***
Сколько раз Робину приходилось работать с мужчинами, с девушками и всеми, с кем только можно. С еще большими ему приходилось драться. Да и он был не против. В напарники вечно попадал кто-то несуразный, разве что отец, да и тот со своими гребанными принципами, по началу которые Демиан конечно же на отрез не принимал. Не убивать, не отрезать и сильно не калечить. Ну, в самом деле! По его мнению, это была игра не на равных, преступники явно действовали по другим правилам. Брюс считал, что делает как лучше, не уподабливаясь тем, кому противостоит, спасая души тех, кто в сути своей не желает спасения, уберегая их от новых жертв. В чем-то, возможно, он был прав и, как добродетель из библии, он был агнцем божьим, что облачался во тьму и вместо сладких речей брал с собой бетабомбы, нарекая себя частью тьмы — человеком летучей мышью. Демиана смешил этот пафос, но что он мог сделать. Лишь язвить. Словом, странности были у всех, даже как казалось у самых хладнокровных и расчётливых. Воплощение их он по-настоящему лицезрел, лишь в тот день, когда Найтвинг привез его в эту несчастную башню, что была у всех на виду. Серьезно?! Огромное здание в виде буквы "Т" было словно бельмом на глазу. Как можно было создать такой огромный штаб защитников справедливости и до сих оставаться живыми?! По его мнению, это было самое пестрое приглашение к столу. Пища для супер злодеев и приспешников зла, что явно желали поквитаться через подростков с теми, кто им профессионально мешал — Лигой Справедливости. Одно время Демиан думал, что он спятил, потому как все, кому бы он не говорил об опасности, исходящей из подобного рода открытости, лишь улыбались и говорили, что, мол, ты привыкнешь. А привыкал он чертовски долго, буквально вздрагивал от каждого шороха и поближе прижимал к себе катану, его неизменную спутницу жизни. И мысленно он очень надеялся, что помимо броского фасада, у этой башни было то, что отпугивало недоброжелателей. Увидев из далека, а позже приехав, эта несуразность впилась в его душе, как яд, что стравливал всю суть. Дальше, как на подбор, собрались чудики этой самой, странной команды. Странности каждого из них стоило описать отдельно. Сперва его больше всего рассмешила Старфаер — девушка, принцесса Тамарана! Что стала главой шайки уродцев, а когда-то была ее частью. Как несуразно она смотрелась рядом с Диком, который был ниже ее на полфута, и что глядел на нее так, будто сейчас выпрыгнет из штанов, дай ему только возможность! Странный парень, что представился Гарфилдом со странной способностью превращаться в любых существ, обитающих на данной планете. Чисто с физической точки зрения это было очень нелепо. Однако тут он удивлялся больше сам себе: как он до сих пор удивлялся чему либо?! Далее шел парень, в спину которого был вживлен инопланетный жук с Марса. Он выглядел спокойным, но Демиан чувствовал — его симбионт представлял угрозу. Хайме постоянно смотрел на него как-то изучающе, толи внутренне ненавидя, толи зрительно угрожая, толи дерзко вызывая, и это очень не нравилось Демиану. Он не знал как реагировать. А после он обратил внимание на... Рейвен. Поначалу он с присущей ему презрительностью вопросил:" а она что, пуляет, режет колит, затанцовывает или душит своей мрачностью?" Однако темная и обволакивающая энергия, что исходила от нее, заставила его мысленно заткнуться, он понял, что с ней не следует шутить. Она источала нечто особенное, что уже при первом пересечении взгляда оставило свой неизгладимый след внутри него. Демиан до сих пор с внутренней истерикой вспоминает эти первые мгновения их знакомства. Оно происходило постепенно и, как ему кажется, идет до сих пор. Робину становится смешно, когда он вспоминает свои логичные попытки изучить шайку уродцев, по принуждению частью которых он стал. Смешно, потому как он мнил, будто у Старфаер и Дика хватило бы мозгов и наглости собрать доскональную информацию о металюдях, с которыми им приходилось жить. Ну конечно, легче поверить им на слово! И возможно в нем говорила его через чур развитая подозрительность, однако, он действительно считал, что имел право знать о них всё. Примеры подобного рода неосведомленности очень хорошо проявились с Террой и с ... Рейчел. Да, он наконец мог признаться себе в том, с какой особенной интонацией внутри провозглашал ее имя. Его симпатия к ней, как он думал, была очевидна, за что искренне себя корил. Потому как не должен столь открыто поддаваться эмоциям и своим чувствам. Демиан и не знает толком, когда все успело перейти в такую тяжелую стадию привязанности, коя была у него, по отношению к дочери Тригона. Но он точно знает, когда начался его особый интерес; с того момента, как она излечила его в первый раз. Демиан почувствовал цепкую и прочную связь, что образовалась меж ними в тот миг — в миг обмена воспоминаниями, миг обмена частичками своей внутренней боли, и бесчисленного количества рубцов их душ. Каждый ее взгляд, каждое движение, направленное в его сторону, черт, да просто когда она была рядом вызывало в нем удушающие чувство радости, так не подходящее ему — суровому и замкнутому. Видя ее, или, находясь рядом, он от чего-то хотел улыбаться. Всегда. Искренне, и так открыто, как не должен улыбаться наследник Рас Аль Гула. Наследник Рас Аль Гула вообще не должен улыбаться. Ни радоваться, ни улыбаться, ни любить. Конечно, поначалу он, ой как не желал принимать факт своей влюбленности. Отвергал, торговался сам с собой, гневался, а потом просто согласился. Прошел все стадии принятия. Не принимал, потому как считал, что попросту не способен любить. Демиан удивлялся и тушевался, потому как это был его первый раз, и от чего-то влюбленное пылкой привязанностью сердце говорило, что последней. Девушка в капюшоне вызывала в нем неописуемые эмоции, и каждая ее боль вызывала лютый огонь ненависти к ее обидчикам. Для нее, он хотел стать защитником, именно для нее, он хотел стать героем и, именно для нее, он хотел стать центром и спутником жизни. Сын Бэтмена уже видел их вдвоем в северном храме, в уединении, где они и их дети познают все тонкости бытия, управляя новой, воссозданной ими," Лигой Убийц". Юный Робин всем сердцем желал этого. И расчетливый ум напрочь перекрывался мягким и податливым, исключительно ей, разумом. О, если б только она знала, насколько сильна даже просто по своей природе, не обладая ни какой магией. Сильна над ним. Он даже не мог представить, чтобы она сделала, узнай об этом. К своему внутреннему стыду, Демиан был слишком не уверен в ее чувствах, чтобы так открыто бежать на рожон. Он так же понимал, что врятли сможет выдержать последующие события его признания, если оно окажется невзаимным. Нет, он естественно бы пережил все это, как и переживал еще более страшные вещи, однако Демиан был уверен — он остался бы холостяком или затворником до конца своих дней, просто потому что не пожелал бы снова ввязываться в это. И травма, оставленная столь глубокими чувствами, не смогла бы зажить. Он вздохнул. Под гнетом воспоминаний и мыслей Морфей все никак не забирал его. Не озвученное слишком давит и голова уже раскалывается, он смотрит в огромное обзорное окно на реку и покидает кровать, одеваясь в свою излюбленную толстовку, понимая что врятли сможет заснуть этой ночью. Комната отдает прохладой, неуютом и одиночеством. Здесь не хватает женской руки. Определенной женской руки. Демиан не хочет признавать, но время, проведенное здесь на этом острове странностей, как он когда-то его окрестил, сделало эту башню и сборище чудиков менее странными, он даже смог привыкнуть и нашел свою красоту в здешних местах. Больше всего ему понравился укромный каменный пляж, что по бокам был закрыт соснами, создавая атмосферу защищенности. Ему нравилась эта уединенность и нравился город, что раскрывался пред ним с этого места. Робин считал этот пляж кусочком спокойствия средь этого материка шума и гама, в котором он, к своему сожалению, находился по доброй воле. От того, как добровольно он не имел возможности уйти от них. Только не один. Демиан не хотел лишаться возможности созерцать Рейвен и общаться. Юный Робин вообще не хотел терять ее. Соответственно, для него важность имело и то, что вид на этот пляж открывался из окна синеглазой девушки. Что конечно стало дополнительным бонусом, так он хоть и отдаленно, но ощущал ее присутствие. Ощущал даже больше, чем когда был через комнату напротив нее. Странно. Но он тоже стал чудиком. Ветер остужает мысли и возможно это весьма неудачный каламбур, однако, и выветривает все, что тревожит его голову. Волны постепенно прижимаются к камням, снова уходя, и, снова возвращаясь, но сегодня они делают это как-то безмятежно, спокойно и так, будто сами не желают покидать его любимый берег. Да, он обмяк и уже поэтично олицетворяет камни. Однако все же одно он не утратил — чуткость. Силуэт подходит медленно, не спеша, но уже на расстоянии шести ярдов он слышит ее. Чувствует эту манящую сине-фиолетовую энергию, обладательницу которой всем сердцем охота открыто любить. Поворачивается, хмурится и снова глядит на волны, пытаясь успокоить подскочившее сердцебиение, а в груди становиться удушающе тепло. — Не спится? — спрашивает спокойно, беззлобно, даже как-то заботливо. Он дергается, не ожидая услышать ее голос так близко. — Нет. — Коротко и четко. Сейчас его сознание слишком воспалено, чтобы вести беседу с ней. Сам он лишь боковым зрением наслаждается ее профилем, проецируя его четкость в своей голове. — Мне тоже. — Вздыхает. И продолжает молчать. Смотрит вдаль, а он поглядывает на нее. Вышла на такой холод в одном кардигане и босиком. Со всей своей неповторимостью, она иногда совершает, по-его мнению, просто идиотские поступки. Закатывает глаза, будто его действия не приносят ему внутреннее удовольствие, снимает свою толстовку и накидывает ее на хрупкие плечи. Рука так и тянется прикоснуться к ней, и, будто случайно, задевает шелковистые волосы. Убирает руки, в душе, на затворках фантомно запоминая их мягкость. — Благодарю. — Она смущенно улыбается и потеплее укутывается в толстовку. Мимолетно, незаметно для него, вдыхая, запах. Его запах. Такой приятный и такой восхитительный. Вдыхает и плотнее кутается, будто желает слиться с толстовкой, что все еще источает желанное тепло. А он позволяет смотреть на нее изучающе, немного насупившись, как смотрит всегда, пытаясь скрыть свой истинный интерес, потому как на Рейвен действительно хочется смотреть. На эти нежные черты лица, прелестные сине-фиолетовые глаза, что слегка искрятся в эту ночь, на неописуемой красоты бледные щеки и на губы. На ее слегка полноватые губы, из уст которых он никогда не услышит глупости. На губы, что он хочет долго и беспощадно целовать. Они будут томно двигаться в такт буквам его имени и ее стонам... Ах, Демиан резко отворачивается и потупляет взгляд. Его мысли явно уплывают не в те воды. А если призадуматься, сейчас они одни и не единой души вокруг, все титаны, кроме них ловят десятый сон. И они, лишь они. Вдвоем. Ничто и никто не мешает ему взять ее, если уж на то пойдет, хотя бы связать и похитить, а уже после... Он бы рад вновь оправдать свои мысли, затуманивающей разум, любовью, однако маньячные наклонности присутствовали в нем всегда. На губах появляется ухмылка. Ладно. Он не в серьез. Демиан никогда не сделает с ней ничего против ее воли. Сделает лишь только тогда, когда будет уверен, что так — лучше. Но к ее счастью (или несчастью?!) Демиан понимает, что насильное соитие с ним не принесет ей пользы. — Что смешного? — смотрит на него непонимающе. Рейвен нечасто доводилось видеть его такого задумчивого и одновременно с этим радостного. Слишком уж сексуальна эта дерзкая ухмылка на его лице. Ее охота стереть, потому что ей нужно держать себя в руках. Пока что. А он, от ее ласкающего слух, голоса снова дергается. Смотрит, и пытается придумать отмазку, но на ум не приходит ничего оригинальней кроме "ничего". Отворачивается, а Рейвен закусывает нижнюю губы, теребит, чтоб успокоить улей, бушующих в голове, мыслей. Она же не просто так пришла к нему. Она решилась. Наконец решилась. Робин же чувствует, что его птицу что-то гложет из внутри. И ему становиться чертовски интересно, иногда он желает забраться в ее черепушку, чтобы наконец понять, о чем она все время так сосредоточенно думает. Демиан позволяет себе надеяться, что не о парне. Только не о сопернике. Потому как тому несдобровать, он перейдет через принципы отца, вложенные в него, и разорвет глотку утырку, что посмел появиться в ее чудной голове. Ее ум, вот прежде всего, то, что восхищает его. Да и она вся. Просто неописуема. От того он точно уверен, что предполагаемый соперник будет силен и мудр. Ее хороший вкус попросту не позволяет ей выбрать иного. И, о боги, если б он только знал насколько оказывается прав. — Рассказывай. Рейвен переводит свой туманный взор на него. Внутренне сотрясаясь о того, что он возможно догадался сам. И буквально поймал с поличным. — Я вижу, что тебя что-то тревожит. Вздыхает. Переводит долгий задумчивый взгляд на огни города, пытаясь избежать его проницательного. — Ты знаешь, я не люблю ходить вокруг да около. — Еще один вздох — Но это чертовски сложно объяснить. Хмуриться, уже начиная беспокоиться, как бы она всерьез не рассказала про вымышленного соперника, что постепенно образовывался в его сознании в ненавистный силуэт. — Объясни >просто</b. — требовательно призывает он, уже готовый сорваться на поиски этого мудака, чье имя она назовет. — <b>Просто? — она скидывает его толстовку и развязывает пояс своего кардигана, сбрасывая его с себя, оставаясь полностью обнаженной пред ним. — Пожалуйста, возьми меня.***
Нежная бархатная кожа, что при игре лунного света делается еще привлекательнее. Взгляд исподлобья, затуманенный желанием. И нижняя губа, что соблазнительно закусана, в то время как ее обладательница исступленно смотрит на него. Ее невинное тело прекрасно. Нежный контур груди с ореолами навостренных сосков, по которым дико хочется провести языком. Он боится смотреть ниже. Хотя демон внутри нашёптывает ему узреть всю красоту будущей матери его детей. Однако он вовремя спохватывается, Демиан хочет здоровых детей, главно чтобы она не простудилась. Молниеносно подходит к ней и замечает, как она прикрывает глаза. Снова ухмыляется, про себя приговаривая: "скоро, скоро." Поднимает несчастный кардиган и страдальную толстовку, что чуть не унесли волны и накидывает ей на плечи, закутывая ее красоту потеплее и отходит на два шага. А вдруг кто увидит! Она не должна так безрассудно оголяться пред ним. Пред ним должна только не в таком открытом месте. Теперь только он может наслаждаться ее многоликой красотой. А Рейвен смотрит явно пораженная, и не знающая что делать, пораженная и чертовски смущенная. Сердце больно бьется о ребра, в ожидании его дальнейших действий. Однако тот молчит. Она со злостью вновь скидывает кардиган. На что сын Бэтмена стонет: каких огромных усилий стоит ему его хладнокровие перед нею голой. Вновь подходит к ней и стягивает футболку, в которой все это время стоял. Натягивает на ее безупречное, фигуристое тело, точно зная, что она не успеет ее стянуть. Подхватывает на руки и бредет с приятным, на удивление, почти неощутимым грузом в башню. Первый их раз должен состояться в постели в его постели, в их! постели. А не на холодном каменном пляже. Идет вперед целеустремленно, невзирая не на какие преграды, стараясь не концентрировать свое внимание на правой руке, что в месте контакта с ее обнаженной промежностью стала немного влажной. Демиан уже готов рычать. С присущей ему ловкостью открывает дверь и входит в свою комнату. А Рейвен внутренне стонет от него такого брутального и одновременно с этим такого заботливого. Только захлопнув за ними дверь, он подходит к кровати и кладет ее на постель. Рейвен в нетерпении наблюдает за ним, полностью доверившись ему. Робин стягивает свои штаны и нависает над ней. — Хорошо. — Наклонившись совсем близко, опаляя огнем ее ухо и переходит на шею, с восхищением притрагиваясь к бархату кожи, а Ворон выдыхает и цепляется за его сильные надежные плечи. Вновь выдох и — эта особенная точка — полустон. Сердце бьется как сумасшедшее, а в принципе оно такое и есть; принадлежит сумасшедшей и полностью повернутой на нем. На Демиане Уэйне. Мысленно чертыхнувшись от этого сладостного звука и найдя ее губы, застывает всего в пяти миллиметрах, она сама тянется к нему и впивается неумело, но так уверено, будто это единственное, что нужно ей. То, что станет ее слабостью и силой. Его губы. Поцелуй получается невероятно пылким и пока Демиан отходит Рейвен берет инициативу в свои руки: присасываясь к персиковой коже, переходит на щеку, краешек губ; руки обхватывают затылок и тянут его на себя. Однако Демиан тут же перехватывает цепкие руки; целует каждый пальчик и разнимает в стороны. С туманной полу-улыбкой на устах говоря: — Только брать буду я. А у нее из груди вырывается смешок, она улыбается, оценивая его саркастичный юмор, так близкий ей по духу. — Только не останавливайся. — Шепчет в его губы не в силах отвести взгляд от них. Расслабляется, теперь полностью отдаваясь под его контроль. Футболка летит в сторону, как и выдержка Робина. Сосок тут же оказывается во рту и дорожка поцелуев опускается все ниже, доходя до чувствительной точки. Хотя Рейвен уже не уверена: она вся, будто одна пульсирующая, чувствительная точка, растекающаяся лужицей от жарких поцелуев внука Рас Аль Гула. И, о боги, он доходит да ее клитора, лижет, посасывает, в ее глазах взрываются фейерверки и она видит летающую вазу сбоку от него. Пугается, потому как всплеск ее эмоций пробуждает магию. Но Демиан, будто не заметив, целует внутреннюю зону бедра, так нежно, что у нее перехватывает дыхание и ваза, как и все другие атрибуты интерьера летят вниз. Юный Робин вздрагивает и оглядывается, ненавистная ваза, подаренная когда-то Альфредом, наконец-то канула в лету. Видит хаос воцарившийся в его комнате и лишь хмыкает. В такие важные минуты не стоит отвлекаться на это. Он потом все уберет. Приподнимается и вновь оказывается сверху, над ней, беря ее лицо в ладони, понимая источник хаоса. — Абстрагируйся от внешнего мира. Мы вдвоем, только вдвоем. И ничего вокруг. — Снова целует, а она повинуется и прикрывает глаза. И его полуприказ действительно работает. Ощущения обостряются, пока шея вновь оказывается в его власти, он вводит палец в нее, сначала один, а затем второй, растягивая ее влагалище. Рейвен дергается и выгибается спиной к его груди. Она чувствует острую потребность в нем. Она хочет почувствовать его в себе. Слиться воедино, и руки сами находят его боксеры, Рейчел тянет их вниз, оголяя пылающую плоть. И мысленно чертыхается от того, насколько он огромен по сравнению с ее ладонью. Медленно проводит по нему и сжимает. Демиан щикает, молча смотря на нее и ожидая согласия, она понимает, кивает и вновь закусывает губу, ожидая его дальнейших действий. Демиан тянется к комоду. Презервативы. Она неловко жмется к нему, мысленно интересуясь откуда у него они. Неужто у него уже есть кто-то. У сдержанного и сурового Демиана. А он прочитав ее переменившуюся энергию, надевает резинку и говорит: — На случай, если бы я все же взял тебя силой. А она тушуется, представляя это в своей голове и краснеет пуще прежнего. А Демиан про себя благодарит непутевого отца, что так великодушно намекнул ему, о неготовности стать дедом. Она вновь ложится и Демиан нависает над ней, понимая: вот кульминационный момент их соития. Целует в губы и в момент поцелуя входит, Рейвен дергается. Демиан в ней. Магия забирает боль и, ожидая ее повторного кивка на согласие и получив его, Юный Робин начинает двигаться. Ощущения взрывают голову. Это очень приятно. Приятно от того, что они с друг другом. Ворон обхватывает его спину. Оказываясь в опасной близости к его уху, и стонет приглушенно, сдерживая себя. А он желает, чтобы она кричала во весь голос, произнося и проклиная его имя. Его и ни чье больше. Однако они не одни, и он не может так подставить их. Снова целует губы, щеки, шею, все сильнее набирая обороты. Она чувствует: они близки к финалу. Перед глазами кружат звезды и приятная усталость тянет ее тело. Робин кончает с ней вместе, вскрикивая от того, как она сжалась. Сжала его. Голова идет кругом и он откидывается в сторону, обнимая свою женщину. — Ты же понимаешь, что не отвертишься от меня. Верно? — Она вновь смеется и смотрит в его глаза улыбаясь. — Не отверчусь. Да. Чувство гордости и радости бушуют в нем. Хочется кричать во все услышание о том, как же он, черт возьми, счастлив! В обнимку они засыпают в его, в их постели. И Рейвен впервые становится так тепло.