В примечании есть озвучка фанфика, если кому интересно послушать.
Танджиро Комадо — парень двадцати лет, живёт в многоэтажке на девятом этаже в однокомнатной квартире, счастливый обладатель двух пушистых чудовищ и Мудзана Кибуцуджи, который с недавнего времени не просто давний друг, но и его парень. Парень, который заладился забираться к нему в дом по пожарной лестнице на девятый этаж из-за несошедшихся мнений с вахтёршей. Между прочим, милейшая старушка божий одуванчик, и как этот индивидуум умудрился с ней не поладить и — как подозревает Комадо — ещё и нахамить, парень не знал. Что, вообще, Танджиро мог сказать о Мудзане в целом и частности? Ну, во-первых, очень и очень экзотичная личность, а во-вторых, он уже устал ругаться на него за столь экстремальные подъёмы в его дом. Тебе люди даже лифт создали — пользуйся не хочу, а он каждый раз продолжает испытывать свою удачу на прочность. Один раз уже не повезло — в Кибуцуджи врезалась ворона на уровне между третьим и четвертым этажами и тот ласточкой полетел вниз, приземлившись на только посаженные цветы. Слава богу, обошлось, и он отделался несильным ушибом и перепуганными жильцами. Поправочка, разозленными такой халатностью к своей безопасности и порчей только посаженных астр жильцами. Но что бы не случалось, Мудзан продолжал так делать. Комадо даже задумывался отпилить лестницу на уровне второго этажа, чтобы Кибуцуджи, наконец, начал пользоваться лифтом в доме, но потом вспоминал, что сие действие бесполезно. Тогда его парень полезет по голой стене, как чёртов человек-паук. «Эх», — Танджиро тяжело вздыхает и наклоняется, чтобы погладить пушистую моську белой котейки, которая тёрлась о его ноги, — «слабоумие и отвага…» Это просто не лечится. Сколько Комадо не просил и не говорил, что это опасно, и рано или поздно, но Мудзану не повезёт, тот продолжал так делать. Хобби у него, что ли, такое, испытывать его нервы и свою удачу на прочность? С окна раздался стук и в ту же секунду за стеклом появилась до жути довольная морда Кибуцуджи, растянувшего губы в приветливой улыбке и махающего одной рукой — другой он, очевидно, держался за хлипкую пожарную лестницу. Вот ещё одна причина, почему Танджиро не нравились такие проникновения в его обитель. Лестница. Лестница, которая держалась на божьем слове и мате и была готова в любую минуту сломаться под немалым весом. Но которая одновременно поражала его, каждый раз выдерживая лазанья Мудзана туда-сюда. На первой космической подбежав к окну и дёрнув за ручку, открывая, Комада почувствовал, как в лицо хлынул поток нежного летнего ветерка, взлохмачевая волосы. Интересно, зимой в лютый минус он также продолжит взбираться по лестнице? — Приветик! — запрыгнув на подоконник, Мудзан сразу же вытянул руки, сгребая его в объятья. Чувствительный нос учуял привычный запах вишни и Комада почти расслабился и поплыл, но… — Я только помыл полы. Посмеешь встать, не сняв ботинки, я тебе ноги заверну и сам знаешь куда запихаю. Понял? — промычал Танджиро куда-то в район груди возлюбленного и для большей внятности легонько пихнул Кибуцуджи кулаком под ребра. Услышав сдавленное мычание, означающее «да», он с хитрой улыбкой вывернулся из объятий и улизнул на кухню, где уже кипел сегодняшний ужин. С комнаты послышались приглушённые ругательства и кряхтение, — кого-то окружили и взяли в плен две пушистые морды — а потом шлёпанье босых ног по полу до прихожей, где Мудзан, очевидно, скинул кроссовки. Шорох в коридоре продолжился и начал приближаться, пока за талию Танджиро не ухватили чужие холодные руки, пробираясь под футболку. Комадо зашипел, напоминая недовольного кота, которого без разрешения взяли на руки и стали тискать, умиляясь его пушистости. Холодно между прочим! И у него целых два кота — белый и черный — почему Мудзан их с такой же прыткостью не тискает? Неизвестно по какому принципу и закону природы, но Кибуцуджи в любое время года был ходячей ледяной глыбой, и это он сейчас не про достаточно мерзопакостный характер. Температура тела Мудзана действительно была чуть ниже, чем у нормального человека — за что Танджиро в шутку называл того кровососом подвида вампирикус. К Кибуцуджи вполне комфортно было прижаться во время неимоверной жары, несмотря на все причитания оного, и расслабиться, но когда это происходило так, как сейчас, внезапно, то вызывало стадо мурашек и лёгкие дёргания. В такие моменты Танджиро напоминал недовольного домашней жизнью кота, хмурился и бурчал себе под нос, в какое чудовище он умудрился влюбиться. — Но ведь влюбился же, — неизменно возражал Мудзан, и обязательно тырил что-то съедобное с кухни, и ретировал из-под горячей руки в соседнюю комнату, чтобы не получить ложкой по лбу. Заслуженно, между прочим. Танджиро громко возмущался ему в след, но каждый раз только закатывал глаза, спрашивая, за что ему в жизни такое чудо досталось, и что же такого неимоверно плохого он мог совершить в прошлой жизни, раз это чудо произошло от слова чудовище. И ведь ничего же не совершал. Во всех своих жизнях был примерным, порядочным гражданином общества. Ну, может если только иногда демонов убивал. Комадо закрывает глаза, вспоминая. А ведь сошлись они далеко не сразу. Далеко. Даже не со второй, и не с третьей, и не с десятой жизни. Твою ж… сколько им вообще? Перерождение вообще штука интересная и не всегда понятная. Иногда он даже встречал тех, кто помнил свои прошлые жизни, так же как и он. Например, Кёджиро Ренгоку. В седьмой, кажется, жизни, Танджиро настолько рад был его встретить, что от переполняющих чувств разрыдался, стоило им только увидиться на людной улице. Или Томиока-сан, которому тоже посчастливилось вспомнить прошлое. В тот раз ученики Урокодаки проговорили всю ночь, выпили и, к своему стыду, подебоширили в баре, разбив парочку стаканов и утаранив с собой кальян. Кто бы подумал, что пьяный, счастливый Томиока-сан может быть таким. Воспоминание нагоняло ужасный стыд, но грело душу уверенностью, что в нынешних перерождениях у близких всё замечательно. Как ни странно, но именно они с Кибуцуджи Мудзаном каждое перерождение вспоминали. И встречались. Постоянно, из жизни в жизнь их пути как-то но пересекались, иногда прямо, иногда косвенно. Они грызлись как кошка с собакой, дрались, — к счастью Танджиро и недовольству Кибуцуджи, Мудзан рождался человеком — избивая друг дружке лица. В какой момент все резко переменилось и сказать-то трудно. Сейчас Мудзан стал уже неотъемлемой частью. Без его ежедневных карабканий по пожарной лестнице, жужжания над ухом и холодных, но сильно обнимающих рук, жизнь будет уже не та. Точнее, она будет казаться неполной, в ней постоянно будет чего-то — кого-то — не хватать. Как они пришли к таким взаимоотношениям не понимал никто из них двоих. Но, судя по бурчанию Мудзана, завалившегося на диван в соседней комнате и щёлкающего каналы по телеку, обоих всё более чем устраивало. Под ногами раздался громкий протяжный мявк и в штанину вцепились две пары когтистых кошачьих лапок.***
Зайдя на кухню Кибуцуджи Мудзан увидел одну из самых умилительных картин в своей жизни: Танджиро, сидя на полу, возил привязанным к обычной палке бантиком, играясь с котейками. Пока его не увидели, Мудзан по тихому достал телефон и сделал пару снимков на память. И если также тихо признаться, то подобных фоток у него уже накопилось достаточно (он забил практически всю память телефона). — Можно сегодня у тебя переночевать? — Только если завтра утром ты, как адекватный человек, спустишься со мной на первый этаж на лифте, а не как вор-рецидивист полезешь по лестнице. — Так и быть, уговорил. И ведь оба знают, что нифига подобного и что Мудзан, не изменяя своей привычке, проснётся раньше на полчаса и снова полезет через окно. Кибуцуджи однозначно не исправим.