Будь аккуратнее с огнём.

Мириады звёзд блуждают по просторам бескрайнего космоса, рождаясь, наблюдая с высока, и жарким пламенем растворяясь в темно-синем, почти-что чёрном ночном небе, представая перед взором как падающая звезда. Луна красиво перекатывается из-за зданий, отражаясь на стекле буквально нескольких не прикрытых ставнями окон, и легкий ветерок уносит за собой всю бытовую жизнь, в новый день, который последует с нежно-розовым рассветом буквально через пару часов. Каштановые волосы убраны в невысокий хвостик, рука уверенно держит сточенный временем карандаш вместе с потёртым красненьким блокнотом, в котором, словно под линеечку, выводятся слова, что позже, возможно, станут близкими тысячам сердец и душ, а может быть, и не увидят они этот свет никогда. Уставшие ладони прикрывают контурное лицо, а тело ощущает легкую сонливость. По непонятной самому причине появляется желание вдохнуть эту ночную свободу, оставив позади все мучающие мысли в этот момент. Ступить на пустующую улицу, сделать шаг, следующий, еще несколько, дойти до Центральной Соборной площади. Петь. До срыва связок, потери пульса и кислорода в легких. Или вовсе, молчать, забыв о существовании речи, наслаждаться уединением и тишиной. Думать обо всём возможном. Буквально пару часов назад двоим было так хорошо вместе, так невесомо. Но абсолютно у каждой медали есть свои сильные и слабые стороны. — Не спится? — вопрос как удар электрошокером: неожиданно и не особо приятно. Тоненький голосок всего лишь появился в дверном проёме кухни из-за легкого шороха бумажных листов или же бессонницы, а его разум успел сделать тройное сальто и приземлиться совсем неудачно. Не спится. Узнать бы, почему. — Как-то не особо хочется, — прячет свои писательские принадлежности подальше с глаз, — А ты почему не спишь? — переводит взгляд на тельце, подрагивающее от знойной ночи. — Я не знаю. — слегка запинается, трёт предплечья, нервничает, — Я хотела поговорить. — О чём? Крайний вечер, насыщенный особыми приключениями, перешедший в соседнюю спальню за стенкой — вполне нетипично. Не так должно быть людям, прошедшим через это. Не должна между ними висеть пропасть из грызущих и наивных представлений. Не должен был испаряться тот азарт, присутствующий в самых маленьких клеточках тел под натиском желания решить все вопросы и дать объяснение всему происходящему. — О тебе, обо мне, и нас. Лёгкое вопросительное «что» вырывается из уст, что горчат, отдаваясь вкусом сигарет вперемешку с недавно выпитым скотчем на своих губах. Они, по правде, уникальны. Слабый отсвет торшера, расположенного в самом углу комнаты, подсвечивал наполовину оголённое тело, что тоже подрагивало от легкого дуновения ветерка сквозь настежь открытые окна. Наспех натянутое чёрное бра сковывало всё переживание своим кружевом, где-то глубоко, примерно под рёбрами, желая избежать реакции на последнее высказанное пухлыми губами предложение. — У меня порой возникало такое желание, но… это было весьма трудно. Мы постоянно бегаем друг от друга, не пересекаемся практически. Я не знаю, что можно с этим делать. — Умно придумано с такси, — улыбаясь, смотрит на него и мысленно благодарит за такую смекалку. — Вот как раз так я и хотел поговорить, и в моей голове это выглядело немного… по-другому… — почесывая затылок, усмехнулся в легком смущении. — Но всё же, мы сейчас сидим, и разговариваем, не так ли? И вовсе неважно, что именно было до этого. Интимность — имеет гораздо больше значений и примеров, чем только может показаться и можно представить. Видеть человека в самые искренние минуты сна, первые минуты пробуждения, и в целом — жизни. Понимать, что человек, будь-то в слезах, самой сильной слабости, и страхе, пришёл именно к вам. Осознавать, что слово «самый близкий» у него ассоциируется с вами, в самую первую очередь. Слышать всевозможные истории, мысли, моменты из жизни, просьбы о помощи или же совете. Для Дамиано и Лилит данное понятие значило что-то необъятное. Имело значение открыть перед друг другом души, оставить все маски в стороне, и на чистую воду, просто по человечески поговорить. Правда, сами того еще не понимали, насколько сильно связываются, всё дольше находясь в паре десятков сантиметров друг от друга, на двух старинных стульчиках. — Дамиано, — впервые обращается к нему по имени, да так, что спирает дыхание, — хоть я и работаю с вами совсем недавно, но я больше чем уверенна: ты не такой, каким кажешься передо мной. Оказавшись сидящей напротив него, абсолютно не стеснялась своего внешнего вида, когда весь мир сузился до размеров этой крохотной кухни. В буквальном смысле. Они нуждаются в этом разговоре, и, одновременно, боятся быть отвергнутыми. — Пойми, Лили… — берет холодные ладошки в свои, — Нужно немного времени. Нам нужно немного времени — разобраться, что происходит. — Я заложница своей же жизни. Если ты о том, что было в баре. — выбираясь из теплых оков, скрепляет пальцы воедино, — Все мы проходим через такой переломный период в жизни, когда хочется наиграться сполна, взять по максимуму. Когда в голове из присутствующего — только ветер, и то, попутный. Я признаю, что я далеко не идеальный человек, и мне стыдно, что всё еще имея за спиной такой… провал, я, вроде как, встала на правильную сторону, но всё равно, хотела уехать с этого ресторана в свою среду… Прости меня, если, конечно, сможешь. — Я тоже не совсем порядочный, если ты могла заметить. Порой кажусь слегка высокомерным и противным, но, в какой-то степени, я тоже заложник. Заложник профессии, моего окружения, которое априори заставляет чувствовать себя в определённом ключе, и образа. Но твоё появление в компании действительно немного ошарашило меня, я не мог реагировать по другому. Прости за все грубые слова, вылетевшие из моего поганого рта совершенно без лишней мысли, я правда идиот. Легкое объятие помогло передать недосказанные фразы, замять легкие обиды, и решить мучающие обоих вопросы. Теплый солнечный свет только вставал из-за горизонта, заливая комнату тепло-оранжевым цветом, а близкие ему по цвету волосы, окончательно распластались по пышной подушке, по тёплому утыкаясь носиком в татуированную ключицу, покоившуюся рядом. Давай всё останется между нами — твердило сознание. Останься рядом — твердило сердце.