mirrorball.

      крисси никогда не знала эдди мансона так хорошо, как в те мгновения после щекотливой затяжки туго скрученным косячком, отдающей зыбкой горечью на другом конце языка. не то, чтобы у них взаправду было много поводов общаться: эдди любил «подземелья и драконы» и застрял на втором году по черт-знает-какому кругу, а крисси все-таки была негласной королевой школы, золотой девочкой, — но отчего-то в сизой дымке ей казалось, что между ними куда больше общего.       по средам после внеклассных тренировок по чирлидингу и подготовительных этапов к грядущей партии в их клубе адского пламени они встречались на занесенных ожелтевшей листвой тропинках, ведущих к просевшему столику для пикника. крисси с легким шлейфом следовавшей за ней паранойи оглядывалась за левое плечо, и эдди так нравилось порой появляться у нее перед носом в момент оборота, только лишь чтобы услышать это приевшееся и неожиданно мягкое «напугал меня, дурак», получив легкий удар в плечо сжатым кулаком.       в сумерках они поджигали другой конец своих иллюзий спичками из кармана мансона, — «таскаю на всякий случай, ублюдков даже можно пошугать», — и долго бродили по лесной степи, собирая на одежду остатки заходящего дня. в алеющих отблесках закатной зари волосы у крисси играли светом самым настоящим, и эдди однажды показалось, что он встретил ангела; они потом долго смеялись над этим, лежа в листовой куче и упираясь размытым взором в тускнеющий небосвод.       (крисси хотелось, чтобы он когда-нибудь посмотрел так на нее еще раз.)       иногда крисси казалось, что вся она сшита из множества острых углов разбитых зеркал. и в каждом из них эдди мог бы отыскать свое отражение. крошечную версию себя.       эдди мансон баскетбол из идейных соображений своих со всей присущей ему вредностью презирал и обходил за видный километр любые прямые и косвенные связи с ним. но крисси каннингем была исключением. конечно, он скажет, что не изменит своему клубу ни за что в жизни и не в этом году. что усаживается в дальний край трибун ради синклера, потому что сестра у него клевая и сам он парень ничего. что ему просто нечем заняться, ведь второгодникам уже незачем корпеть над домашней работой. он скажет что угодно, честное слово.       он не скажет, что приходит ради улыбки чужой на вершине человеческой пирамидки и этого шуршащего изящества — «твоя эта черлидерская штука, вот типа этого».       в этот час крисси кружит лишь для него.       — ты когда улыбаешься, прямо светишься, — мансон бросает фисташковую скорлупу в ближайшие кустовые заросли по пути к трейлерному парку и исподтишка смотрит на каннингем.       накануне джейсон пытался до нее дозвониться почти всю ночь, несколько часов к ряду, и крисси пришлось наврать, что она не «не хочет говорить о расставании», а просто до жути устала и телефон не слышала. настроение подпортил знатно, теперь ни с кем говорить не хотелось.       — ты же знаешь, что это не так, — сует ладони в карманы своей спортивной кофты, смотрит под ногами в тусклой темноте; уже наступал октябрь, начинало холодать.       — о-о, нет! тебе стоит это увидеть, — эдди упирает свой взор в тучевой строй над головой, чтобы затем вновь спуститься на землю, — клянусь тебе! ставлю весь викодин на это.       и крисси улыбается, смеясь всего секунду-другую. пару мгновений сияния из зазеркалья ее души.       только крисси никогда из света соткана не была. она его лишь отражала.       (потому что эдди улыбался в ответ.)       вечером они слушали новый альбом the smiths, эдди рассказывал что-то про могущественного векну и минувшее вымышленное сражение с командой эпл-джек, — «ну, сестрой синклера», — а потом крисси учила его танцевать в такт играющего сквозь динамики ритма. так и заснули на незаправленной постели, пропахшей травой.       утром эдди задевает локтем пустые жестяные банки из-под газировки. шум их раскатывается всего пару мгновений по духоте трейлера, и вместо извинений, мансон по-свойски усмехается:       — не знаю, что едят королевы школы на завтрак, но надеюсь, ты любишь «лаки чармс».       иногда крисси казалось, что он самый странный из всех странных в этом мире.       ей очень хотелось что-нибудь соврать или вовсе сказать, что она спешит и ей срочно нужно домой. но дома ее никто не ждал, спешить в субботу было некуда, а врать эдди не хотелось. это был первый раз за последние недели, когда ловкость пальцев не выманила завтрак из желудка.       крисси разбивалась на миллионы тысяч крошечных осколков и привыкала собирать себя по частям вновь. мама говорила, что сильные девочки держат все под контролем и учатся справляться сами. эдди, в один неспокойный вечер узнав обо всем, не говорил ничего — лишь обнял молча; чуть позже он предложил пересмотреть «охотников за приведениями» и крисси заснула в чужих объятьях, убаюканная чувством легкости на душе, со следами высохших дорожек слез на некогда румяных щеках.       крисси разбивалась на миллионы тысяч крошечных осколков, иногда всего лишь сшибая колени, роняя себя с ослабевших рук черлидерш. теперь ей было кому обработать ссадины и собрать ее по частям снова.       и почему-то рядом с ней эдди казалось, что он не настолько неудачник, как о нем привыкли думать все, даже он сам. крисси отражала в себе каждую версию эдди мансона, существующего в этом чертовом штате. и в ее глазах он был чем-то большим, чем задрот с неспособностью к обучению, чем местный мелкий дилер, балующийся малым заработком со школьников и их чаевых, чем все, что эдди мог из себя представлять.       (— ты не такой, каким, я думала, ты будешь…       — злым и страшным?)       в глазах крисси каннингем он не был злым и страшным. он был светом.       эдди, пожалуй, не был похож ни на одного из тех, кого крисси знала; и особенно он не был похож на джейсона в его припадочной мании величия и невнятной, мимолетной нежности в мгновения своих выступлений перед забитыми трибунами — «показуха, не более». он мог быть смешным и глупым, изображая из себя несуразного персонажа мультфильма их детства в три часа ночи, мог быть серьезным и решительным, давая джейсону заслуженную сдачу за некую грубость в сторону крисси — он тогда схватил ее за руку на заднем дворе школы, чуть синяк не остался.       эдди был с ней настоящим. и крисси старалась вписаться.       — мы с джейсоном расстались.       эдди мог бы споткнуться об неудачно подвернувшуюся скрягу, поперхнуться воздухом несколько комично и глупо от неожиданности сказанного, от удивления своего, но он лишь сказал:       — это потому, что ему не нравится петь с тобой «back to the old house»*?       крисси, подавляя собственные порывы девичьего смеха, кинулась в сторону мансона, щипая его за ребра. ее охапка рыжих волос растрепалась в очертаниях некогда убранного хвостика, выглядела она уморительно.       — все, брейк, брейк! — сквозь скачущие смешки он поднял ее, отрывая ноги от земли; в воздухе белые кроссовки крисси сверкали быстротой движений, словно грозовая молния в майский день.       звонкий смех солнечным светом залил все пространство вокруг них, и все в этот миг было так просто, так по-настоящему.       эдди отражал собственным внутренним свечением личность крисси каннингем в осколках ее разбитых мечтаний и перспектив, собирая из них радость настоящего мгновения.       они — зеркальный шар; и кружили они друг для друга.