холодильнике вроде пельмени завалялись, но он решил их на утро оставить, по плану надо выезжать в семь, придорожные кафе работать не будут, а надо отгрузить в срок в Чебах накладную бумагу и загрузить сцепку по новой. Он тянется к телефону и подключается к локальному вайфаю, работает фигово, фотки грузятся по одной в минуту, но Антону спешить не хочется. Он тыкает загрубевшим пальцем по синей иконке приложения и открывает паблик «ДальноBoy», листает ленту, наверстывая все упущенное за день. Паблик — его маленькая отдушина, своя личная вселенная, где порой удается подцепить на маршруте кого-то такого же немного жадного до любви и ласки. «еду от москвы до переславля я пасс» «кто с екб в тюмень идет?» «вечером выезжаю из Рубцовска в Москву поеду по м7 через Курган, Казань, Челны актив» Антон листает ленту, открывая профили тех, кто хоть как-то по пути. Никто не нравится. В паблике пишут в основном старперы, которые Антона не привлекают своими пивными животами и хрустящими коленками, что у тех в штанах, он даже думать не хочет. Мужиков этих чужое мнение совсем не парит, те прикрепляют к сообщениям фотки своих раздвинутых ног у руля, затекших морд и странных обещаний обеспечить лучший трах в жизни. Антон не удивится, если дальнобойщик у кассы из таких же — тот внешне в категорию вписывается. И уж, по правде говоря, все они такие. Антон не осуждает — издержки профессии, дома вообще редко оказываешься, да и самого дома толком нет. Одинокая однушка в Ховрино не в счет — он туда заглядывает, чтобы переночевать между рейсами и захватить чистую одежду. А любви и ласки хочется. Человеку нужен человек. Проституток на обочине с каждым маршрутом все меньше. Не то чтобы Антон ими интересовался, но невольно замечает, что с каждым разом девчонок в коротких юбках и вульгарных сапогах не прибавляется. Может, причина в том, что люди стали жить лучше, Антон сомневается, разглядывая ценники в магазине — или же все дело в возможности получить образование или найти себе папика на другом конце света. Дальнобойщики прибегают к помощи друг друга, списываются в чатах, отчего у Антона поначалу глаза на лоб лезут, потому что не такое он представлял. За все шесть лет работы водителем Антон успевает вычислить даже несколько парочек, которые стабильно движутся по одним и тем же маршрутам и стоят на одних и тех же стоянках, оставаясь на ночевках в своих «домах». Антон допивает чай и кивает мужикам, прощаясь. Те поблекшими глазами провожают его до стеклянных дверей и снова переводят взгляд к телевизору, где начинается сериал про ментов. Антон разувается и пролазит вглубь кабины. Стягивает куртку, треники и ложится на прохладную койку, тут же залезая под одеяло. Он до нормального мотеля так и не доехал, хотя последние два часа вглядывался в вывески на обочине. На стоянке еще три фуры, в одной из которых даже отсюда видно подсвечиваемое синим экраном лицо водителя. Сразу понятно, что кафе тут дерьмовое, раз так мало посетителей. Антон скроллит ленту и даже лайкает пару фоток симпатичных мужиков, только те катят по другому маршруту и Антон с ними никак не пересечется. Он уже хочет заблокировать телефон, как взгляд цепляется за фотку с ником «Есения Графская». Антон фыркает, потому что подпись резко выделяется среди сухих Кузнецовых, Сергеевых и Ивановых. Но больше всего выделяется прикрепленное фото. Антон не сразу понимает, что на фотографии парень. Большую часть снимка занимают стройные гладкие ноги в капроновых колготках. Антон залипает на розовых лодочках с яркой блестящей пряжкой спереди. На таких каблуках по обочине дороги не пройдешь и метра, а Есения позирует напротив колеса тягача, как модель выставив левую ногу вперед, и на секунду даже кажется, что она над щебенкой парит. Антон ведет взглядом выше к короткой джинсовой юбке и обтягивающей явно накаченные руки тонкой розовой водолазке с глубоким вырезом. Лица Есении не видно. Хитрец сфотографировался так, что падающий луч от фонаря прочерчивает ровную тень на идеальной шее, бросая блик на огромной клипсе и скрывая все лицо. Антон даже изображение увеличивает, пытаясь рассмотреть, но толком ничего не получается. К фотке Есения прикрепляет простое «Привет, мальчики» и совершенно дурацкие хештеги: #девчонкинувывсепоняли #мамаяневджинсах и #плохаядевочкараз Ни маршрута, ни намека на поиск партнера. Ничего. Антона это слегка разочаровывает, потому что желание встретиться с этой Есенией растет в геометрической прогрессии, а в паху затягивается тугой узел. Он сам себе удивляется. На мордашку бы ее только глянуть, хоть с такой фигурой Антону, откровенно говоря, уже похер. Он облизывает взглядом натянутые от мышц рукава, цепляется за тонкие запястья с девчачьими разноцветными браслетами, стягивает трусы под одеялом и тянет из-под подушки флакончик смазки. Фотография возбуждает до пятен под веками, Антон жадно рассматривает ноги Есении в колготках и представляет, как сжимает пальцы на тонких щиколотках, как ведет ладонями по стройным бедрам, задирая юбку. Антону кажется, что от этой Есении непременно должно пахнуть чем-то сладким. Не приторным, как пахнет сладкая вата или духи девчонок из школы — Антон до сих пор может этот запах вспомнить и ничего приятного не почувствовать, кроме тошноты. От Есении наверняка пахнет легкостью, летом, вишневой жвачкой. Он представляет, как задирает водолазку, проводит языком по теплой нежной коже. Касается нежно, как никого в жизни не касался. Есения — самая настоящая девчонка, мягкая, гладкая, только с членом, и Антона это жутко возбуждает. Рука быстрее движется по члену, и Антон, застонав, кусает губу, откидывая голову на подушку. Дыхание сбивается, и он неосознанно поднимает таз, толкаясь в кольцо пальцев. Ему надо совсем немного, чтобы кончить. Чуть позже, вытерев руку о салфетки, Антон читает комментарии. У Есении их много до неприличия, и перейдя на страничку, не удивляется количеству подписчиков. Вполне заслуженно. В статусе у той стоит очень емкая и четкая фраза — «Не девушка. Не встречаюсь». Насчет последнего — жаль. Неужто кто-то думает, что на фотках девчонка? Хотя у всех вкусы разные, не Антону осуждать. Он даже на секунду расстраивается, потому что он бы встретился. У Есении нет ни одной фотки с лицом — то загораживается веером, стоя на трассе в каком-то явно дешевом платье с пайетками; то в коротких шортах спиной стоит к объективу и по-девчачьи отклячивает попу, но абсолютно очевидно, что парень красивый. Для Антона это становится константой. Бесконечные «красавица», «шикарная» и «секси» на открытой стене сменяются вежливо-интересующимися «скучаешь?», «как дела?» и «куда пропала?». Очевидно, что за всем этим стоит одна цель — быть замеченным. У него у самого руки чешутся что-нибудь ей написать, попытать удачу, но Есения ни на один комментарий не отвечает и даже не лайкает, поэтому Антон откладывает мысль до лучших времен. С этого момента зайти на ее страничку становится вечерним ритуалом. Она выкладывает фотки почти каждый вечер ровно в одиннадцать, приписывая хештеги, в которые Антон вчитывается не с первого раза. Он фотки ждет с ненормальным энтузиазмом. Добавить в друзья ее не решается, подписывается на уведомления и молча лайкает, посмеиваясь над совершенно однотипными комментариями и даже отмечая себе несколько постоянных поклонников. Есения. Антон катает имя на языке, разглядывая новую фотографию из кабины. #парковкадляфотосессий #небудилихопоцелуйеготихо #глазасомкнулисьгубыпотянулись Фотка обрезана так, что видны только две бледные руки, усыпанные родинками, сложенные на массивном руле в кожаном чехле, синяя туника и красивая длинная шея, по которой хочется провести языком и поцеловать за ушком. Есения. Антону интересно, как парень выбирал себе имя. Просто из головы взял самое чудное, или же проводил аналогию со своим. Есений? Елисей? Сеня? Семен? Каждое пришедшее имя кажется смешным и не особо уж сексуальным. Хотя Антон и до этого мужиков в колготках не считал сексуальными, а тут вон как оказалось. Еще и фамилию себе выбрала — Графская. Антон думает о ней каждый день, и не только думает, дрочит каждый вечер на новую фотку, как подросток в разгаре пубертата. По пути встречается с парнями, но те резко становятся блеклыми, и Антон на стоянке забравшись в кабину к соседу — симпатичному, кареглазому, с широкой улыбкой и лохматой шевелюрой — тут же теряет интерес, заметив грубые пальцы, которые тут же тянут его к расстегнутой ширинке. Вычислить по какому маршруту идет Есения невозможно. Антон, ведя сцепку на Чебы, крутит колесико магнитолы громче, слушая пятнадцатый канал сетки и пытаясь зацепиться за звучащие имена. Он даже не может представить, какой у нее голос должен быть. Девчонки-дальнобойщицы на канале в основном молчат. Изредка вставляют свои двадцать копеек, да и то скорее на вечные обсуждения мужиков про куриц за рулем, потому что водят они ничуть не хуже, а может, и в разы лучше. Антон вслушивается в эту какофонию звуков, состоящую из мата, нытья по тяжелой доле и плохих дорогах, и почему-то становится уверен, что Есения если что-то в рацию и говорит, то по делу. Да или вообще не слушает. Даже по фоткам ее местоположение вычислить не получается — ни одного указателя, дорожного знака, знакомой развилки. Антон всматривается в виднеющиеся на фотке куски пейзажа и понимает, что дамочка скрытная. Даже не понятно, что за фуру ведет, номера не светит. А поклонников с каждым разом в комментариях становится больше. «какая кошечка отсосешь?» «оче рабочее?» «скучаешь? приеду к тебе хоть на край света адрес скинь кис» Антон эти бесконечные дифирамбы пролистывает, чувствуя небольшое раздражение вперемешку с удовлетворением, потому что человек на фотографиях реально красивый и заслуживает океан комплиментов, но формулировки оставляют желать лучшего. А может, он просто романтик несчастный. Почему несчастный, в общем-то, очевидно — свою любовь вылить не на кого. Чтобы ухаживать, заботиться, цветы дарить и прочую сопливую чушь. Все, кого Антон встречает на заправках, ему в глаза даже не смотрят, и вопросом не задаются, кто он такой, чем дышит, о чем думает пред сном. Есения не такая. Антону нравится замечать, как часть «комплиментов» пропадает к следующему утру, а значит, Есения проводит чистки. И не лень ей только? Что ищет у себя на странице и никак не находит? Что хочет услышать? Неужели после тяжелого дня сидит на кровати, поставив машину на парковке, и удаляет всю грязь. Антон честно хочет понять мотивы, но не может, потому что разве не для этого все фотографии в юбках и платьях? Не ждет же человек по ту сторону экрана чего-то чистого, возвышенного и высокопарного — да, Антон такие слова знает, — когда выкладывает на страничку изображения себя, парня, с маникюром и в мини-юбке на обочине. Тут же встает вопрос про маникюр. Неужели она красит ногти для фотки, а потом ацетоном сразу стирает, чтобы не палиться? Наверняка же так и делает, иначе бы уже точно слух пошел про мужика с ярко-розовым ногтями. Точно заметил бы кто. Мысль, что Есении надо что-то написать, не выходит из головы месяц. Антон успевает проехать Россию вдоль и поперек несколько раз, чтобы собраться с силами и нажать на кнопку «оставить комментарий». Все написанные слова кажутся глупыми и такими же грязными, как и у преданных фанатов. Антон читает все оставленные комментарии: Макс Шалун раз сотый уже пишет «ты супер», Рус Бел — «красотка», Санчел Пташенчук — «ноги вау» и дальше по списку. Антону хочется запомниться. Он откидывается на спинку кресла, смотря на лобовое стекло. На часах без минуты одиннадцать, фонарь на стоянке неровно мигает, точно подмигивая и подбадривая. У Антона со словами всегда было плохо. В школе сочинения выходили корявыми и откровенно скучными. Мама, в начале их читавшая, только вздыхала и помогала, а потом, видимо, поняла, что бесполезно, и Антон скатился в тройки. Своим девушкам и парням он слов красивых тоже не говорил, предпочитая свои чувства и намерения показать. Зачем языком молоть, если все можно выразить заботой, помощью, поступками? Только вот с Есенией такое не прокатит. Телефон загорается уведомлением о новой фотографии, Антон тут же тыкает пальцем по экрану, чтобы посмотреть. Первое, что он видит — высокие каблуки. Есения сидит на корточках, выставив левую ногу в камеру. Черные лакированные туфли занимают половину экрана. Антон залипает взглядом на аккуратной застежке, обвивающей тонкую щиколотку, делает вдох, выдох. Человек по ту сторону даже не представляет, какой эффект производит. Антон ведет взглядом выше. Ноги выбриты, и хочется провести по ним рукой, сжать на бедрах, несильно, чтобы не оставить синяков. Антон бы положил щиколотку на плечо, целовал бы до умопомрачения трогательную косточку. На Есении короткое черное платье с глубоким вырезом, открывающее острые, как ножи ключицы. Камера немного расфокусирована, но Антону это не мешает. #представилименявюбке #наденьочкиберегизрачки #главноевтачкефотосалон Антон поправляет член в трениках и нажимает «оставить комментарий». Про туфли и платье писать пошло. Этим он никак не запомнится, а может, и оскорбит. Фон для фотографии тоже непримечательный. Антон только понимает, что фотка была сделана в кабине тягача, но зацепиться не за что — розовая шторка у стекла блеклая, ни брелоков, ни чехла на руле. Ни-че-го. Кроме странных хештегов, но и они мыслей не подкидывают. Антон думает, ну и пофиг. Что он как кисейная барышня, ломается и рефлексирует. Может, человек по ту сторону не увидит его слов вообще. А он уже себе напридумывал всякого. «Мысленно женился и родил кучу детей», — сказала бы его школьная подруга Ирина. Такое, правда, было свойственно ей, не Антону. «У тебя невероятные голубые глаза», — пишет он и нажимает отправить, чтобы не передумать. Антон без понятия, какие у Есении глаза. Лица не видно ни на одной фотографии, лишь затылок с короткими иссиня-черными волосами. Но Антон уверен, глаза должны быть непременно голубыми. Комментарий теряется в сотни «кисок», «малышках», просьб встретиться и отсосать. Антон ставит будильник и откладывает телефон, переползая с водительского сидения к кровати. Утром первым делом он проверяет уведомления. Никаких. И только потом уже идет умываться из баклажки, делать бутерброды и заваривать кофе в чайнике. Сна ни в одном глазу, хотя Антон тот еще соня. Наверное, это единственное, что причиняет ему реальный дискомфорт в работе — день у дальнобоев начинается чуть ли не в семь утра. На часах восемь, и Антону кажется, что в такое время неприлично вставать. Он ведет стяжку по пустой дороге. Навстречу проезжают две легковушки от силы. Крутит колесико магнитолы, под бубнеж коллег пытаясь проснуться. Сам он давно не включал рацию, да и как-то языком ворочить утром совершенно не хочется. — Бля, как я заебался, сука, народ, вы бы знали, — хрипит мужик на канале. Серега. Антон с ним несколько раз перекидывался словами на стоянках. Неплохой так-то, но с вечными проблемами. — Этот ебаный «Камаз» вообще не едет. — Да, Серый, спокуха, — кто-то смеется. — Чо тебе этот «Камаз». Ща в горочку пойдете, и обгонишь его не спеша. — Да ебаный в рот, как я его обгоню, если я в нем. Антон хрюкает от смеха. День бесконечностью стелется под колесами «Вольво», тормозя только на зеленых остановках и придорожных забегаловках. Антон идет по уже протоптанному маршруту, поэтому точно знает, где будет заправка, где остановится на ночевку, в каком ларьке запасется сигаретами. Он даже пару раз присоединяется к болтовне по радио, все-таки вытаскивая рацию из бардачка, — спрашивает, есть ли кто по его маршруту, но мужики либо далеко впереди, либо поедут по его следу через несколько дней. В этот раз Антон везет в сцепке майонез — доехать надо как можно быстрей, иначе заказчик вставит по первое число, поэтому Антон практически не останавливается и в телефон не лезет, чтобы не отвлекаться, а потому сильно удивляется вечером, увидев на экране: «У вас новый ответ на комментарий». Ответить могли только на одно, потому что больше нигде он ничего не писал. Да и вообще его страничку в соцсетях нельзя назвать активной — аватарку поставил года два назад, так и не менял, хотя выглядит совершенно по-другому, подписался на несколько страничек с мемами и связанным с работой, да и музыку иногда кидает в плейлист. Антон тут же открывает уведомление. «А мы знакомы:)?» Антон подносит мобильник поближе к глазам в неверии, всматриваясь в маленький кружок аватарки. На всякий случай тыкает пальцем, чтобы уж наверняка. Надо же, ответила. Антон вытирает вспотевшие пальцы о наволочку. Так, это лазейка для продолжения разговора, и ее отпускать нельзя ни в коем случае. Антон видит, что Есения написала несколько спасибо на довольно-таки милые комментарии, но вопрос достался только Антону. Так еще смайлик поставила. У Антона, возможно, закидоны, но он в этой улыбающейся скобочке видит не намек на дружелюбие, а скорее подозрение и страх быть рассекреченной. Есения свой секретик хранит успешно, раз никто ее не обсуждает и имя реальное не светится ни на каких каналах. Антон улыбается, значит, задел. Есения в сети. Интересно, в дороге или дома. Он садится на кровати, почему-то кажется, что это поможет мыслительному процессу и что-то оригинальное обязательно влетит в голову. «Откуда бы я тогда знал, какие у тебя глаза?» Антон перечитывает предложение несколько раз, все же решает поставить запятую, потому что мало ли Есения из этих — граммар-наци, — потому что все подписи у нее с большой буквы, точками и запятыми. Ответ приходит незамедлительно. «Твое лицо мне не знакомо». Точка в конце подчеркивает всю серьезность сообщения. Антон облизывает губы. Блефовать, так блефовать. «Если ты меня не помнишь, не значит, что мы не знакомы:)» Антон открывает свою аватарку как будто никогда ее не видел. Интересно, что подумала Есения? С экрана телефона на него смотрит еще совсем зеленый пацан. Стрижка короткая, только челка чуть-чуть стоит, обтягивающая футболка подчеркивает, что под ней только кожа да кости; мешковатые штаны и кеды с пожелтевшей подошвой. Антон-два-года-назад стоит, привалившись к только что выданному компанией тягачу, тому самому, в котором сейчас сидит, и, небрежно сжимая между пальцев сигарету, щурится в камеру. Антон бы ему не дал, но новую фотку ставить как-то палевно и глупо, да и нормальных у него нет. Он в дороге фотографирует разве что тупые названия поселков и котов. Есть пара сэлфи, но на них лицо максимально заебаное и опухшее. Скорее бомж, чем жених на выданье. Антон автоматически проводит рукой по волосам. Последнее время он решил немного отрастить, поэтому те теперь завиваются в кудряшки. Ему пока нравится, поэтому не трогает. Кто-то из парней лайкает его комментарий. Антон заходит на несколько страничек, убеждаясь, что это тоже кроссдрессеры, только никто из них не цепляет. Мужики — на девчонок они мало похожи — выбирают себе очевидно шлюшастые имена, вроде «Анжела Малышкина», «Оксана Рыбка», «Снежана Сладкова». Антон просматривает их странички и понимает, что вообще не его. Сообщение прилетает в личку, когда Антон уже ставит будильник и хочет отложить телефон. «Врунишка». Антон улыбается и все-таки откладывает мобильник. Единственное полезное, что он подчерпнул от все той же подружки Ирины — лазейки в диалогах — путь к успеху. Так будет повод продолжить общение на следующий день. Он закрывает глаза, оставляя непрочитанное сообщение до утра. Ночью он практически не спит. Ему все кажется, что он набирает Есении сообщение. Мозг настолько впечатлялся произошедшим, что Антона отпускать вообще не собирается. Ему то кажется, что он нажимает кнопку «отправить» совершенно не понимая, какое сообщение сейчас напечатал, то, наоборот, понимает, что отправляет редкостную пошлятину, за которую его сразу пошлют и отправят в черный список. Антон ворочается на раскладушке и прикипает взглядом к торчащему из-за шторы небу, все еще подернутому темным цветом. У него от одиночества крышу совсем сносит. Будильник звенит ровно в тот момент, когда Антону кажется, что он только заснул. Он переползает на переднее сиденье, доставая из бардачка бутылку воды и всматриваясь в узкое зеркало дальнего вида. Вид помятый, глаза уставшие, из волос — гнездо. На часах шесть утра, Антон от безнадеги стонет в тишину салона, проклиная ранние подъемы, к которым он так и не смог привыкнуть, натягивает толстовку и заводит машину. Сообщение висит непрочитанным. Антон пытается уложиться в график, поэтому нормально берет в руки телефон только в обед, когда избавляется от майонеза и ведет пустую сцепку к ближайшему кафе, чтобы гульнуть на честно заработанные деньги, а еще выпить минимум литр кофе, потому что глаза все так же слипаются. Пока он ведет тягач, только и может думать, что ответить. «Врунишка» от Есении в личке одновременно вселяет надежду и пугает. Антон всю дорогу задается вопросом - со сколькими людьми по ту сторону человек переписывается. Антон, наверняка, не первый и не последний, но сотым быть не хотелось. Тем более он чувствует, что Есению явно заинтриговал. Значит, голубые глаза. Интересно. «костюма синего нет, бумер не отжимал, 250 штук не поднимал»*, — Антон нажимает отправить, надеясь, что Есения поймет отсылку. У него в голове перекати-поле. Вся его жизнь — сплошная библиотека мемов, старых и идиотских, с лемурами, мужиком с песком и профессией повара. Антон наизусть Есенина не читает, зато монолог дамы про кандибобер оттарабанит без запинки, даже если разбудить ночью. Странные хештеги Есении наводят на мысль, что она хоть чуть-чуть, но может оказаться в теме. Антон закусывает губу, рассматривая оффлайн на ее страничке. Откусывает кусочек пончика с сахарной пудрой и пялится в окно. «Тебе за тридцать? А по фотке и не скажешь», — отвечает Есения. Антон улыбается. «Погуглила мем? Мне нет пока тридцати, но такие вещи знать надо». Антону хочется спросить, что там еще она подумала про его фотку, но сдерживается. Надо действовать осторожно. «Предпочитаю знать другие вещи:)» Антон хмыкает, отводя взгляд от телефона. За окном мужик гайковертом стягивает колесо со шпилек. В сообщении Есении желание выпендриться граничит с намеком на что-то пошлое, что Антон с радостью бы поддержал, но знает наверняка, что тогда пиздец его переписке. «Например, откуда я тебя знаю?» «Например:)» - тут же прилетает в ответ. Сообщение сразу же становится «прочитанным», и Антон откладывает телефон. Так. Как там Пушкин писал? Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей? Есения точно не женщина, но Антон решает, что попробовать стоит. Через час молчания Есения пишет сама. Антон переписывается с ней каждый день. Его мозг не генерирует никаких поэм, во вселенских заговорах он не силен и ничего не знает про Штрауса, поэтому все диалоги он начинает с вопросов про погоду, как день прошел и так далее. Сам себя по голове бьет, потому что зачем на такую чепуху отвечать незнакомцу, но Есения пишет в ответ, и сама спрашивает. У Антона сердце в грудной клетке сходит с ума от радости. Его немного однотипная жизнь вмиг становится ярче, и каждый день проходит в нервном ожидании нового диалога. Есения не рассказывает по какому маршруту идет. О том, что она в пути, можно догадаться по новым фотокарточкам, пейзажи на которых Антону иногда кажутся смутно знакомыми. Она не рассказывает о себе практически ничего. Антон спустя две недели переписок узнает только, что ей двадцать семь и за рулем она почти восемь лет. Есения говорит о том, что видела сегодня, что ела, какая музыка доносилась из магнитолы. Она рассказывает факты из истории, про фильмы, которые Антон никогда не смотрел, про теории. Пишет огромные сообщения, на которые Антон иногда даже не знает, что ответить, чувствуя себя полным тупицей с ограниченным словарным запасом и знаниями. Она не такая. И у Антона в голове бегущей строкой крутится, зачем ей эта работа только сдалась. Она же чертова интеллектуалка, которая все свои познания выбрасывает под колеса тягача. С другой стороны, они бы никогда не познакомились, а Антону эти переписки кажутся глотком свежего воздуха. Он немного влюблен. Парень по ту сторону даже не догадывается, что с ним творит, но у Антона такие ураганы происходят. Ладно бы он просто свои сексуальные фотки постил. Есть за Антоном грешок думать членом. Но разговаривает же с ним не только она. Антон даже для себя сформулировать четко не может, какое местоимение лучше использовать. Потому что за Есенией стоит интересный парень, который пишет длинные сообщения, надевает платье и фоткается, скидывает свой плейлист и везет груз по маршруту. Антон хочет встретиться, но понимает, что тогда все закончится. Есения сразу все мосты обрубит и пошлет его на хер, поэтому Антон согласен хотя бы на переписки, сбрасывая сексуальное напряжение с парнями в паблике, в лица которых не всматривается. Он даже комплименты не слишком часто фоткам отвешивает, хотя мысленно пишет «Войну и мир» стройным ногам и длинным пальцам и шепчет «спасибо» всем китайским фабрикам, на которых отшивают такие короткие юбки. Он в комплиментах осторожен: "Восхищаюсь твоим мозгом". — "Ты столько всего знаешь!" — "Ты интересно смотришь на мир". — "Ты прекрасна". Антону хочется дописать что-то пошлое и глупое, отвесив комплимент длинным ногам, которые бы закинул себе на плечи, или рукам, запястья которых сомкнул бы над головой. Комплименты, видимо, Есению не впечатляют, раз она не намекает хотя бы созвониться. Антон не давит, но видит, как печатающий карандашик в приложении останавливается после еще одного написанного ласкового слова, но тема тут же переводится. И если раньше Антону в дороге было порой тоскливо от одиночества, которое головой он принял, но с чувствами еще надо было наладить контакт, то сейчас с Есенией в нем все забурлило и закипело. Даже асфальт под колесами тягача не был таким серым. Антон даже про паблик «ДальноBoy» забывает — в нем нет никакого смысла. «Откуда ты столько всего знаешь?» — яркость экрана даже на самом минимуме режет глаз. Антон зевает, но Есения только зашла в чат, а значит есть возможность поговорить. «Отец заставлял книги читать, — сразу же приходит ответ. — Ты знаешь, он из тех людей, кто ответа на вопрос сразу не даст. Скажет посмотреть в словаре или энциклопедии. А пока ответ ищешь, еще много всего узнаешь». «У тебя в голове невероятный мир, — печатает в ответ Антон, улыбаясь. Хотел бы он в нем побывать. — Почему работаешь дальнобойщиком?» «Покорила романтика дорог. И это скорее хобби». «Подробностей я не узнаю?» — Антон переворачивается на другой бок, умещая ноги на узкой раскладушке. «Да особо нечего рассказывать, у меня свой бизнес». Он больше не расспрашивает, но маленькие пазлы постепенно складываются в картинку. Антон в воодушевленном состоянии проезжает Россию еще несколько раз, не замечая километров и потраченного бензина. Между рейсами даже в квартиру не возвращается. Тормозить не хочется и в прямом и переносном смысле. Его несет по дороге, и в голове так приятно и пусто, хотя сердце сжимается с каждым полученным сообщением. Ему даже начинает казаться, что все его внутреннее состояние отражается внешне, чуть ли не вприпрыжку ходит. Он залетает в забегаловку уже около полуночи. Уборщица, намывающая полы, недовольно смотрит на его кроссовки. Антон сам на них смотрит, но не обнаруживает ничего криминального. Чистые. От тягача до двери всего несколько метров, и даже несмотря на все законы подлости, он не успел вляпаться. Покупает себе не самый симпатичный ужин — вареники в тарелке кажутся заветренными и суховатыми — и садится за столик у пыльного окна. Секундой позже он замечает второго ночного посетителя. Парень у кассы тут же обращает все внимание на себя. Антон моментально забывает про невкусный ужин и прилипает взглядом к стройным ногам в обтягивающих джинсах с дырками на коленках. На улице минусовая, и Антону даже смотреть холодно, а парень как будто и не замечает ничего, у него на черную футболку надета легкая кожанка, на ногах кеды с идеально белыми носами, на голые щиколотки смотреть страшно. Стоит, широко улыбается кассирше, Антон эту его улыбку, так и застыв в проходе, видит и в груди громко стучит, потому что вау. Парень берет стаканчик кофе, салат и булочку с повидлом, садится в углу и утыкается в телефон. Антон пытается его беспалевно разглядеть, но получается откровенно плохо. Пока доедает вареники, невольно косится в его сторону. Парень в кафе — белая ворона. Вообще не вписывается. На фоне пожелтевших стен и облезлых столиков его кожаная куртка словно вылезла из бутика Шанель, Луи Виттон, или кто там одежду еще продает. Антон не разбирается. Он зачем-то быстро оглядывает свою черную мятую толстовку и вытянутые на коленках джинсы, чистые кроссы уже кажутся достижением, берет остывший кофе и пуховик, скорее напоминающий мусорный пакет, и идет к таинственному красавчику, не давая себе времени на подумать. — Составлю компанию? Антон мысленно дает себе оплеуху, потому что в планах было сказать это дружелюбно и улыбнуться, но от волнения он губы вообще в улыбке не может растянуть и фраза получается скорее угрюмой и с претензией на вселенскую усталость и агрессию. Парень нервно ставит телефон на блокировку, бросив короткий взгляд на часы на запястье, и поднимает глаза. Сердце Антона совсем сходит с ума, проваливаясь в пятки, потому что такие красивые голубые глаза он видит впервые. Тот нервно оглядывает пустую забегаловку, всем своим видом показывая, что вокруг полно пустых столиков, но Антон отодвигает стул и садится напротив, бросив куртку на спинку. Вблизи он еще красивее. — Что забыл в этой дыре? У парня на лице написано, что он бы Антону предпочел одиночество, но Антон по гороскопу овен. Оправдывать этим свою приставучесть и упертость глупо, но и пофиг. — Не твое дело, — говорит беззлобно. Откидывается на спинку стула, отпивая кофе и смотря Антону за спину, а у того в мозгу окончательно перемыкает, потому что по всей видимости человек перед ним не модель, не актер, не какой-нибудь представитель интеллигенции, и уж точно не дальнобойщик. Видимо, у Антона на лице застывает все смятение этого мира, парень фыркает и закатывает глаза. — Рот закрой, птичка залетит. Дерзкий. Антону даже нравится. Он рот закрывает, растягивая губы в улыбке. — Какой ты грубый, — говорит он. — Мне нравится. Парень закатывает глаза, Антон думает, что тот, должно быть, увидел только что свой мозг. А у него самого закрадывается только одна мысль — человек перед ним, должно быть, проститутка, и видимо, элитная. Как только занесло? Антон тут же начинает в голове придумывать сценарии событий, склоняясь к проституции. — Не видел тебя раньше, — продолжает он, и тут же дает себе оплеуху. Если его догадки верны, то тот подумает, что Антон сразу раскусил его профессию, а значит активно пользуется услугами. Не то, чем можно гордиться. На него смотрят как-то недоверчиво, и Антон на секунду даже тушуется. Он что, знаменитость? Хотя с такой внешностью он бы и не удивился. — Ты новенький? — продолжает Антон. — Старенький, — парень улыбается, демонстрируя ряд ровных белых зубов. Антон залипает. — Да ты не агрись, мне просто скучно в дороге, — оправдывается Антон. — А ты, наверное, единственный тут без огромного живота, усов и шутками про Иваныча и Коровина*. Собеседник разглядывает его долгую минуту, которую Антон выдерживает, стараясь не терять своей уверенности, хоть под взглядом голубых глаз она чуток тает. — Какими тут судьбами? — настаивает Антон. Пусть лучше уж парень сам скажет, чем подрабатывает. Антон не то чтобы стеснительный, но именно сейчас озвучивать догадку не хочется. — Везу груз. Антон на секунду теряется. — Что ты подразумеваешь под «везешь»? Антон видит, как одна бровь в явном недовольстве ползет вверх. — А какие еще есть значения у этого слова? — в синих глазах раздражение смешивается с недоумением, но Антона не задевает. — Да просто какое-то пафосное слово. Где твоя маленькая* стоит? — О как, в ход пошла профессиональная лексика, — парень улыбается и отпивает кофе из бумажного стаканчика. — Давай тогда привычным языком. Моя Касатка стоит на пятаке, за кафе. Антон опешивает. Ему жаргоны дальнобойщиков всегда казались грубыми, но и не использовать он их не может, потому что часто от скуки перекидывается с мужиками фразочками, чтобы не выделяться, вот и набрался, и теперь уже не контролирует свой язык. Слышать знакомые слова странно. Они парню не подходят, словно тот на другом языке резко начал говорить. — Муха залетит, — говорит парень. — А? Тот длинным тонким пальцем показывает вокруг рта, и Антон, поняв намек, рот захлопывает. — Мух нет: зима на дворе, — зачем-то говорит он. — Спасибо за пояснение, кэп, — посмеиваются ему в ответ. Антон вглядывается в него и не видит ничего, что выдало бы в нем дальнобойщика. Проститутку — может быть. Элитную. Особенно это узкие джинсы с дырами на коленях. Но дальнобойщика… Абсурд какой-то. — Давно подрабатываешь? Парень пожимает плечами. — Смотря, что в твоем понимании давно. Вот же загадочный тип, на один вопрос всего ответил, и то с препирательствами. — Давно — это больше пяти лет, — говорит Антон. — Тогда давно. Антон улыбается. — Очень определенный ответ, — парень на его комментарий только плечами пожимает и по-лисьи щурится. — Скажешь хотя бы, как тебя зовут? — А тебе зачем? — в глазах пляшут чертята. Антону нравится. Необычный. Ему на таких в последнее время везет. — Не буду тебя в голове называть «парень». Тот запрокидывает голову назад и искренне смеется, чуть сжимая в руке кофе. — Ты забавный, — говорит, комично вытирая слезы. — А ты так и не ответил. Тот продолжает улыбаться, высматривая что-то в его лице. Антон взгляд опять выдерживает, хотя внутри чувствует то ли раздражение, то ли заинтересованность, справиться с которой пока не в состоянии, вот и потряхивает слегка. — Арсений. Антон думает, что ему идет. Сейчас имя редкое, тех же Александров, Иванов и Сергеев вагон и маленькая тележка, а Арсений — имя редкое, с оттенком интеллигенции. Арсению идет. Вслух он только говорит: — Первый Арсений в моей жизни. Тот открывает рот, явно собираясь сказать что-то колкое, но передумывает*. Антона эта миниатюра даже немножко веселит. — Даже не спросишь, как меня зовут? — Я думаю, ты мне сам сейчас скажешь. Ты похож на болтуна. Антон фыркает: — Может, я тоже хочу интригу подержать. Арсений улыбается, явно ожидая ответа. На лице застывает такое самодовольное выражение, что у Антона просто нет шансов. — Антон. В том, что Арсений не врал и действительно работает дальнобойщиком, Антон убеждается, когда провожает того до тягача. «Валя» Антона стоит в другой стороне, и Арсений косится на него, когда тот, ничего не говоря, сразу идет с ним. Провожать. Арсений водит «Сканию», фотография которой сохранена у Антона в телефоне и которую он представлял перед сном от нечего делать, пока в его жизни не появилась Есения. А теперь вот Арсений. — Дашь номер? Он почти уверен, что тот не даст, отвертится или сразу пошлет. Антон готов к любому варианту, заранее уже смирился. В темноте стоянки он не может практически различить эмоций на лице Арсения, лишь мигающая вывеска забегаловки бросает редкие вспышки на красивое лицо. Антон жадно всматривается, оттягивая последние минуты. — Лучше ты мне дай свой, — отвечает Арсений и улыбается. Хитрый лис. Антон коротко смеется, но выходит скорее грустно. — Ты не перезвонишь, — говорит он. Антон вообще не понимает, зачем к этому Арсению лезет. Парень явно не его уровня, хотя точно так же гонит сцепку, ночует в придорожных отелях и пьет дешевый кофе. Да и сердце у Антона не то чтобы свободно. Он самому себе не врет и понимает, что в Есению не по уши, а по самую макушку влюблен, хотя и ничего толком не знает про этого человека, но смотрит на Арсения и над ним как будто такая же табличка, как на кафе мелькает, только гласит — «твое». Арсений пожимает плечами, дескать посмотрим, вдруг снизойду. Антон диктует номер, ни во что не веря. Он знает, что Арсений не перезвонит и даже не напишет. Забирается тот в кабину так же грациозно, как если бы танцевал ведущую партию в Большом или модельной походкой шел по подиуму. В кабине едва различим темный силуэт и когда фары поворотников мигают на выезде с парковки в последний раз, Антону становится тоскливо впервые за долгое время. Есения, чувствуя его настроение, рассказывает о себе чуть больше — говорит про детство и строгого отца, первый поцелуй с парнем (Антон ставит галочку) и про лучшего друга-механика, который помогает разобраться с машиной. А может, Антону это просто кажется, но та даже скидывает пару фотографий с мест, где останавливается. Не просто небо или кота на бордюре, а вид на дорогу, где в левом углу фотографии торчит кусочек указателя. Деревня Сения. Антон, конечно, гуглит и понимает, что фура Есении идет немного впереди, но по тому же маршруту. Он невольно улыбается, тут же появляется желание выйти в дорогу на рассвете, но это будет несправедливо по отношению к ней — нагнать и застать врасплох. «Почти Есения», — пишет он, получая в ответ лишь подмигивающий смайлик. Они идут по одному маршруту, и Антону становится легче дышать. Волнение от знакомства с Арсением в голове утихает с каждой буквой Есении. Он ловит себя на мысли, что все еще невольно вспоминает цвет глаз, но это тоже пройдет, он уверен. Ощущение, что «Валя» по асфальту летит. Антон сжимает горячий руль и улыбается своим мыслям. «Не боишься, что догоню?» — не выдерживает, набирая сообщение одной рукой. «Следи за дорогой. Пока пялишься в телефон, точно не догонишь», — приходит в ответ. «А ты хочешь?» Антон все еще не понимает, какое местоимение лучше использовать, чтобы не обидеть. Он хочет показать человеку по другую сторону экрана, что заинтересован в нем, кем бы он ни был. Слова выбирает тщательно, и поэтому искренне удивляется вопросу: «Ты же понимаешь, что я не девушка?» Его совсем за дурака держат? Антон хмурится, снимая экран с блокировки и набирая сообщение одной рукой. Машин на встречной нет, поэтому он забивает на осторожность. «Мы же вроде обсудили, что я с тобой знаком. Конечно, я в курсе», — Антон хочет то ли пошутить, то ли замять неловкость, сквозящую в сообщении. «Я подумал, что ты пошутил», — приходит в ответ. Господи, ну что за идиот, еще и специально написал в мужском роде. Антону кажется, что это огромный шаг вперед. Становится волнительно. «Пошутил, конечно», — пишет Антон. — «Если бы встретил, не отпустил». Совсем скатываться в розовые сопли не хочется, но у него все не по плану. Он сжимает телефон в руке, и сердце спотыкается, когда в ответ приходит: «Если догонишь, не убегу». Антон давит педаль газа. Он не знает, как выглядит человек; не знает настоящего имени, не знает, какую машину ведет; не знает остановок и пункта назначения. Антон вглядывается в лица на заправках и в машины на стоянках, иногда теряя надежду, но тут же ее находя в новых сообщениях. Есения говорит, что все расскажет при встрече, если та состоится. Как Антон ее (читай — его) узнает — хороший вопрос, но он верит в чудо. Есения продолжает выкладывать фотографии каждый вечер. Лица все так же не видно, но Антону кажется, что все фотографии публикуются для него. Хештеги просто вопят. #оченьсильнонадеюсь #закрытыедвериновыевозможности #закрытыепозыбываютсекси У Антона сносит крышу. Есения пишет, что они идут по одному маршруту. То ли успокаивает, то ли подстегивает прибавить скорости. «Как тебя хотя бы зовут?» — пишет Антон вечером, ни на что не надеясь. «Все тебе и расскажи сразу», — мгновенно прилетает ответ. «Ты и так мало рассказываешь», — хмурится Антон, тыкая огрубевшим пальцем по экрану. Человек на том конце обладает удивительным качеством — писать огромные сообщения обо всем и ни о чем одновременно. Антон знает что-то о детстве, родителях, клички питомцев и не знает имени, как выглядит и что любит. Он словно знает все и при этом ничего. «Я рассказываю тебе непозволительно много», — приходит в ответ. — «Остальное лично». Антон читает сообщение и облокачивается на сиденье. За лобовым стеклом мигает вывеска придорожного отеля. «Надежда». Какое подходящее название. Антон стряхивает пепел в приоткрытое окно и закрывает глаза. Он с ума понемногу сходит. Гонится за неизвестным и таким желанным, что на секунду эта мысль отрезвляет и одновременно пугает. Что он ждет от этой встречи? Что Есения прыгнет в его объятия? Нет конечно. Они оба взрослые мужики, хоть и с причудами. Оба поехавшие. Один фотки в платьях выставляет, другой дрочит на них каждый вечер и перед сном представляет романтические сценарии встречи. Антон фыркает своим мыслям, а «Надежда» подмигивает ему в сотый раз, дескать, давай уже, заваливайся, хватит в холодной машине сидеть. Антон вытаскивает ключи из зажигания, проверяет на всякий случай крепление сцепки и замок на прицепе, обойдя машину по кругу, и только потом замечает знакомую «Сканию» на парковке. Антон не может сдержать улыбку. Значит, тот загадочный Арсений тоже тут. В голове мелькает мысль, а вдруг Есения и Арсений — один и тот же человек, но Антон ее отбрасывает. Это было бы слишком идеально. Такое только в фильмах. Тем более Арсений создает впечатление крайне душного, хоть и красивого парня. Вряд ли будет ночью на трассе устраивать фотосессии в мини-юбках. Тому скорее дорога в шикарную студию в центре Москвы выстлана с профессиональными фотографами, подсветками и прочей лабудой, о которой Антон ничего не знает. Антон оплачивает ночь на ресепшене. Стрелка на часах над стойкой регистрации приближается к одиннадцати. Чувство предвкушения уже стоит на пороге. Он бросает сумку с чистой одеждой у кровати и идет в душ. На удивление, даже напор воды нормальный. Антон отмокает минут пятнадцать. Устал, как собака, но выйти из-под теплой воды получается не с первого раза. А потом обнаруживается, что он забыл спросить пароль от вайфая, и, когда спускается, замечает на повидавшем виды диване сосредоточенного Арсения, что-то печатающего в телефоне. — Какая встреча, — улыбается Антон, облокачиваясь на стойку. Арсений, его не заметивший, вздрагивает и опускает телефон на коленки, выключая экран. Антон это сразу же замечает, но значения решает не придавать. Мало ли. Личное пространство каждый заслужил. — Привет, — говорит Арсений. На нем снова те джинсы с рваными коленками, большая розовая толстовка, в которую хочется уткнуться носом и прижать к себе, и белые кроссовки, из которых торчат носки с лисами. Антон каждую деталь без стеснения разглядывает. Арсений невероятно красивый и уютный, он бы точно подкатил, если бы сердце не было занято и еще если бы не его колючки. — Пялишься, — спокойно говорит Арсений. Антон натыкается на его такой же внимательный взгляд. Поймал. Он просто пожимает плечами. Глупо отрицать, он действительно Арсения взглядом пожирал минуту назад. — Извини, — говорит Антон, хотя ему ни на грамм не стыдно. Арсений на это только хмыкает, снова утыкаясь в телефон. Антон отвлекается на грузную женщину, наконец-то снова появившуюся у стойки. Та долго ищет в ящике стола листочек с паролем, и, протянув ему, предупреждает, что интернет работает только тут, из комнаты даже пытаться не стоит. Антон не расстраивается — лишний повод побыть с Арсением еще немного. Он садится рядом, сохраняя между ними немного пространства, хотя хочется привалиться впритык, и подключается к интернету, сразу же обновляя ленту. Эта тяга к Арсению необъяснима. Антон себя всегда считал верным, однолюбом. Не распылялся ни на кого, если влюблялся. У него все мысли о Есении, пока перед глазами не появляется неразговорчивый и скрытный Арсений. Тут же в голове слова мамы всплывают, которая явно кого-то цитировала: «Кого страшат шипы, не заполучит розы». Стоит Антону сесть на диван, «роза» ощутимо напрягается и отворачивает экран мобильного. Новая публикация Есении тут же высвечивается первой, стоит подключиться к интернету. Антон, не задумываясь, лайкает, сначала даже не вчитываясь в текст, а подмечая, что сегодня пост был с опозданием на минуту. Он косится в сторону Арсения, краем глаза замечая, что у того на экране отображается длинный текст. #плохаядевочкараз #плохаядевочкадва #плохаядевочкатри #вбокпосмотри На фотографии из-под розового топа торчит только острое плечо, усеянное веснушками, острая ключица и длинная шея. Антон рассматривает плавные линии, контраст топика и рельефность мужского тела. Снова заклинивает. В хештегах видится подтекст. «Красивый», — пишет Антон в личку. Краем глаза он видит, что Арсений не отрывает глаз от телефона, длинным пальцем двигая по экрану, сдвигая текст. Антону кажется, что у того на большом пальце виднеется краешек розового лака. Антон отворачивается, сверля взглядом потухший экран своего мобильного. Этот парень вводит в ступор одним лишь своим видом. Он, может, совсем крышей поехал от одиночества и чувства неизвестности, но в Арсения хочется вцепиться и не отпускать. Все его модные шмотки никак не вяжутся с образом дальнобойщика, отчего у Антона зудит под пальцами, так хочется коснуться аккуратной челки и проверить ее на мягкость, коснуться пальцем голой коленки. Сжать легко, провести по бедру выше. Посмотреть реакцию. Хочется коснуться острой скулы. Поцеловать в нос-кнопку. Заглянуть в глаза, поймать промелькнувшие там эмоции и понять их. Антон своих мыслей пугается. На двух людей одновременно он еще не западал. Понимает, что в Есении, а точнее в человеке по ту сторону аватарки, сочетается и ум, и красота. И знает он его намного дольше. Арсения он не знает. Тот явно умен и красив. И сидит так близко, что даже тянуться не надо. Антон закрывает глаза. Он совсем уже бредит. — Ты же не собираешься спать прямо тут? — голос у Арсения мягкий, пробирается в ушную раковину, и Антон чуть ли не жмурится от удовольствия, как довольный кот. Антон приоткрывает глаза. Арсений совсем близко. Смотрит на него своими невероятными голубыми глазами, внимательно разглядывает. Краешек его рта трогает улыбка, и Антону так хочется его поцеловать, что он отталкивается от спинки дивана и сталкивается с Арсением носом. У того в глазах секундная паника сменяется злостью, колючки так лезут. Антон отодвигается. Намек понял. Подрывается с места, вытягивая из заднего кармана пачку сигарет, и выходит на улицу, оставляя растерянного Арсения на диване. У того эмоции считывать совершенно не получается. Антон этого человека видит второй раз в жизни, а у него крышу рвет. Он ни к кому из своих предыдущих партнеров такого не чувствовал. Цеплял на трассе, удовлетворял свои желания и никогда больше не пересекался. Первый промах выходит с Есенией, второй — с Арсением. Антон выходит на улицу, фыркая от получившейся строчки. Почти рэп. Только с Есенией он чувствует какую-то духовную связь, с этим человеком интересно разговаривать и его причуды возбуждают, никак не отталкивают. К Арсению его тянет магнитом на физическом уровне. Сигарета горчит на языке. Он рассматривает заполненную парковку, не понимая, когда успел так проебаться. — Куда убежал? — Арсений становится рядом, неслышно хлопнув дверью мотеля. Антон чувствует на себе его внимательный взгляд, уже не такой злой, как пару секунд назад, но сам голову не поворачивает, протягивает ему пачку, спрашивая: — Куришь? Арсений отрицательно качает головой. — Нет, это вредно. Антон ухмыляется. Ну правда же душнила. — Что не позвонил? — не то чтобы Антон ждал. По Арсению еще тогда было понятно, что звонить не собирается, но все равно немного обидно. Может, они смогли бы подружиться. — Мне показалось, тебе это не нужно, — отвечает Арсений, кутаясь в толстовку. На улице дубак. Ветер холодными пальцами пробирается за шиворот куртки, и Антон ежится, но не спешит уходить. — С чего вдруг такие выводы? — он делает затяжку и смотрит Арсению в глаза. Тот совсем близко, взгляд, наоборот, отводит, словно его поймали с поличным. Антона этот жест умиляет. — Я вроде ни одного намека не дал. — А зачем тебе это, Антон? — Арсений вновь смотрит на него нахохлившимся воробьем. В глазах колючки, снова готов обороняться, и Антон не понимает такой резкой смены настроения. Вроде ничего такого не сказал. — Подумал, что мы могли бы подружиться, — говорит первое, что вертится на языке, хотя сам понимает, что дружить с Арсением бы не смог. Рано или поздно сорвался и получил бы в глаз или наоборот… — Подружиться? — Арсений фыркает. — Часто ты так дружишься? Антон намек сразу улавливает, склабится. — Не часто. — Да ты что, — Арсений фыркает, отворачиваясь и утыкаясь взглядом в парковку. — А ты что-то обо мне знаешь? — Антон его интонаций и резко появившейся злости не понимает. Ну, поцеловал он его почти, зачем так беситься. Тем более Арсений, судя по всему, не гомофоб, иначе претензия состояла бы в этом, а не в каких-то надуманных похождениях. — Поделись, с удовольствием выслушаю. Арсений на его слова только неверяще качает головой и уже собирается уходить, но Антон, отбросив сигарету, хватает его за запястье и дергает на себя. Арсений такой же колючкой оказывается в его объятьях, смотрит чуть снизу зло и устало, даже не пытаясь вырваться, а Антон сам себе удивляется, как смелости набрался такого совершенства коснуться. — Арс, говори, я слушаю, — голос выходит на несколько тонов ниже, напористо. Арсений переводит взгляд на губы, как под гипнозом. — Догнал? — спрашивает. Смысл доходит с опозданием. Одно слово, а у Антона в голове все разом обрывается и складывается в четкую картинку. Он выдыхает шумно и прикрывает глаза, выравнивая дыхание. У Арсения на лице эмоции сменяются одна за другой. Злость уходит, колючки все прячутся. Он стоит в его руках с ничем не прикрытым волнением. Потерянный и ждущий реакции, а Антон и слова выдавить из себя не может, потому что этот человек в его руках вместил в себя все, что он по крупицам собирал со всех парковок, лиц и дорожных знаков. Эти невозможные глаза смотрят только на него. Антон сжимает его в объятьях крепче. — Блять, это ты, — говорит и сам не верит. Сглатывает вязкую слюну, облизывая губы. — Даже не догадывался? — тихо спрашивает Арсений. — Иногда думал, но это казалось слишком идеальным. Арсения хочется до пятен под глазами. Хочется прижать к себе, целовать до потери сознания. Трогать везде, провести языком по всему телу. Арсений во взгляде это явно читает, не отстраняется, но ощутимо напрягается. — И часто ты так дружишься? — Ревнуешь? — улыбается Антон. Арсений отворачивается, пытаясь спрятать свое смущение. — Я не ищу чего-то мимолетного, Антон. Мне не хочется свое сердце собирать по частям по всем дорогам страны из-за чьих-то хотелок. У меня инстинкт самосохранения работает на полную катушку, я себя потом не соберу, — говорит тихо, словно в чем-то постыдном признается. Антон слушает внимательно. Он все понимает, сам такой же. И теперь понимает злость Арсения и каким придурком ветреным выглядит со стороны. Но он сам себе не мог объяснить, почему так тянет к двум людям, а тут оказывается, что все это время был один человек и пазл складывается. И спокойствие накрывает с головой. — Арс, послушай, — снова сжимает его в объятьях, боясь, что сбежит. — Я должно быть кажусь тебе тем еще мудаком, но я голову сломал. Есения… Я сначала зацепился за фотки, потому что ты гребаное совершенство с какой-то невероятной Вселенной в голове, в которой я бы хотел побывать. Ты в переписке меня выделил, не оттолкнул, ни разу не указал на мою ограниченность. Я каждый день проживал, только чтобы с тобой поговорить. Ты общался со мной все это время, и я привязался. Так сильно утонул в тебе, что даже не заметил, — Антон затихает, видя, как Арсений уже открывает рот, чтобы-то сказать, но не дает. — Подожди, я не закончил. А потом появляешься ты с этими со своими голубыми глазами, колючий, недоступный. Яркий. И я ничего не могу поделать, потому что меня магнитом к тебе тянет. Может, это повод поверить в судьбу, потому что она меня так настойчиво к тебе тащила… — Ты написал, что я красивый, — шепчет Арсений, взгляд не отрывая от его губ. — И это абсолютная правда. Ты нравишься мне любым. Арсений впечатывается в его губы. Прижимается теснее. Черт, по спине бегут мурашки. — Арс, — выдыхает шумно Антон, скользя ладонью по загривку, сжимая мягкие волосы. У Арсения губы горячие, жадные до поцелуев. Их хочется кусать, оттягивать, нежно посасывать. У него внутри уже клокочет, и хочется Арсения всего себе ближе и навсегда. Внутри все горит огнем, и в помутневшем взгляде Арсения он читает то же самое. — Пойдем внутрь, — шепчет, утягивая за собой. Не хватало еще нарваться на кого-нибудь. Комната Антона ближе, он ее даже на ключ не закрывал, потому что думал, на ресепшене пробудет минут десять от силы. Они добираются в рекордные сроки, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Стоит закрыться двери, Антон прижимает к ней Арсения, обхватывая руками лицо и снова жадно впечатываясь в губы. Целует нежно, легко кусает и тут же зализывает. Они сталкиваются языками, вышибая друг из друга стоны, и у Антона слетают все тормоза, но торопиться не хочется. Он Арсения не отпустит больше, а значит, успеет им насытиться. — Невозможный, — хрипит Арсений, плавясь в его руках, стонет в поцелуй опять, хватаясь длинными пальцами за куртку Антона. Тянет ее вниз, стаскивая. Та кулем валится в ногах, Антону пофиг. Он запускает пальцы Арсению под толстовку, сжимает в руках футболку под ней. Ладонью гладит впалый живот, перебирается на спину и острые лопатки. Арсений мычит ему в губы, отстраняясь и головой легко ударяясь об дверь, тащит его кофту, бросая ее под ноги. Антон отрывается от губ, спускаясь по скуле вниз. Языком ведет по длинной шее, присасывается к мягкой коже у ключицы, пуская в ход зубы. — Ты не представляешь, что делаешь со мной. Антон прижимается лбом ко лбу Арсения, выдыхая. Под веками пятна. Запах Арсения сносит голову. Тот пахнет летом, вишневой жвачкой и немного потом. Антон сжимает на затылке его влажные волосы и заглядывает в преданные глаза напротив. Выдержки у него совсем чуть-чуть. — Блять, — шепчет Арсений, закусывая губу. У него в глазах пожар. Взглядом шарит по лицу, и больше напоминает наркомана. — Хочу тебя. Антон облизывается, шумно выдыхая. Тянет Арсения к кровати, наваливаясь сверху и стягивая с Арсения толстовку, а когда та летит под кровать, застывает. Арсений — одна большая загадка, от которой мозг коротит, как сильно хочется разгадать. Удивляет. Антон знает, что теперь его никуда не отпустит, и сюрпризы в его жизни будут ежесекундными. Он от мысли счастлив. У Арсения под толстовкой обнаруживается тот самый короткий розовый девчачий топ, не прикрывающий даже пупка. Пайетки образуют ровное блестящее сердечко. Антон ведет по ним рукой, замечая, как Арсений краснеет и в смущении отводит глаза в сторону. У Антона внутри взрывается тысяча Везувиев. Этот человек сводит его с ума. Антон выдыхает рвано. Касается грубой, по сравнению с кожей Арсения, ладонью скулы. Ведет легко, касается румянца. — Ну что ты, детка, — шепчет. — Мне нравится. Арсений впивается в него взглядом. В глазах все еще смущение, но граничит с благодарностью. Антон впитывает этот взгляд в себя. Ладонью ведет по грудной клетке, замечая, как Арсений под ним вздрагивает. Соски под топиком твердеют, просвечиваются. Антон наклоняется и через ткань проводит по ним языком. Он слышит судорожный вздох. Длинные пальцы заплетаются в его отросшие кудри, сжимают крепко, прижимая теснее. Антон руками гладит изящное, словно умелым скульптором слепленное тело, целует везде, куда может дотянуться, жадно вслушиваясь в стоны Арсения. Тот, кажется, совсем под его натиском теряется. Дышит загнанно, закусывает губу так, что вот-вот прокусит. Антон опускается ниже. Языком мажет по плоскому животу у самой пряжки ремня, забирается им в впадину пупка. — Детка, ты такой красивый, — шепчет. Арсений под ним как растекшийся от солнечных лучей пластилин. — Сделай уже что-нибудь, — облокачивается на локти, впиваясь в Антона совершенно бешеными глазами. Щеки раскраснелись, губы опухли от поцелуев, на голове черти что. Антону он таким нравится в сто раз больше. Никаких колючек, один сплошной оголенный нерв, в который так и хочется вцепиться руками. — Антон, пожалуйста. Антона не надо просить. Он сам уже терпеть не может. Стояк упирается в джинсы, причиняя дискомфорт, но позаботиться об Арсении хочется сильнее. Его возбуждение прямо перед его носом. Антон вытаскивает ремень из шлевок, вытаскивает металлическую пуговицу и стаскивает джинсы с красивых длинных ног. Арсений откидывается на кровать, таким же потерянным взглядом уставляясь в потолок. Невероятно красивый. Антон целует бедро. Влажно проводит языком к краю обычных боксеров, втягивая нежную кожицу и оставляя засос. В голове мелькает шальная мысль, что у Арсения наверняка есть женское белье. Он бы с удовольствием посмотрел на него в кружевных трусиках и чулках. Арсений скулит, расставляя ноги шире, закрывает глаза руками от смущения. — Арс, — шепчет Антон. Тот никак не реагирует. Антон кладет его левую ногу на плечо, целуя щиколотку. — Арс, посмотри на меня. Тот поднимает голову и осоловелым взглядом смотрит. Антон языком проводит по возбужденному члену сквозь боксеры. Ткань темнеет, как и глаза Арсения. Антон держит его за тазовые косточки, фиксируя на месте. Ему хочется дразнить, измотать, сделать так, чтобы Арсений сходил с ума от возбуждения. — Ты невозможный, — шепчет Антон. Комплименты из него лезут сами собой, хотя он обычно на них скуп. — Хочу тебя, детка. Арсений подается бедрами, но Антон удерживает, улыбается на реакцию. Ведет рукой по внутренней стороне, накрывая ощутимый стояк. Арсений охает, на секунду отводя глаза, но снова прирастает взглядом к руке Антона, облизывается. Больше, хочется куда больше. Прижаться кожа к коже, впиться в губы до крови, ловя стоны и глуша свои. Мокрые кудри прилипают ко лбу, Антон смахивает их в сторону и тянется стянуть с Арсения боксеры. Обхватывает его член, большим пальцем обводя головку. Арсений судорожно выдыхает. Антон присасывается к его шее, кусает за ухом, тут же зализывая место. Кусачими поцелуями подбирается к острым ключицам, которые во всех подробностях жадно рассматривал по вечерам. Он знает каждую родинку. Может их созвездия нарисовать с завязанными глазами, нигде не ошибется. Смазки нет. Антон отрывается от уже покрасневшей шеи Арсения, языком широко проводит по своей ладони, обхватывает член. Ведет медленно тягуче. Другой рукой обхватывает ягодицу, зажимает в руке яйца. Арсений стонет ему в рот, толкается навстречу немного напористо. Руками пытается притянуть ближе, вжать в себя. Не позволяет отстраниться ни на миллиметр. Кусает Антона за нижнюю губу, больно. Оттягивает и снова прижимается теснее, языком ведя по месту, где только что были зубы. Руками гладит по обнаженным плечам, короткими ногтями впивается, оставляя следы. Антона ведет от мысли, что на ногтях остатки лака. Боже. Горячий член в руке идеально ровный, красивый. Антон наклоняется, языком проходит по выпирающим венам, сжимая яички в руке. — Блять, — выдыхает Арсений, шумно втягивает носом горячий воздух. Между ними все наэлектризовано. Антон улыбается в поцелуй. Он чувствует, что Арсений уже близко, того с каждым разом сильнее прошибает судорога, шепчет что-то неразборчивое, пока Антон его подводит к грани. — Детка, кончай, — шепчет Антон ему в ухо, прикусывая мочку. Арсений стонет, и он изливается Антону в руку. Тот еще несколько раз проводит по члену, и капли спермы слизывает с руки. Пошло до ужаса. Арсений затуманенным взглядом рассматривает это безобразие, а Антон не может остановиться. Хочется. — Ананасы любишь? — спрашивает, нежно улыбаясь. Арсений закатывает глаза. — Придурок, — и тянется за поцелуем, не брезгуя. Антон ему в губы хмыкает, обхватывая за подбородок и направляя. Ведет ладонью по нежному топику, который с Арсения стягивать совсем не хочется. Ему он идет до жути. — А ты? — Арсений надавливает ладонью на ощутимый бугор под джинсами. — Я сам могу, — отвечает Антон в губы. — Какая жертвенность, — Арсений отрывается от его губ. — Я не кисейная барышня, могу предложить руку помощи. А потом добавляет: — Или губы. Антон не сдерживает смешок. — А я в тебе барышню и не вижу. Если только принцессу, которую нужно покорить. — А вместо коня у тебя черный тягач? — посмеивается Арсений, ловкими пальцами вынимая болт на джинсах. — Значит, оценил? — улыбается Антон. Арсений целует за ухом, втягивает носом воздух так, что по телу идут мурашки. — Конечно оценил, — кусает легонько под кадыком. — Давно уже. У него взгляд еще туманный, не до конца от оргазма отошел. Но уже тянется сделать приятно. Антон закрывает глаза, отдаваясь чувствам. Он позволит Арсению сделать с ним что угодно. — Когда увидел тебя первый раз, — Арсений меняет их местами и по его примеру языком ведет по своей ладони, смачивая и обхватывая член. — Испугался. Думал, узнал. Он совсем переходит на шепот. Шелестит Антону в ухо, тягуче медленно водя по члену кистью, чуть прокручивая. — Красивый и настойчивый. Застал меня врасплох, — кусает за мочку уха. Антон стонет. — А я же и правда поверил, что ты меня видел. — У меня просто не было шансов в тебя не упасть, — говорит Антон. У него перед глазами вспышками удовольствие. Запах Арсения повсюду накрывает, как горячая лава, уничтожая все вокруг. Есть только он, и все. — Кто бы говорил, — вторит ему Арсений, настойчивее двигая рукой. Снова облизывает ладонь, ногтем надавливает слегка на уретру. У Антона просто не было шансов. Он дальше колес своей машины не видел ничего и не хотел видеть. Его день безликим впечатывался в асфальт и исчезал позади, навсегда растворяясь в прошлом. А тут появился этот невозможный человек, и серый мир стал цветным. Антон выдыхает. — Все с ног на голову перевернул, — шепчет Арсений, на контрасте сильнее сжимает головку у основания и нежно целует во влажную щеку. — Давай. Антон кончает. Ему давно так хорошо не было с другим человеком. Он бы даже сказал — никогда. Арсений такой же счастливый лежит рядом. Антон разглядывает его профиль в свете ночника и понимает, что правда же никуда не отпустит. — А почему «Есения»? — спрашивает он. Арсений мягко улыбается, поворачиваясь к нему. — Созвучно с Арсением. Мне показалось, будет уместно. — Очень красиво, — кивает Антон, мягко ему улыбаясь. — Расскажешь? Арсений закусывает губу. — Да рассказывать особо нечего, — еле слышно говорит он. — Истории никакой нет, иногда мне просто хочется. Антон касается мягко его локтя, чуть сжимая. Он понимает и принимает. Эта сторона Арсения его ничуть не пугает, а, наоборот, интригует и возбуждает. Арсений продолжает: — Просто иногда я чувствую, что есть она. И мне хочется ее выпустить на волю, дать вздохнуть воздуха, показать миру. Антону этого объяснения достаточно. Он целует Арсения в скулу, ложась совсем близко и носом прижимаясь к его щеке. — Спасибо, что рассказал. Ты прекрасен. Губы Арсения трогает немного нервная улыбка. Они не знают, что ждет впереди. Их любимая работа будет разводить по разным дорогам все дальше друг от друга, но каждый раз они будут возвращаться. Антон обнимает Арсения, притягивая ближе, подминая под себя. Целует в родинку на левом плече и точно знает — это самое начало. Маршрут построен.